Колхозное строительство 7 (СИ)
Мотнули головами — и правда, записали. Карандашами? Нету шариковых ручек? Нужно в пригороде Алма-Аты… нет, лучше в Павлодаре, открыть новый завод пластмасс. Пусть Бик напряжётся.
— Идём дальше. Пионеры.
— Тоже отличников и хорошистов? — вылез русский юноша, Сергей — вот фамилию уже забыл.
— Точно. Октябрят. Ну, или если человек за ум взялся. Отличительной чертой отличников и суперактивистов, например, председателей совета школы, ну и награждённых госнаградами, будет малиновый галстук.
— И опять ничего не делать с теми, кто уже вступил? — опять товарищ Аблязов.
—Да, та же схема — если грозит ребёнку остаться на второй год, то сообщение на производство родителям. И опять шефство над такими семьями. Если ребёнка избивают, то можно и милицию привлечь. Вернее, не можно, а нужно. Естественно те, кто курят, не могут быть пионерами.
— Боюсь услышать, что же с комсомольцами, — снова Сергей. Напалков? Намалков? Напридумывают.
— Слушайте. Всё то же. Только пионеры и те, кто одумался и стал хорошистом. С наградами — то же самое. И плюсом, спортсмены уровня республики и выше. Отличительной чертой будет комсомольский значок в виде медали. Я надеюсь, понятно, зачем это всё нужно?
— Значки? — улыбается Надежда.
— Значки. Дети должны завидовать и стремиться в пионеры и комсомольцы, а не быть туда загнанными палками. Идёт мальчик в пионерском галстуке, а девчонки оглядываются. «Зубрила» или «ботаник» прошёл — так сейчас Надежда подумала.
— И ничего…
— Стоп. Подумала, не подумала… Лучше подумайте, как сделать так, чтобы стремились стать пионерами и комсомольцами. Вот вам два дня. Думайте. Придёте, расскажете. Всех, кого можно, подключите — одна голова хорошо, а два сапога пара. А три — повод выпить. Всё, ребята, вон притопали эскулапы, сейчас потрошить начнут.
Глава 8
Событие двенадцатое
Повар говорит официанту:
— Перестань выталкивать клиентов на улицу! Ты, видимо, забыл, что работаешь в вагоне-ресторане!
Ого. Прикольно. Не смешно, а именно прикольно. Студент прибыл. Ну, мало ли студентов в стране? Не-е, таких колоритных — мало. Этот был на Камо, что ли, похож. В кургузом клетчатом пиджачке и с бородой. Не с мочалкой до пупа, а с бородкой — правда, во всю харю. Нет, всё-таки смешно.
— Садись, Володя, вон в кресло. Сейчас покормят, и поговорим. Стоп. А ты не голодный?
— Ну, это…
— Таня, принеси нам ещё одну порцию блинов и стакан чаю.
Сегодня в больнице на завтрак и в самом деле давали блины. Нечастое явление. Праздник какой? Так и от жизни отстать можно. Тут прибыл деятель на днях из ЦК, и давай распоряжаться — дескать, сейчас погрузим вас в самолёт и в Кремлёвскую больницу отправим, Шелепин поручил. Там условия лучше. На беду товарища и на счастье Петра, в кресле в это время сидел Маленков. Чтобы создать видимость интима, палату разгородили ширмой, и вошедший сидевшего в кресле не видел.
Услышав про условия, Георгий Максимилианович сморщился.
— И врачи там не чета местным.
Совсем скривился.
— Да и кормят тут, наверное, всякими кашами на воде.
Корёжить начало.
— Мне в коридоре медсестра попалась — это ужас просто. От одного её вида заболеешь.
Всё, кирдык котёнку. Маленков дёрнул себя за нос и встал с кресла. Пётр в предвкушении улыбнулся. Эх, зря! Увидел Максимилианович. Увидел, глянул на себя в круглое зеркало на стене и заржал.
— А ты, мать твою, коммунизм всё строишь в отдельно взятой республике! Не там строишь, вон они в Москве себе уже построили. Доктора у них лучше, медсёстры с крутыми бюстами, еда как в ресторане, — Маленков вышел из-за ширмы и, чуть наклонив голову, снизу вверх посмотрел на посланца.
Товарищ из ЦК вздрогнул и взбледнул.
— Здравст…
— Спасибо. Павел…
— Семёнович, Георгий Максимилианович, — ниже не стал. С Петра ростом, под метр восемьдесят, но сдулся точно.
— Ты, Павел Семёнович, ехай назад и передай Александру Николаевичу, что кормить нужно хорошо во всех больницах страны. До свидания.
Вжик, и нету Семёновича. Питание лучше не стало. И правда — каши на воде. Но вот сегодня блины.
— Ну что, подкрепился? — Жириновский вытер руки носовым платком и заозирался — раковину, поди ищет.
