Анди. Сердце пустыни (СИ)
Я шел, с благоговением разглядывая росписи на стенах и понимая, что я, вероятно, первый из иностранцев вижу это чудо. Цветные росписи были в отличном состоянии и явно обновлялись. Здесь встречались изображения луны, солнца, Великой матери, стилизованные и в виде людей. Сверкающие в свете факела капли придавали росписи изысканный вид.
Торжественность момента и восторг — я в священном месте — туманили мозг, а, может, это была боль от ран, но я не удержался от вопроса, который мучил меня давно:
— Скажите, а мне можно пойти путем песка?
Нудук замерла. Имени у нее не было. Все так и звали ее — нудук, что на языке троглодов означало «слышащая пески». Женщина повернулась ко мне, обвела пальцем с потемневшим от работы ногтем рисунок солнца на стене, усмехнулась и ответила:
— Почему нельзя. Можно. Только для идущего путем надо родиться в пустыне. А если ты чужак, то другого варианта, как умереть — нет.
Боль все еще туманила мозг, потому я не сдержал возмущения:
— Но я же умру!
— Умрешь, — согласилась нудук, — но если пустыня сочтет достойным, она вдохнет в тебя жизнь. Вот так.
Дунула на ладонь, сжала, потом раскрыла пальцы, демонстрируя фасолину с проклюнувшимся ростком. И тот рос, прямо на глазах, пока не обзавелся двумя листами.
Нудук по-мальчишески свистнула, и из темноты пещеры примчалась девчонка. Сколько я себя помнил, со старухой всегда была пара-тройка девочек. Сунула ей проросшую фасоль, и девочка умчалась наверх — сажать, наверное.
Я был рад за росток фасоли, но оказаться на его месте не был готов. Лет бы на десять моложе… С возрастом же я начал больше ценить небо над головой, а не риск его потерять.
— А это что? — ткнул пальцем в рисунок цветка на стене. Исключительно, чтобы отвлечься от мыслей о смерти и возрождении. Хотя рисунок был достоин внимания. Цветок? Среди песков?
— А это, — в голосе нудук внезапно появился благоговейный трепет, — дар-дук — роза песков. Та, что идет впереди меня. Та, которой я обмою ноги.
Не скрою, услышанное заставило мою душу затрепетать. И кто же эта женщина, которой сама нудук будет обмывать ноги?
— Кто она? — спросил я, не надеясь на ответ, но нудук ответила.
— Я слышу пустыню, ее ветер несет мне слова, которые я понимаю, но если я крикну в ответ — пустыня не ответит. Мой голос слишком слаб для нее, а вот голос дар-дук услышат в каждом уголке. Она будет не только говорить с песками, но и повелевать ими.
С великим сожалением покидал я гостеприимное племя. Просил у вождя отпустить со мною девочку, которую за время своего пребывания полюбил как дочь. Но встретил отказ. Хотя видел, что девочка чужая троглодам, однако отдавать ее мне отказались».
Ирлан тихонько толкнул дверь, проскальзывая в душный полумрак сарая. Приобретение спало, используя вместо подушки бок одного из дерхов. Животные, среагировав, приоткрыли глаза, убедились, что угрозы нет, и успокоились. Радовало, что он все еще достоин доверия и его не встречают рычанием.
На цыпочках прокрался внутрь. Поставил тарелку с кувшином на скамью. Сел на пол. Света было еще достаточно, чтобы рассмотреть покупку.
Юна. Во сне выглядит ребенком — милым и наивным, но нож в руки этому ребенку Ирлан, пожалуй, не даст. Пусть Райдар Большеног считает их мирными и очаровательными, Ирлан не станет проверять утверждение путешественника на практике.
Кожа троглодки сегодня не казалась такой красной, а может, это свет из окна смягчал оттенки. Да и волосы… Ирлан нахмурился, потянулся рассмотреть поближе. Нет, глаза не обманули. У корней виднелась светлая полоса. Лицо опять же… Черты правильные, можно сказать, классические. Осветлить кожу, отрастить сбритые на висках волосы, одеть прилично, сделать прическу и… можно матушке представлять, не опасаясь обморока родительницы. Ирлан не сомневался — рабыня из Хайды в должном наряде будет выглядеть не хуже светских красавиц Аргоса.
