Большая медленная река (СИ)

 Глава 2. Дюймовочка 
— Надо же, сам проснулся! Рефлексы у тебя правильные, морские — подняли якорь, значит, утро. Ну, как утро… Да, темно. Не спалось мне, решил пораньше с якоря сняться, чтобы лысая сталкерша проснулась — а нас и след простыл. А то как бы опять не ломанулась вдогонку. Там и так смотреть не на что, кожа, кости да жилы, а так бегать — совсем себя угробит. Пусть лучше идёт своей дорогой, а мы поплывём своей. Чего зеваешь? Умойся, вон, из ведра. Давай-давай, приучайся к чистоте. Теперь воду экономить не надо. И зубы почисти — я затрофеил щётки и пасту. Щётку выбери, какая по цвету глянется, я возьму вторую. И не халтурь, потому как стоматолога теперь не сыскать.
— Вот, на человека стал похож. На дикого, первобытного, отродясь не стриженного, но человека. Иди плиту растапливай, кипяти воду в чайнике. Что смотришь? Сам, сам. Я тебе показывал. Сначала мелкие щепочки, потом покрупнее, а потом и самые крупные. Спички в шкафчике рядом. Они, конечно, детям не игрушка, но ты ж серьёзным делом занят, завтраком. Нет, я за штурвалом. Днём дам порулить, обещаю, но сейчас только светает, я лучше сам.
— Что ты мне показываешь? Какую выбрать? Ну-ка… Со вкусом пинирии и со вкусом кувана. Даже и не знаю… Дай сюда обе. Вот, убираю за спину… В какой руке? Значит, пинирия. Куваном пообедаем. Только смотри, не сунь в одну кастрюлю две разные! Нам и одного вкуса за глаза хватит…
— Уже готово? Вот молодец! Совершенно самостоятельно приготовил завтрак на весь экипаж. Отличная пинирия, на настоящую еду похожа. На картошку с патокой. Дрянное жорево нищих фермеров, но такое, и правда, едят кое-где. За это достижение тебе, пацан, присваивается первое корабельное звание — кок минус первого разряда. Чтобы подняться до нулевого, сделай чайку. А вот когда научишься жарить рыбу, станешь первого. Последний разряд седьмой, но ты даже не мечтай, я и сам максимум четвёртого. Другими делами по жизни был занят, до высокой кухни не дорос. Какими? Ну, в основном, бизнесом. Тут купил, там продал, но чаще всё же посреднические услуги. Свести тех, кто продаёт, с теми, кто покупает, и поиметь на этом свой небольшой гешефт. Как тогда, в Африке. Ах, да, я ж тебе не дорассказал, чем дело кончилось. А вышло так. Когда я уже примеривался гордо и не прощаясь свалить в туман… У нас это называется «уйти по-английски», потому что напакостить и свалить, оставив других разгребать последствия, — самый англичанский метод. Так вот, я совсем чуть-чуть, но опоздал — в лагерь-деревню, где обреталась банда «наших», торжественно, на белых, красивых, очевидно, угнанных у миссии ООН джипах, заехали гости. Я тогда в Африке ещё не обтёрся и одних черножопых от других отличал плохо, но тут разница была очевидна — никто из них не носил кость в носу, не раскрашивал морду извёсткой и не рассекал одетым только в набедренную повязку и автомат. Ребятки были в американском камуфле и с эм-шестнадцать, которые в тех краях — предмет престижного потребления, потому что их нельзя годами не чистить, как «калаш». А главный их был вообще загляденье — костюм, трость, шляпа, тёмные очки… Чистый «Барон Суббота» — я потом тебе расскажу, кто это, ладно? Но я его с тех пор только так про себя и называл.
И вот этот костюмированный негр вальяжно так вытряхивается из белого «лендровера» и встаёт памятником своему портному, а мой толстый «нигга-босс» бежит к нему трусцой и кланяется, как будто собирается целовать лаковые штиблеты. Но всё же не целует, видать, пузо помешало. Не слышал, о чём они говорили, но «нигга-босс», кланяясь, немедля послал двух своих чернозадых абреков точнёхонько ко мне хижину. Оказывается, «Барон Суббота» прибыл сюда именно по мою белую душу. Объяснять мне никто ничего не стал, ткнули стволом под ребра и запихнули в джип. Там так принято — зачем слова, если можно просто врезать? На тех, кто и так в твоей власти, зачем слова тратить? А я был в их власти хотя бы потому, что у них были автоматы, а у меня нет. В той части Африки, если у тебя автомата нет, то ты вообще никто. Автомат — это такой как бы минимальный уровень, от которого идёт отсчёт человеческого достоинства. Как у нас штаны. В Африке можно легко обходиться без штанов, но не без автомата, такая вот региональная специфика. Везли меня долго, но привезли в рай. Ну, во всяком случае мне так показалось после хижин из бамбука с мебелью из патронных ящиков. Белая вилла в колониальном стиле… Что это такое? Ну, вот, примерно вот так, погляди. Я за пять лет много всего успел зарисовать по памяти. Кто эта дивная женщина? Это, пацан, Мануэла. Латино-негритянская мулатка. Межрасовые связи нет-нет, да и порождают вот такие бриллианты чистой красоты. Я иногда думаю, что в нашем мире много рас появилось именно для того, чтобы однажды он оказался населён миллиардами прекрасных метисов. Но мы, разумеется, вместо того, чтобы во благе перетрахаться, устроили взаимную резню. «Мэйк лав, нот вар» — это не про людей. Но я отвлёкся — вилла, значит. На берегу моря. И ослепительная мулатка распахивает передо мной дверь, приглашая внутрь.