— Не умеют у вас блины готовить. Я вот…
— Подожди. Сестра! Бувинур! — крикнул в полуоткрытую дверь. Кондиционер поставили, разломав раму, потом починили и подкрасили. Стало прохладно — и нечем дышать. Из чего эту краску делали? Приходилось открывать двери в коридор — однако кондиционеры поставили на всю больницу, и везде ломали рамы. Смрад от краски и в коридоре был силён. Ну, хоть сквозняк.
— Мирнч, чта звл? — кирпичик просунул голову.
— Позови повара, пожалуйста.
— Жирн? Не мог! Одн ног.
Пришёл повар. Казах, в чистом белом халате, и с полотенцем. Как половой в ресторане. Не больница, а цирк.
— Вот теперь, Володя, жги.
— Что сделать? — и за бороду схватился.
— Ты хотел рецепт блинов рассказать. Ругал вот эти, что наш повар сделал.
— Конечно. Жирные и невкусные. Записывайте! — точно Жириновский, не подменили. За бородой не спрячешься.
— Запомню, — губы повар поджал.
— Запоминай! Берёшь триста грамм кефира, разбиваешь туда одно яйцо, солишь чуть, и сахара тоже немного, и перчику чёрного на острие ножа. Запомнил? — красота. Сколько положительных эмоций человек вызывает.
— Запомнил, так и делал — без перца только.
— Слушай, не перебивай. Дальше через сито триста грамм муки, и хорошо взбить. Запомнил?
— Так и делал.
— Ты слушай давай, а не комментируй. Потом берёшь перья лука, мелко режешь, и тоже вмешиваешь в тесто. Следом то же самое делаешь с большим пучком укропа. Не с пучочком! С пучком, я сказал, — словно повар уже совершил непоправимую ошибку и пожалел укропа.
— Как скажешь, — вот как поймёшь по их лицам, издевается или внимает?
— Скажу. Не всё! Главный теперь ингредиент. Ты запоминай! Взять сыра сто пятьдесят граммов и на тёрке настрогать. И тоже в тесто, и хорошо перемешать. Понял?
Мотнул головой в колпаке.
— Теперь выкладываешь на сухую сковороду чугунную, разравниваешь и ставишь на медленный огонь. И периодически проверяешь. Как схватится — переворачиваешь и крышкой закрываешь. Только огонь не сильный — сожжёшь. Теперь понял, как блины русские делать? Учить вас всему надо.
Ай, как здорово. Повар вопросительно глянул на Петра.
— Достанешь «ингредиенты»? — поощрительно улыбнулся.
— Сколько?
— Нам с Володей, и Бувинур пусть оценит.
— Через полчасика занесу. Пётр Миронович, вы скажите строителям, пусть в столовой краской не мажут. Еда провоняет.
— И в самом деле. Пошли ко мне главного. Всё хочу его спросить, почему он так людей не любит.
Повар ушёл делать блины по рецепту Жириновского.
— Мать научила?
— Мать — она не много чему может научить сына, потому что она сама не была мальчиком, — ох уж Владимир Вольфович.
— Так я ж про готовку…
— Правильно. Женщина должна сидеть дома, плакать, штопать и готовить.
— Как кайзер прямо. Ладно, Володя, садись вон в кресло. Хочу тебе одну работу поручить.
Событие тринадцатое
Почему наши министры не могут вывести страну из кризиса? Ведь у них есть для этого все необходимое — шикарная мебель в кабинетах, часы за 500 тысяч евро, айфоны, люксовые авто, умелые любовницы…
Был пацан — и нет пацана. Без него на земле весна. И шапки долой…
Ну, рано. Пётр смотрел на сидевшего в кресле невысокого крепкого мужичка и знал теперь, кто и зачем застрелил Кунаева. Нет, конечно, не мужичок сказал. Навеяло. Убрали — высшие силы, чтобы вот его не смог будущий трижды Герой Социалистического Труда Динмухамед Ахмедович в могилу свести. Не важно, кто стрелял. Получил своё. Не правы Аркадий и Георгий Вайнеры в своей «Эре милосердия» — не в тюрьме должен сидеть вор, а в земле лежать. Вот, положили. В реальной истории через год министр сельского хозяйства Казахской ССР Михаил Георгиевич Рогинец и начальник управления министерства Виктор Меркулов на мужичка откроют охоту, с ведома Кунаева. Потом помощник сидящего с тоской в глазах гражданина напишет: «Все было похоже на разбойное нападение. В середине дня наряд конной милиции окружил наш завод по производству травяной муки. Людей в буквальном смысле слова стаскивали с тракторов, отгоняли от работавших на заводе агрегатов. Со стороны могло показаться, что идёт облава на крупных преступников. Совхоз закрыли в разгар сезона, не заплатив рабочим денег и не вернув сделанных ими капиталовложений, а в построенные колхозниками коттеджи въехали представители местной партийной элиты».