Игра на любовь (СИ)

 Я раздевался в его прихожей, пока тот упражнялся в красноречии.
 - Лен, выпить есть?
 - Дай-ка подумать, - размышлял омега, - есть ли выпивка у наследника Вернье?
 - Лен, я напиться хочу.
 Он посмотрел на меня и спросил: «Что, всё так серьёзно?»
 - Серьёзней не бывает.
 - Тогда пошли, пить будем.
 Я прошёл в небольшую, но очень уютную гостиную, у Лена был великолепный вкус, что давно заметил и оценил Андрэ, подошёл к небольшому столику, расположенному между двумя креслами.
 - Откроешь? - попросил омега, протягивая мне штопор и бутылку вина. Я рассматривал портрет белокурого омеги, изображённый на этикетке, для вин «Вернье», с их весьма скромным оформлением, это было необычно.
 - «Слеза омеги», - прочитал название, обращая внимание на год выпуска, - разве в тот год, град не уничтожил весь урожай винограда? – проявил я свою осведомлённость.
 - Не совсем, - Лен взял свой бокал, - больше всего пострадала плантация только с одним сортом винограда. Вино, произведённое из него, очень любил мой дядя-альфа Альфред, он погиб незадолго до этого, попал под лавину, когда катался на горных лыжах. Ему было двадцать лет. Семья Вернье потеряла единственного сына и наследника.
 В тот год, июнь выдался самым дождливым, более чем за полвека. Как следствие – мучнистая роса, уничтожившая весь урожай. Но, знаешь, град и роса не затронули южный склон, странно, – сделав небольшой глоток, он продолжил. - Вино, выжатое из винограда, вызревшего вопреки всему, назвали «Слеза омеги». Оно почти бесцветное, как слезы утраты, с лёгкой горечью, как скорбь по ушедшим, или печаль по тому, кто недостижим. Давно хотел выпить, ещё в сентябре, когда… не важно, - не закончив фразу, Лен отпил из бокала.
 - Разве, не Поль - старший сын в семье? – спросил я, пробуя вино. Вкус был необычный, но мне понравилось.
 - Нет, он двоюродный брат моего папы. Его родители разбились на машине, а мой дед-альфа забрал племянника. Поль – сын его младшего брата-альфы. Дедушки воспитали его, не делая разницы между детьми. А мой папа родился через два года, после гибели дяди, дедушке Паше было почти сорок.
 
 - Интересно имя – Па-ша, - я попробовал на звучание необычное сочетание звуков.
 - Простое русское имя, впрочем, как и Владлен. Павел Вернье. Паша, Павлуша, Павлик – это варианты от Павла.
 О русских корнях своего друга я знал. Лен рассказывал, что родители его деда эмигрировали в конце гражданской войны, долго переезжали из одной страны в другую, Павел родился уже в эмиграции. Помню, я даже поинтересовался у омеги о наличии благородных предков, на что он мне ответил: «Какая разница, насколько ты благороден, если на чужбине приходится выгребать окурки из пепельниц и мыть клозеты». Больше, к этой теме мы не возвращались.
 Лен свободно разговаривал и читал на русском. Мы часто смотрели русское кино. Мне очень нравился фильм, где влюблённый бета-француз отправился в Сибирь, к своему возлюбленному, я даже выучил понравившуюся мне песню. Помимо русского, он свободно владел ещё тремя языками: итальянским, немецким и английским. Те, кто считает его невоспитанным грубияном, не представляют, насколько Лен культурный и образованный омега, способный составить великолепную партию любому альфе. Не каждому позволено, за его колючей шубкой, разглядеть настоящего Лена.
 - Марк, - обратился ко мне друг, аккуратно опуская бокал на стол, - скажи, ты поругался с Майклом?
 Я ждал этого вопроса, собственно и пришёл к нему, потому что больше не мог держать всё в себе. Мне было необходимо разделить свою боль с тем, кто не даст мне сорваться, удержит, поделится со мной своим теплом, кто был мне больше чем друг, тот, кому я доверял безраздельно.
 - Уже неделю, завтра будет неделя, как я бросил его.
 - Ты сам бросил Майкла? - удивился Лен. - Почему? У вас всё же хорошо было? Ты последний месяц светился весь, у тебя улыбка с лица не сходила. Ты же был счастлив. Марк? – Он подался вперёд, накрывая мою ладонь своей маленькой ладошкой. - А помириться не пробовал? – Лен откинулся на спинку кресла, приготовившись внимательно меня слушать.
 - Ты не понимаешь, там всё не так просто, - я поставил свой бокал с вином рядом с его, - я не могу, не имею больше права вмешиваться в чужую жизнь. Я был счастлив, не замечая того, что я вор. Я украл своё счастье, украл у его семьи, - я встал с кресла и отошёл к окну. Повернувшись к Лену спиной, я смотрел на его отражение в оконном стекле. – Знаешь, краденая любовь горька, она, как яд дурман-травы, лишает разума, от неё нет противоядия. Ты наслаждаешься ею, считаешь, что целый мир в твоих руках, а когда спадает наваждение, вдруг замечаешь, что это всего лишь мыльный пузырь. Пшик, и нет твоего счастья – ты снова один. Finita la kommedia!