То, что надо (СИ)

— Так, Уильям Ноэль Грэм. Быстро возьми себя в руки. Дыши и не позорь меня.
Она сволокла Уилла с кровати за рукав, вздёрнула вертикально, встряхнула. Потом зашла слева, вцепившись тому в руку выше локтя.
Уилл почувствовал, как тонкие маленькие пальчики матери стиснули его не хуже металлических армированных прутьев.
— Я сказала это твоему отцу на его свадьбе, скажу и тебе: вздумаешь сбежать из-под венца, попрощайся со спокойной жизнью. Я достану тебя из-под земли и вышибу из тебя всё…
— Я понял. Прекрати.
— Уверен?
— Ты сломаешь мне плечо. Отпускай. Я пойду сам.
— Вот уж нет. Выпущу только у алтаря.
***
Над Торонто заметало снежным ноябрьским ветром. Но в розовый сад Дома С Демонами не опустилось ни снежинки, за что полагалось благодарить Демона Розового Сада. Лишь стоило запрокинуть вверх лицо, как можно было видеть стремящиеся вниз снежные хлопья. Но ни крупицы льда не достигало нежных гроздей глициний и пурпурных плетей фуксий сада на Мёрдер-драйв, 22. Тот таял на неосязаемой границе в воздухе, достигая английского газона и папоротников тёплым дыханием субтропиков.
Мелисса Грэм не зря торопила Уилла, ссылаясь на то, что гости ждали лишь его появления. Джек Кроуфорд — так тот едва ли не наравне с самим Ганнибалом Лектером. Потому что каждая минута промедления, причинённая ему Уиллом, отдаляла того от оазиса шатров, скрывающих под газовыми куполами столы, увитые восковыми шнурами тёмно-зелёных плющей и душистыми звёздами неувядающих марсдений. Джек всей размякшей душой стремился туда, уже преодолев в своём воображении мощёные песчаником дорожки и взявшись за румяный, печёный, хлебный рог самайновского хлеба. Но Грэм всё не появлялся.
Джек, было, решился жалобиться Бэлле, но та с абсолютным бессердечием в тёмном взоре дала ему понять, насколько низменны его томления. И посоветовала лучше присматривать за кольцами.
Кристальный мейстер Кейд Прурнел, принявшая приглашение вести церемонию венчания, терпеливо переговаривалась с Ганнибалом Лектером, стоя под увитой теми же восковыми цветами марсдений и листьями плюща аркой. Мейстер Прурнел находила персонал из демонов, обслуживающий торжество, весьма милым и тематичным. Лектер уверил её, что с наступлением сумерек все прочие приглашённые смогут оценить тех по достоинству.
Пока же приглашённые трепались на скамейках и томились по Уиллу Грэму.
***
Уилл относительно пришёл в себя. Частично благодаря включившемуся здравому смыслу. Хотя наличие того в своей жизни Уилл теперь ставил под сомнение, учитывая то, что всё младенчество его было напоено материнским молоком, изрядно намешанным с экстази. И чёрт знает чем там ещё. А частично благодаря железной хватке материнских пальцев, которых та, следуя обещанию, от сына не отнимала. В правой руке Мелисса Грэм вела сына, в левой держала букет жениха из белокрыльников и фрезий, перевитых атласными белыми лентами.
Словно наблюдая себя со стороны, Уилл в не первый уже раз ощутил надвигающиеся скачки абсурда.
Абсурд уже долго сопутствовал его бытию. Начался тот гораздо раньше, чем Уилл Грэм вышел в розовый сад под руку с матерью. Возможно, что уже тогда, когда маленький Грэм летним утром нашёл записку от неё под тарелкой с гренками. Или ещё раньше. Что насчёт младенческих тусовок с безголовой и обдолбанной молодой миссис Грэм? Пожалуй, что, да. Найдено.
Уилл знал, что в течение торжества не сможет оставаться спокойным, но то, что застонать придётся сразу, как только он и Мелисса обогнули фигурно выстриженных жасминовых кроликов под французскими окнами гостиной Дома С Демонами, он не ожидал. Мелиссе пришлось существенно тряхнуть сына, прошипев: «Я всё понимаю, милый, но это стоит вынести». Потому как Уилл на секунду строптиво замер на месте, отказываясь идти, но больше того — слушать.
Стоило ему миновать цветущий и сам на себя не похожий жасмин, в воздухе пролилась инструментальная вариация «Чуда любви» Энни Ленокс*. Это показалось Уиллу излишне откровенным и неуместным. Но мать считала иначе, о чём свидетельствовала её ободряющая хватка на грани с поломать плечо и влажно блестящие, синие глаза. А потом Уилл увидел ждущего его Ганнибала Лектера, и его сердце почти остановилось. Никак предварительно с самим Уиллом об этом не договариваясь. Стало ощутимо больно. Уилл искренне не понимал, как ему пройти всё то расстояние, что разделяло его и тёмного мейстера, не упав как подкошенному.
