Лотта Ленья. В окружении гениев

— Это не страшно. Иногда я думаю, что и я с мужчинами ничего не могу делать, разве что забавляться их титулами и деньгами.
Губы Тилли в форме сердечка сложились для поцелуя. Лотта весело ей подмигнула. Она поняла приглашение, но не хотела окончательно его принимать. Очевидно, во время их словесной пикировки за ними наблюдал Джеймс. С этого момента он был одержим идеей поставить на сцене балет с пением, в котором две женщины играют близнецов.
— Во многих вещах ты — отражение мой жены. Вы могли бы быть двумя сторонами одной медали. В сущности, одна является зеркальным отображением другой, — заключил он. Так и родилась идея соединить обеих на сцене.
Если бы только Курт был готов написать музыку, то неопределенная идея могла бы превратиться в многообещающую возможность.
Когда Лотта наконец добирается до кафе, нельзя сказать, что ее страстно ждут. Курт, как обычно, погружен в свои записи. Он сидит перед зеркальной стеной, так что Лотта видит, как подходит к мужу, теперь уже бывшему. Она не может увидеть своего лица, закрытого плотным слоем букв, которые сообщают, что сегодня подается тушеный кролик с горчицей. Лотта громко отодвигает стул и кашляет.
Курт наконец поднимает глаза. Напряженная концентрация в его взгляде смягчается теплой улыбкой. Он встает, чтобы ее поприветствовать, и Лотта несколько раз прикасается губами к его щекам.
— Раз мы не в Париже, поцелую тебя четыре раза. — В столице больше двух считается невежливым, но в провинции — то есть везде, кроме Парижа, — люди щедрее.
Смеясь, Курт устраивается на своей скамье, обитой красным бархатом, а Лотта занимает место напротив, на жестком плетеном кресле.
Несколько раз она смотрит в зеркало, которое располагается за ним. Не из тщеславия. Наоборот, она чувствует непривычное стеснение, глядя на себя во время разговора или еды. Но тем не менее она не может противостоять рефлексу смотреть на свое собственное отражение, где бы оно ни появилось. При этом наблюдение пробуждает постоянное желание поправлять себя. Она видит, как ее движения становятся более манерными, и слышит, что ее слова звучат более отчетливо из-за уверенных движений губ.
Так ли меня воспринимают? Бледность лица она объясняет тусклым светом в этом месте.
— Ты мне скажешь, почему мы здесь?
Она кажется непринужденной, хотя знает, что он собирается сказать. Джеймс обожает музыку Курта, но работать он хотел с Лоттой. Она просила его предложить Курту сотрудничество и не упоминать, что уже договорился с ней, чтобы у самого Курта возникла идея ее позвать. Она ни на секунду не сомневалась, что так он и поступит. Но дать ему возможность почувствовать, что именно он владеет ситуацией, — это от нее, раскаявшейся, подарок за все, что он для нее сделал.
— Я получил заманчивое предложение от Эдварда Джеймса. В пьесе две главные женские роли. Одну берет его жена, а другую — я подумал о тебе.
Лотта смеется.
— О, это так мило с твоей стороны. О чем эта пьеса?
Какое облегчение. Конечно, Джеймс бы отказался, если бы Курт решил пригласить кого-то другого. Хорошо, что Эрика не умеет петь. Если послушать Брави, в вопросах чувств она, кажется, впереди Лотты, но музыку Курта исполнять не может.
— Знаешь, что кровать Джеймса по форме похожа на гроб и напоминает походную кровать Наполеона? — говорит Лотта после того, как Курт окончил экскурс в новое произведение.
Брови Курта взлетают наверх.
Лотта, ухмыляясь, качает головой.
— Курт! О чем ты подумал? Но не Эдвард же. Это Тилли мне рассказала. Но не уверена, что и она хоть раз была в этой постели.
Он пожимает плечами.
— В моем положении об этом уже не надо заботиться. С ума сойти — в таком юном возрасте иметь столько денег.
Ей почти больно, что его уже, кажется, не волнует мысль, что она может спать с Джеймсом.
Лотта потягивает из бокала пастис, который ей только что принес официант.
— Нет причин беспокоиться. Он очень хорошо умеет их тратить.
