Чернильно-Черное Сердце (ЛП)

— Я всегда считал, что он немного придурковат.
Себ усмехнулся. Уолли сверился со своим телефоном и сказал:
— Да, мне тоже пора. Передай привет Мариам, Нильс. Скажи ей, что я хотя бы ничего не поджигал.
Казалось, Нильс понял, о чём речь, он улыбнулся и пожал руку Уолли.
— Себ, ты возвращаешься в метро?
— Нет, я тоже возьму такси.
— Хорошо тогда, увидимся.
Уолли быстрым шагом направился к станции метро. Барклай позволил ему уйти из виду, прежде чем протянуть руку Страйку, который пожал ее.
— Приятно познакомиться, — тихо сказал Барклай. — Но ты совсем не похож на свою фотографию.
— Справедливости ради, это была моя задница, — сказал Страйк, и ухмыляющийся шотландец удалился, оставив Страйка одного за столом.
Себ снова печатал в телефоне. Страйк проверил свой собственный: Аноми до сих пор ничего не написал в Твиттере.
— Да, пожалуй, я тоже пойду, — сказал Себ, осушив последнюю пинту пива и, похоже, желая поскорее уйти. — Рад был тебя видеть, Нильс.
— Мы пойдем с тобой, — сказал Нильс, и молодой человек, похоже, не особенно обрадовался этому предложению.
Страйк дал им короткую фору, затем встал и последовал за ними, намереваясь просто наблюдать за Себом, пока тот не сядет в свою машину.
Себ поймал такси на небольшой кольцевой развязке в нескольких минутах ходьбы от паба, оставив Нильса и Брэма продолжать движение по Хэмпстед-лейн, Брэм все еще играл в телефоне отца и регулярно натыкался на фонарные столбы, стены и людей. Страйк остановился на тротуаре и закурил. Был еще только полдень; у него было достаточно времени, чтобы убить его до свидания с Мэдлин, возможно, достаточно, чтобы вернуться в квартиру, принять душ и переодеться, что было роскошью, которую он не часто имел. Намереваясь только докурить сигарету перед тем, как самому поймать такси, он стоял неподвижно и курил, пока его взгляд не упал на худую молодую женщину, одетую во все черное, которая спешно шла по тротуару на другой стороне дороги, с телефоном, прижатым к уху, она с отчаянием сканировала окружающее пространство.
 Глава 22 
… низкорослый ребенок,
Ее запавшие глаза обострились с не по годам развитой заботой…
Кристина Россетти
Вот, я стою у двери и стучу
Огорчение девушки было настолько очевидным, что привлекло внимание Страйка. Она была крохотной, футов пяти ростом, худой до изнеможения, с выступающими ключицами, которые были видны даже с другой стороны улицы. Ее волосы длиной почти до талии были выкрашены в иссиня-черный цвет, а глаза были густо подведены черным карандашом, так что они резко выделялись на фоне очень бледной кожи. Несмотря на ее почти плоскую грудь и на ее рост, Страйк предположил, что ей не меньше восемнадцати, потому что левая рука у нее была почти полностью покрыта черными татуировками. Ее тонкая черная майка, длинная юбка и ботильоны на плоской подошве выглядели старыми и дешевыми.
Очевидно, человек, которому она пыталась позвонить, не брал трубку. Каждую минуту или около того она тыкала в телефон пальцем и снова подносила его к уху, по-прежнему дико оглядывая улицу. Наконец она быстро пошла в ту сторону, откуда только что пришел Страйк.
Страйк повернулся и последовал за девушкой, продолжая курить, глядя, как она торопится по противоположному тротуару. Когда он почти добрался до «Красного льва и солнца», она перебежала дорогу, все еще прижимая телефон к уху. Страйк замедлил шаг, наблюдая, как она просматривает столики, занятые еще несколькими выпивающими, прежде чем поспешить в паб. Когда она перебежала дорогу Страйку, он увидел ее вблизи. Ее зубы казались слишком большими для ее впалого лица, и с легким трепетом удивления он узнал одну из татуировок на ее предплечье: Харти, угольно-черный герой «Чернильно-черного сердца».
