Александра Коллонтай. Валькирия революции
Еще один представитель этой оппозиции, Владимир Базаров, отметился в 1909 году трудом под названием «Богостроительство», в котором подтверждал справедливость суждений своих товарищей-антипозитивистов и даже идеалистов, называвших себя богоискателями. В их число входил и будущий крупный теолог Сергей Булгаков. Как и богостроители, богоискатели отвергали мысль об имманентном боге и противопоставляли ей идею бога социального и социалистического, который должен стать порождением коллективных усилий человечества. С точки зрения Богданова, прогресс зависел от напряженной духовной работы, и если революция являлась завоеванием средств производства пролетариатом, то тем более важно было создать «пролетарскую культуру» — основополагающий элемент преобразования мира.
Подобные религиозные поиски вызывали негодование у Ленина, который раскритиковал их в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм», опубликованном в 1909 году, так же как это сделал Плеханов в работе «Materialismus militans (Воинствующий материализм)». Однако богоискателям удалось прельстить социалистическое движение, и особенно его верхушку, и оказать на него одновременно духовное и политическое влияние. Это объясняет, почему Ленин подвергал их столь яростным нападкам.
Болонья стала центром этой интеллектуальной агитации, и Александра прибыла туда в тот самый момент, когда спор был в полном разгаре. Однако религиозные прения ее мало впечатлили. Внимание ее сразу привлекли иные идеи, высказанные в Болонье, а также личности тех, кто их распространял. В их число входили историк Михаил Покровский, тогда депутат Думы, Луначарский, преподававший в «Болонской школе» философию, и Горький, который рассуждал о религии. Эта ученая братия приняла Александру с распростертыми объятиями и предложила ей подискутировать о семье, семейных отношениях и финляндском рабочем классе.
Неудивительно, что российский политический сыск столь пристально следил за деятельностью этого особенного учебного заведения и что Александра невольно оказывалась среди слушателей курсов в роли шпиона, собиравшего сведения об участниках дебатов и идеях, которые они обсуждали. Некоторые студенты по возвращении в Россию были арестованы, тогда как Александра смогла беспрепятственно вернуться в Берлин. Она торопилась, поскольку потом ей предстояло отправиться в Копенгаген на конгресс, о котором говорилось выше. Однако до начала копенгагенского конгресса еще одно событие потребовало внимания Коллонтай.
Предполагалось, что конференция женщин-социалисток пройдет до начала съезда. Коллонтай на ней представляла текстильных работниц Санкт-Петербурга и одновременно принимала участие в конгрессе Интернационала как член делегации германских социал-демократов, поскольку вступила в ряды СДПГ. Наделенная двумя мандатами, она развернула бурную деятельность на обеих площадках. По своему обыкновению произносила речи на английском, французском и немецком языках и одержала верх над Жаном Жоресом, выражавшим свои мысли по-немецки, и Луначарским, изъяснявшимся по-французски. Все присутствовавшие журналисты единодушно отмечали, что на всех трех языках она выступала одинаково содержательно и свободно.
Тогда же Коллонтай познакомилась с Анжеликой Балабановой, бежавшей из России и примкнувшей к итальянской партии социалистов, и встретила свою старую подругу Клару Цеткин. Они были единодушны относительно права женщин голосовать, тогда как по вопросу прав для матерей их мнения разошлись. Социал-демократы с давних пор требовали предоставления будущим матерям четырехмесячного отпуска с сохранением заработной платы и пособий на детей. Однако два вопроса оставались спорными. Кому предоставить эти права — только ли замужним женщинам или незамужним тоже? И каков должен быть источник предназначенных им средств — налог или взносы в страховой фонд?
Коллонтай считала, что материнство — это социальная функция и что, следовательно, оно должно финансироваться государством. Она хотела, чтобы за незамужними матерями были закреплены те же самые права и льготы, что и за состоявшими в браке, тогда как большинство социалистов придерживались традиционных представлений о материнстве и не могли отказаться от деления женщин на замужних и незамужних с точки зрения социального обеспечения из опасения поощрить «развратное поведение». Несовпадение взглядов Клары Цеткин и Коллонтай на этот вопрос, тем не менее, не повлияло на теплые отношения, установившиеся между двумя женщинами.
