То, что надо (СИ)
Ashes remain*** были тоже живыми. Восхитительно обросшими, но в тройках по случаю тематики торжества. А вокал Джо Смита заставил дам застонать среди розовых кустов. Вступление из «Change my life» было сложным для Уилла, и он боялся сбиться. Пару мгновений. Пока не влился в объятие Лектера на «я хочу бежать». И пока на «я требую, мне нужно чудо» Ганнибал не коснулся рта Уилла улыбающимися губами легко и обещающе. И всё было точно так, как пел мистер Смит. Потому что Ганнибал зажигал солнце Уилла Грэма во тьме сотни раз и воскрешал того так же настойчиво снова и снова.
На репетициях Уилл зажимался, не понимая, что делать с телом. И был момент, когда он психанул так сильно в досаде на себя самого, что по всем законам отзеркаливания Лектер вполне мог дать тому хорошую затрещину. Но выдержка Лектера была воистину адской и била все рекорды.
«Уилл, давай займёмся сексом», — сказал Ганнибал, удерживая Грэма за локти вблизи.
«Что?» — не понимал тот.
«Как ты обычно себя ведёшь, когда я тебя…»
«Блядь, Ann, прекрати», — Уилл мгновенно залился краской. Память тела в этом отношении была безупречной, а целибат изматывающим.
«Как ты себя ведёшь?» — не отставал Лектер.
Уилл сглотнул и выбросил: «Я не выпускаю твоего тела, и я хочу касаться тебя. Ты для меня словно вода в песках в такие моменты. Ничто не имеет значения, кроме твоей близости».
Ганнибал удовлетворённо вздохнул: «Всё правильно. Так что сейчас, пока мы танцуем, как будто займись со мною сексом».
Уилл закрыл глаза и согласился. Тогда получилось сразу.
Получилось и теперь. Уилл не мог оценить, насколько сильно подействовала магия танца на зрителей, потому что мир его свернулся до одной значимой персоны — Ганнибала Лектера. Уилл следовал его тёплому взгляду и настойчивым, знающим, проводящим его надо всеми опасностями рукам. Отдаляясь от Ганнибала во вращении с требованием «хочу знать, кто ты, ведь ты можешь заставить моё сердце биться снова», Уилл знал, что безошибочно окажется опять прижатым к груди мужа уже на «мне не надо больше бежать». И точно так же он мог выпустить Ганнибала, чтобы тот вернулся к Уиллу синхронно с заверением в том, «что не хочет быть тем, кем был раньше». А то, что вместе с «ты можешь изменить мою жизнь» Уилл окончательно терял связь с землёй, потому что Ганнибал легко в динамике срывал того с танцпола, было головокружительным во всех смыслах этого слова.
Уилл не видел, как дала слабину Беверли Катц на требовании «дай мне что-то, во что можно поверить, и за что я смогу бороться», спрятав счастливое мокрое лицо в ладонях. А следом звучащее «то, что я не смогу игнорировать» уложило Бэллу Кроуфорд в шаферские лацканы окаменевшего Джека Кроуфорда. Тот же, в свою очередь, держался до последнего, пока Уилл не провис в локте целующего его Ганнибала, едва не касаясь песчаника волной волос и всё же касаясь того носком правой туфли. Левое колено его прижималось к колену Лектера. Руки обвились по плечам, скользнули за шею и там сплелись, беря в тесный обруч.
«Мне нужно, чтобы ты изменил мою жизнь», — прошептал Джо Смит, умолкая и погружая сад в тишину. В этой тишине, если бы Уилл смотрел, стоял Джимми Прайс, прижав обе ладони ко рту. В этой тишине Брайан Зеллер забыл о сигарете, и та истлела и погасла в его указательном и среднем пальцах. В этой тишине нефтяным факелом пылала мейстер Джорджия Медчен. В этой тишине застыла Мелисса Грэм, сражённая когнитивным диссонансом, который изрядно сбоил из-за экстази, отполированного шампанским. В этой тишине Мэтью Браун, совершенно застывший без тени понимания в серых глазах, просто считал посыл и пропустил шквальную энергию танца Лектера и Грэма сквозь себя, оставшись едва ли не выжженным. В этой тишине Бэлла Кроуфорд не выпускала мужа, впервые за долгое время успокоившись у того в руках, вспомнив, чего им обоим так долго хотелось, и что они всё время откладывали на потом. В этой тишине становилось понятно, почему кристальных мейстеров определяют в схожем спектре. Потому что прокурор Кейд Прурнел, уйдя в непредвиденный, но добровольный эмоциональный раздрай, потеряла чёткость физической оболочки и пошла переливающимися структурными гранями, переживая атмосферу.