 
Лектер, словно зная, что Уилл приближается, обернулся лицом в его сторону, отстраняясь от Кейд Прурнел.
Уилл прекратил различать и «Чудо любви», и обращённые к нему как по команде, улыбающиеся лица приглашённых, чёрно-белым контрастом встающих с увитых плющами скамеек. Почти не слышал рукоплесканий и с трудом сообразил, кто заступил рядом с Лектером, широко и облегчённо улыбаясь диастемами в зубном ряде.
Лектер, затянутый в чёрные свадебную тройку и галстук, влёк Грэма к себе, словно сверхновая, перекидывающаяся в немилосердную и эгоистичную чёрную дыру, в притяжении которой тонула яркая и лучистая звезда Уилла Грэма. Идущий вперёд только по влечению улыбки Ганнибала Уилл не чувствовал движения. Ощущение задержки на одном месте причиняло ему почти физическую боль.
Уилл испугался, в самом деле испугался, что не успеет сказать Ганнибалу о том, как тот красив и как нужен ему, потому что не в состоянии достичь того, но в следующий миг вдруг почувствовал мягкую и крепкую хватку ладони Ганнибала вкруг своего запястья. А потом сообразил, что стоит близко к тому, чуть запрокинувшись лицом, и пытается дышать. Просто пытается начать дышать.
Ганнибал смотрел на него в отблеске улыбки. «Уилл, дыши», — одними губами прошептал Ганнибал.
***
Как только Лектер услышал подарок Дома С Демонами Уиллу Грэму, знаменующий таким образом появление того в розовом саду, он обернулся.
У Дома С Демонами были некоторые личные предпочтения в музыке, и тот полагал, что «Чудо любви» мисс Ленокс как нельзя кстати передаст отношение как самого Дома к своему любимому новому хозяину, так и гармонично отразит настроение торжества. Иногда Лектер слышал музыкальные мурлыканья в недрах и закутах Мёрдер-драйв, 22, но предпочитал оставлять немного личного пространства заботливой и хозяйственной операционной системе Дома, что был почти его семьёй.
Напряжение вечера сказывалось и на Демонах, которые откровенно любили Уилла и пели для того. К тому же, некие напряжённость и скованность ясно чувствовались и в приближающихся Грэмах.
Ганнибал понял, что к чему, стоило только Уиллу приблизиться. Едва разглядев лицо Уилла, Лектер догадался, что он сейчас упадёт от перенапряжения и затопляющей того любви. Ганнибал перехватил Уилла из рук Мелиссы, одновременно забирая у той букет. Уилл букет взял, но, похоже, совершенно не отдавал себе отчёта в том, что происходит. Лектер видел его плещущиеся в цветочной радужке зрачки, бескровную кожу лица и шеи, полыхающие скулы и влажные завивающиеся кольца волос, пристающие к шее, щекам и лбу. Ко всему этому от Грэма несло влюблённостью с такой силой, что именно в этот момент погибли все интрига и сомнения, которые томили и посещали тёмного мейстера насчёт жениха.
Ганнибал счастливо дрогнул в глазах. «Дыши, Уилл», — одними губами прошептал он.
***
Пока Уилл приходил в себя в руках Ганнибала Лектера, Мелисса нашла свободное место в первом ряду скамеек и присела, закинув ногу на ногу под белой длинной юбкой.
— Не думал, что когда-либо буду говорить такое, но ваш сын чертовски красив.
Мелисса повернула голову и встретилась взглядом с улыбающимся мужчиной.
— Очень любезно, спасибо. Это у него семейное, — ответила она.
Что ж, стоило признаться, но Уилл и в самом деле был чертовски красив. Он убрал щетину, которая не давала Мелиссе покоя, и легко сбросил десяток лет в возрасте. Волосы стричь отказался, заявив, что иначе Ганнибал прикончит его, не говоря о парикмахере.
В своё время миссис Грэм пару лет работала в салоне в Ошаве, завивая сумасшедшие перманенты на волосах дамочкам из периферии и заодно предоставляя тем услуги перманентного же рисунка губ и бровей. Поэтому сегодня она просто уложила волосы сына в крупные оформленные кольца. Правда, когда она взялась за беличью кисть, окунутую в розовый порошок, со словами «стоит что-то сделать с твоей ненормальной бледностью», Уилл категорично сдвинул её в сторону, отказываясь от «освежающего» румянца.