 
А я в шортах, берцах, тельнике и бейсболке с пионерской звёздочкой, загорелый и плохо помытый. Примерно, как ты сейчас. Где ты успел уже изгваздаться? Ладно, не суть, сам таким был в твоём возрасте. «Ничего себе, — говорю я «Барону Субботе», — неплохой у вас домик». А он ржёт: «Это не у меня. Это у тебя. Если договоримся». Сумел, в общем, заинтриговать с порога. Оказалось, на мою развесистую клюкву с «рюски мафия мэн Иван Гоголефф» купились только американцы. «Барон Суббота» над этим любительским спектаклем тихо посмеялся, но взял на заметку, что американцы покупаются. «Как ты меня раскусил?» — спросил я его чуть позже. «Патрис Лумумба, товарисч! — ответил он на языке моих родных осин. — Наш советский лумумбарий! Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Калашников!» Бангани Сибусисо Дламини (для своих просто Банга), прозванный мной «Бароном Субботой», семь лет учился на моей родине, где при помощи водки в совершенстве постиг тамошний нецензурный дзен и стал куда более русским, чем многие мои соотечественники. Мой блеф он выкупил на раз, но сдавать, разумеется, не стал. Не потому, что внезапно проснулась ностальгия по холодной северной стране и студенческой молодости, а потому что увидел окно возможностей. Бангани тоже занимался оружейной торговлей, но его уровень был не «три ящика отмытых в керосине ржавых калашей», а партия зенитных ракет «Стингер», десяток БМП «Брэдли» и эшелон старых, но вполне актуальных для Африки танков Т-55. И это просто на пробу, посмотреть, как я справлюсь. Будучи цивилизованным — то есть попробовавшим водки и пельменей — африканцем, Банга страдал от расизма и политики апартеида даже сильнее своих голозадых земляков. Потому что костюм, очки и штиблеты не делали его белым, а значит, договороспособным. «Сделка на сотни тысяч долларов? — Легко! С африканцем? — Да вы издеваетесь!» «Барону Субботе» тоже нужна была «белая жопа», и моя его в этом качестве вполне устраивала. Я был для него просто подарком Всемогущего Бонди — это у них бог такой. Почему? Потому что русский — это раз. Русских Банга считал наивными, но честными, и не то чтобы сильно ошибался — если с теми же англичанами сравнивать. Кроме того, здесь все знали про его учёбу в России, потому связи с русскими никого не удивят. Нищий — это два. Я находился на дне финансовой задницы, и те жалкие пара тысяч баксов, которые прилипли к моим рукам после сделки в пользу толстого «нигга-босса», ничего не меняли. Нищие не капризны, это важно. Ничей — это три. У меня на тот момент не было связей, знакомств, друзей, и я не представлял ничьих интересов. За меня некому было заступиться, и я был полностью в его власти. Отчаянный авантюрист с фантазией — это четыре. Банга сам был таков и ценил это в людях. Он увидел мой блеф на грани фола и решил, что это именно то, что ему нужно. Так я снова стал Иван Гоголефф, «рюсски оружейный барон». Почтенный, хотя и несколько криминальный деятель серого сектора международного рынка оружия, который решил покинуть свою холодную и переживающую не лучшие времена родину ради белой виллы на берегу тёплого моря, однако отнюдь не утратил с ней деловых связей. «Барон Суббота» снабдил меня шикарным белым костюмом, дорогими часами и золотыми перстнями, а также «продал» мне виллу, потому что владение недвижимостью придавало оседлый статус. Недвижимостью — и Мануэлой, которую я всем представлял своей женой, вызывая судороги мужской зависти в контрагентах. Представлял как жену — и жил как с женой. Мануэла — какая-то дальняя родственница Банги, типа двоюродной племянницы. Сирота, красавица, бездна изящества – и почти слабоумная при том. Да ещё и говорила только по-испански, на языке, которого там почти никто не знал, да и я с пятого на десятое, на уровне «объясниться на пальцах в портовом баре Маракайбо». Callate, idiota! Декоративно-прикладное на кровать существо, бессмысленное, как комнатное растение… Что ты меня дёргаешь? Бинокль? Зачем мне бинокль? Куда смотреть? Да вы издеваетесь!