И в этой тишине единственными, кто поступили максимально правильно, были Алана Блум и Марго Вёрджер. Глубоко и безответственно наплевав на жемчужные шелка, они рухнули аккурат в центр люпиновой клумбы, уйдя в глубокий и изрядно пьяный поцелуй.
Никого из них Уилл не видел. И Ганнибал не видел. Потому что ни тот, ни другой не смогли прекратить своего поцелуя с последним аккордом. Лишь спустя тридцать секунд те расцепились, и Ганнибал вернул Уилла в вертикальное положение.
Тишина захлебнулась в аплодисментах, свисте и дамских визгах. Пожалуй, в этот момент даже тёмный мейстер Ганнибал Лектер не имел ничего против столь вульгарных проявлений одобрения. Ведь Уилл прижался к нему сбоку и, едва смеясь, ткнулся в шею лицом.
Хлопали и свистели даже музыканты. Даже сдержанный и мрачный Кастанеда, не говоря о готовом к любому веселью Доне Хуане. И даже Мириам Ласс, несмотря на бионический протез, тоже хлопала, на всякий случай сдвинувшись от Джорджии Медчен дальше.
***
— Послушай, можем же мы уйти сразу после вскрытия свадебного пирога? — запросился Уилл, пьяный от счастья и скотча.
Ганнибал поцеловал того в висок, едва лизнув. Только что был брошен букет жениха, который в прыжке отловил доктор Сатклифф. После чего Мелисса Грэм послала тому воздушный поцелуй.
— Можем? Потому что я не знаю, это моя первая свадьба, — хмыкнул Грэм.
Лектер отстранился, ловя взгляд мужа.
— У меня это тоже первая свадьба, Уилл.
— Шестьсот шестьдесят четыре года и ни разу не женат? — Грэм коварно рвался на комплимент.
— Ни разу. Я был кое-кем и кое-чем занят, — вильнул мейстер.
— Чем и кем?
— Тобою и с тобою.
— Да брось. Всё это время?
— Будь уверен. К тому же это цифра возраста души. Столько я себя помню.
— У тебя нет души, Ann, — нагло заявил Уилл.
Лектер вздёрнул брови, потом нахмурился.
— Я твоя душа. Ты сам говорил.
— Ну точно.
Грэм снова повис на его плечах, приставая к шее мужа.
— Хорошо, уйдём сразу после вскрытия свадебного пирога.
Пожалуй, впервые Лектер покинул организованное им же торжество, не выпроводив последнего гостя лично.
Четырёхъярусный пирог стал последней каплей, переполнившей чашу совершенства. Покрытый карамельными сталактитами и обвитый имитацией голых осенних ветвей из горького шоколада он, вопреки печальной участи обычных свадебных пирогов, до которых просто не доходят руки и рты пресыщенных гостей, был роздан на тонком фарфоровом кружеве старого немецкого завода. Имитации ягод боярышника из клубничного мусса, снега из сахарной пудры и маленьких тыкв из марципанов вместе с невесомыми, пролитыми сливочным кремом белыми и тёмными бисквитами были съедены до крошки. Фигурки женихов оказались несъедобными, что подтвердил Рэнделл Тир. После всего этого гостей бросили самих на себя. Почти. Тыквенных Демонов Хелловина никто не отменял, равно как и их заботы.
Устоять перед тем, как соскучился Уилл, у Ганнибала Лектера не было ни малейших сил. Тем более желания. Возможно, он бы не стал так спешить, но Уилл горел. Грэм не позволил Лектеру ничего, что бы отсрочило момент их близости. Он буквально выкрутился и вырвался из своей одежды, и также вытряс Ганнибала из его.
— Уилл.
— Замолчи. Возьми.
— Уилл, не стоит спешить. У нас впереди много…
Ганнибал понял, что Уилл хотел выматериться, но вместо этого сработал в наиболее оптимальном режиме. Заткнул рот и себе, и ему. Поцелуем. Лектер выдохнул и свалился сверху на мужа, утягиваемый тем на кровать.
Как только Уилл почувствовал, что тяжёлое тело Ганнибала накрыло его, томно и жадно выгнулся, почти скинув того, стремясь теснее прижаться. Руками охватил Лектера по спине. Застонал в поцелуе. Ганнибал прикусил ему губу, заставив вздрогнуть и раскрыть глаза. Отстранился, оглядывая мужа. Уилл дышал срываясь, в глазах плескались блажь и желание. Ганнибал накрыл ладонью горло Уилла, стискивая, сдвинул пальцы, зажимая подбородок, толкая вверх. Уилл разомкнул губы, облизнул верхнюю, потом нижнюю, открыл глаза, зацепился за тёмный взгляд мужа.