Во время пребывания в Копенгагене Александре также представился случай завести новые знакомства и, как мы видели, получить большое количество приглашений. К тем, что уже упоминались, следует добавить приглашение выступить на крупном митинге в поддержку мира в Мальмё, где Александре повстречались Жорес и бельгиец Эмиль Вандервельде. Последний потом пригласил ее в Бельгию для чтения публичных лекций, посвященных требованиям женщин. Там она встретила Луначарского, с которым раньше жила по соседству в Болонье. Мир социалистов всегда был ей близок и, в свою очередь, очень внимателен к женщине-оратору, чей талант и лингвистические дарования его так завораживали. Выступления Александры в Копенгагене и Мальмё прошли столь удачно, что ее избрали в Международный женский секретариат Интернационала и пригласили работать в его официальном печатном органе под названием «Равенство».
А. М. Коллонтай за чтением. Дания, Копенгаген, 1910. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 31. Л. 25]
Некоторое время спустя она соблазнилась предложением своего старого знакомого Георгия Чичерина, тогда бывшего секретарем Заграничного бюро ЦК РСДРП и проживавшего в Париже. Он попросил Александру приехать во Францию с платными лекциями: вырученные средства должны были пойти в фонд помощи нуждающимся соотечественникам, которым управлял Чичерин. В ту эпоху в Париже нашло прибежище крупное сообщество русских эмигрантов, бежавших от политического произвола царизма и зачастую не имевших средств к существованию. Чичерин намекнул Александре, что в городе, столь благоприятном для работы и интеллектуального общения, у нее найдется время для написания собственных статей в спокойной обстановке. Александра ухватилась за эту возможность и действовала без промедления.
С весны 1911 года она обосновалась в Париже в небольшом отеле «Пасси», где к тому времени уже обитали несколько русских эмигрантов. При всей своей скромности, отель хорошо содержался и отапливался, что было важно для женщины, собиравшейся заняться в его стенах умственным трудом. Коллонтай с пользой провела десять месяцев в Париже: собрала свои воспоминания и впечатления от скитаний по Европе в книге под названием «По рабочей Европе», после чего приступила к реализации более амбициозного замысла, через три года воплотившегося в виде книги «Общество и материнство».
За время, проведенное в Париже, Коллонтай также написала две статьи, которые привлекли внимание общественности, поскольку автор обнаружила интерес к сексуальным отношениям, показанным через призму политики. Первая статья, озаглавленная «На старую тему», по сути являлась кратким изложением книги Греты Майзель-Гессе «Сексуальный кризис», опубликованной в Йене в 1910 году. Эта книга критиковала традиционный моногамный брак, который, по мнению автора, не отвечал глубинным чаяниям женщин, но запирал их в клетке социального притворства и подчинял воле мужчин ради удовольствия последних. Коллонтай выдвигала эти темы на передний план, назвав их «нитью Ариадны», призванной дать женщинам возможность выйти из тупика, в который их загнало общество. Она также была солидарна с автором в том, что традиционное упование женщин на истинную любовь может быть реализовано через эротическую дружбу и любовь, освобожденные от оков брака.
Некоторое время спустя в тридцатистраничной статье под названием «Отношение между полами и классовая борьба», опубликованной, как и предыдущая работа, в журнале «Новая жизнь», Коллонтай утверждала, что для победы над одиночеством человеческим существам нужно устанавливать между собой разнообразные отношения. Это сексуальные отношения, свободные от уз брака, которые не могут зародиться при существующей системе собственности. Лишь радикальное изменение социального порядка позволит создать новые сексуальные и тем самым подлинно человеческие — свободные — отношения. Таким образом, настаивая на политическом значении сексуальных отношений и на их связи с социальным устройством, Александра Коллонтай занимала чересчур смелую позицию, которая с трудом могла быть принята социал-демократией, тем более германской.