Тонкие пальчики будущей звезды сезона сомкнулись на горле с железной хваткой. Черные глаза смотрели с безжалостной яростью. По спине холодком прошлось понимание — его попробуют убить. А промедление — лишь из-за неуверенности в результате.
Дерхи заворчали. Им явно не нравилось происходящее, но Ирлан не питал иллюзий, чью сторону они примут.
Он продолжал нависать над девушкой, гася гнев в ее глазах своим спокойствием. Не дергался, не возмущался, просто смотрел, как будто его не душили, и воздуха в легких не оставалось на пару минут, не больше. И дикарка чуть ослабила хватку.
— У тебя волосы отросли, — просипел на аргосском, проверяя свою догадку. Дикую, но какая есть…
Его с силой пихнули в грудь, заставляя откатиться в сторону.
Дерхи вскочили. Их хвосты возбужденно вспарывали воздух. Ирлан подумал, что против троих выстоит с трудом. Из дерхов бойцы так себе, но и он оружия с собой не взял, зато когти и зубы у дерхов всегда с собой.
А девчонка села, поджав ноги, потянулась рукой к волосам, но тут же отдернула. Прищурилась, с настороженностью отслеживая каждое движение Ирлана.
Точно дикого зверя приручаю, — подумалось тому.
— Ты хоть знаешь, что в Хайде полагается рабу за убийство хозяина? — полюбопытствовал на бальярском, потирая горло. Как-то неправильно началось их знакомство…
Девчонка качнула головой, потом мотнула из стороны в сторону. И да, и нет. Или да, знаю, но мне плевать.
Дерхи улеглись, Ирлан перевел дух. Обошлось. Пока.
А все-таки занятны игры богов. Никогда бы не подумал, что ему «повезет» встретить тот «милый цветочек», описанию успехов которого Райдар Большеног полглавы не пожалел. И очень хотелось доставить Большенога сюда, в Хайду, чтобы оценил, во что вырос «милый, ласковый и любознательный» ребенок.
Впрочем, встречу он им устроит. Обязательно. По возвращению в Аргос. Насколько Ирлан был в курсе, именитый путешественник ныне обитал в своем поместье, изредка читая лекции по приглашениям. Узнать, где и когда, будет не сложно. Ирлан позволил себе даже помечтать о том, чтобы передать дикарку профессору на воспитание… Но все потом. Сейчас настраивать девчонку против себя опасно. Пусть и дальше считает, что он не заметил ее знаний аргосского.
Усмехнулся в ответ — кто-то хочет поиграть в молчанку.
— Есть будешь?
Нерешительность на лице.
Взял тарелку. Наколол кусок мяса. Отправил в рот. Зажевал. Смачно. С чувством. Матушка бы в обморок упала от манер.
— Держи, — протянул вторую вилку. Девчонка взяла с явным намерением использовать вместо оружия.
— Стынет, — пожаловался, отметая мысль о торчащей в боку вилке. Или в глазу. Если метать умеет. И поздравил себя с успехом, когда дикарка все же потянулась за едой.
Ела она быстро, но аккуратно, подставив ладонь, чтобы не капнуть на одежду. А ведь судя по виду — кожа, да кости — долго голодала. Однако характер… Стальной, н-да.
Ели молча. И лишь потом, когда тарелка опустела, а кувшин был почти допит, Ирлан произнес:
— Надумаешь бежать — дерхи не дадут.
Фыркнула. Отвернулась. Покосилась на вилку, но все же вернула ее на тарелку.
— Не спросишь почему?
Мотнула головой. Упрямая. Но Ирлану жизненно важно донести хоть что-то до этого «цветочка».
— Потому что мир снаружи один раз тебя чуть не убил. Дерхи это запомнили. И не допустят, чтобы ты опять попала в неприятности. Сами они тебя не смогут защитить против толпы. Умрут, да, но сил защитить не хватит. Потому со двора не выпустят. Попробуешь удрать — найдут по следу и меня приведут. От них не скроешься.
Зло сверкнула черными глазищами и ответила хриплым, от долгого молчания голосом:
— У тебя дурной ветер в голове, чужак. Слишком много глупостей.
Хмыкнул. Встал, отряхнул штаны от соломы. Улыбнулся беззаботно.
— Значит тебе достался самый дурной хозяин в Хайде, — и поздравил себя с победой, поймав растерянность в глазах покупки. Что что, а прилюдно назвать себя идиотом — неприемлемый поступок для местных.