— За что нам следует его от всего сердца поблагодарить. — Курт подмигивает. Лотта ударяет кулаком по столу.
 
— Именно. — Они смотрят друг на друга и смеются.
— Не человек, а геморрой какой-то! — восклицает Лотта. — Учился в Итоне и Оксфорде, а для чего? В Англии, наверное, так принято. Бездарная трата времени — он не в состоянии отправить даже простого сообщения.
— Что ты имеешь в виду? — Курт озадаченно смотрит на нее.
— Разве ты не знаешь эту историю? После окончания учебы его распределили в посольство Великобритании в Риме. Но они его очень быстро отправили в отпуск на неопределенный срок, потому что он неправильно посылал шифрованные сообщения — с ужасными последствиями.
Курт смеется.
— Бедный парень. Нам нельзя с ним так подло поступать. Если у кого-то есть все возможности и перед ним открыты все двери, то люди с него столько и требуют. В его положении трудно, наверное, не соответствовать ожиданиям.
Лотта кивает, хоть и не очень уверенно.
— Ну да. Остается вопрос — кто напишет либретто?
Курт ставит свой изящный указательный палец на горку сахара, которая образовалась от удара Лотты по столу, и начинает задумчиво рисовать спираль.
— А это и вправду может стать проблемой. Я надеялся на Кокто. «Человеческий голос» меня совершенно потряс.
Пьесу, о которой он говорит, Лотта не видела, но знает, что в ней главная героиня звонит своему возлюбленному, который на следующий день собирается жениться на другой. Отвергнутая пытается в отчаянии вернуть его. Напрасно. В конце концов, похоже, она хочет покончить с собой.
Курт смотрит на нее, и в его взгляде появляется что-то, что она не может истолковать. Сначала ей кажется, что это тоска, и думает, что он, упоминая именно это произведение, хочет что-то сказать. Но потом ухмыляется, и это убеждает ее, что он просто пошутил. Она решает не обращать внимания.
— А мне очень понравилась «Кровь поэта». Все было нереально и одновременно правдиво.
— Меня не удивляет, что тебе понравился этот фильм, — отвечает Курт. — Он такой странный, своеобразный. Стихотворение в картинах, красивый и ужасный одновременно. Мне это кого-то напоминает.
— Ну-ну, все тот же остряк.
Лотта хлопает его по плечу. Когда ее рука скользит вниз к его руке, это происходит как-то случайно. Но она не отнимает ладонь даже тогда, когда понимает неуместность прикосновения. Несколько мгновений они сидят и смотрят на руки. Потом Курт убирает свою.
— Проблема только в том, что Эдвард хочет сыграть премьеру в июне, а у Кокто нет времени написать либретто.
Очевидно, Курт знает больше, чем она.
— Так быстро? Мне это напоминает «Трехгрошовую оперу».
— Да, и у меня появилась такая мысль.
— Ты же не о Брехте сейчас? Я думала, вы расстались навсегда. Разве он не изменил тебе с Хансом Эйслером? — Она прикусила губу. Зачем ей было говорить об измене с риском нарваться на минное поле?
Курт пожимает плечами.
— Никто другой мне не приходит в голову, учитывая такую спешку. С ним я все-таки знаю, на что иду и что в конце концов у нас будет хороший результат. И он оправдает ожидания Джеймса. Да сейчас и ему хотелось бы здесь закрепиться.
Лотта кивает.
— А почему бы и нет, Курт, дорогой? Когда-то мы ведь прекрасно провели время вместе. Тогда Кас может взять на себя оформление сцены. Честно сказать, я немного скучаю по нему. Какие между вами сейчас отношения?
— Это нельзя назвать близкой дружбой, на которую я надеялся.
Неудивительно, ведь ты спишь с его женой. Лотта проглатывает свой ответ. На такую ложку дегтя она не имеет права.
Лотта смеется.
— Он уже повесил на свой автомобиль флажок национал-социалистов? С него станется. Но я все равно его люблю.
Курт вздыхает.
— Я тоже. Конечно, спрошу его. Что до другого, то так просто не разберешься. Думаю, он приспосабливается к ситуации. Он никогда не был убежденным марксистом и точно не станет отъявленным нацистом.