Теперь явно заинтригованный, Страйк стоял и ждал на тротуаре, потому что у него было предчувствие, что того, кого пытается найти девушка, не окажется в пабе. И действительно, она снова появилась менее чем через минуту, все еще держа телефон у уха, хотя и не разговаривая. Постояв в нерешительности несколько секунд на тротуаре, пока Страйк делал вид, что изучает что-то в телефоне, она пошла прочь от паба более медленно, создавая впечатление человека, для которого место назначения уже не имеет значения, хотя она продолжала пытаться дозвониться кому-то по телефону, держа его у уха, пока, как догадался Страйк, не ответила голосовая почта, затем опускала телефон, не разговаривая, нажимала (как предположил Страйк) “повторите попытку”, затем поднимала его, чтобы прослушать еще раз.
 
Страйк продолжал следовать за ней на расстоянии двадцати метров. На ее запястьях звенело множество дешевых серебряных браслетов. Лопатки выдавались вперед, как и ключицы. Она была настолько худой, что Страйк мог бы обхватить ее за плечи одной рукой. Он подумал, не анорексичка ли она.
Когда Страйк следовал за своей жертвой по Хайгейт Хай Стрит, его собственный мобильный телефон начал вибрировать в кармане, и он достал его.
— Страйк.
— О, да, здравствуйте, — сказал нервный голос с акцентом среднего класса. — Это Катя Апкотт.
— А, спасибо, что ответили мне, миссис Апкотт, — сказал Страйк, продолжая следовать за девушкой вчерном. Она была такой маленькой, что шестифутовому Страйку было немного жутковато следовать за ней, и он держался поодаль.
— Да, мне очень жаль, Иниго написал ваш номер в блокноте, но перепутал одну из цифр, и мне все время попадалась какая-то бедная женщина, которая меня очень раздражала, поэтому я только что позвонила в ваше агентство, и очень приятный человек по имени Пэт дал мне правильный номер.
Слегка усмехнувшись, Страйк сказал:
— Очень хорошо, что вы взяли на себя труд. Вы знаете, зачем я звонил, я так понимаю?
— Аноми, да, — сказала она. — Я рада, что Аллан и Ричард наняли вас. Я очень надеюсь, что вы сможете узнать, кто он такой. Джош, — ее голос стал чуть выше, когда она произнесла это имя, — так огорчен — я знаю, они рассказали вам об этом — просто ужасное недоразумение, — сказала она, и ему показалось, что она вот-вот расплачется. — Мы оба так счастливы, что это вы. Я прочитала Джошу статью о вас.
— Что ж, мы постараемся сделать все, что в наших силах, — сказал Страйк. — Как Джош?
— Он… — Ее голос сорвался. — Мне так жаль… это было так ужасно. Он очень-очень смелый. Он парализован. Они называют это синдромом Брауна-Секара; он вообще не может двигаться с одной стороны и потерял всякую чувствительность с другой. Они говорят, что этот вид паралича может пройти, и я пытаюсь — все пытаются быть позитивными — он хочет встретиться с вами. Ему удалось сказать мне об этом сегодня днем, но доктора предпочли бы, чтобы он пока не беспокоился, потому что он изо всех сил пытается говорить, а тема Эди так его волнует и — и огорчает…
Она всхлипнула, и Страйк услышал приглушенный плач и догадался, что она положила руку на трубку.
Впереди девушка в черном свернула прямо в парк. Страйк последовал за ней.
— П-простите, — всхлипнула Катя Апкотт ему на ухо.
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — сказал Страйк. — Ужасная ситуация.
— Так и есть, — сказала она, как будто он сказал что-то глубоко проницательное, чего никто из ее окружения не заметил. — Это действительно так. Он… он чувствует себя так ужасно из-за Эди и из-за того, что обвинил ее в том, что она Аноми. Я… Он продиктовал мне письмо, чтобы положить в ее… в ее.. — в ее гроб. Говорит, как он с..с..сожалеет и — и что она для него значила — ему двадцать пять, — всхлипнула Катя, не объясняя причин, но Страйк понял, что она имела в виду. Человек, тело которого разорвало пополам взрывом, оторвавшим половину правой ноги Страйка, был ровесником Джоша Блея.
— Извините, извините, — повторила Катя, явно борясь с собой. — Я навещаю его каждый день. У него действительно нет никого другого. Отец у него ужасный алкоголик, а друзья — ну, люди в таком возрасте, они все боятся того, что случилось, я думаю. Так или иначе, доктора хотят, чтобы его сейчас не беспокоили.