Учение гордых букашек (СИ)

— Он начнет учить, и люди послушают. Сейчас, когда мы у цели ты сомневаешься? Ты думаешь, Аден не знает что делать, но каждый с кем он говорил без сомнений шел за ним, — последние слова Рассала сказал с особой силой.
— Может он правильно выбирал собеседников.
Рассала споткнулся, Фатэль тут же усадил его, и дал воды. Двое молодцов осторожно подняли моряка, и по приказу Фатэля потащили домой. Остаток пути Писарь с Фатэлем промолчали. У башни стражи их встретил Аден с черным рулоном выше его роста. Рядом стоял однорукий караульный, они весело разговаривали. Когда Писарь с Фатэлем приблизились, Аден дружески пожал караульному руку, а потом стукнул того по голове так, что шлем слетел и покатился вниз по лестнице.
Внутри они также не встретили серьезного сопротивления, Беладор так испугался за кузнечный бунт, что приставил лишь пару калек да негодных стариков охранять казармы и подземелья. Да и зачем кому-то башня стражи? Разве что освободить и так полупустые камеры. Но в плане Адена, башня служила сигнальным огнем восстания. Аден осторожно раскатал флаг, и вынул завернутую бутыль с Агребовой кровью.
— Фатэль, ты наверх, ждем тебя на рассвете, — сказал Аден.
Фатэль уложил черное знамя на плечо.
— Присмотрите за Рассалой, — сказал он. — Старик слишком рвется в бой.
— Еще остались травы, что привозила Мара, выживет наш капитан.
Писарь с Аденом спустились под башню. Темницы холодили душу. Мокрые каменные стены, облеплены страхом, на решетках еще осталась кожа, стесанная с сотен рук. Аден по-домашнему не сомневался в поворотах. Факелы на стенах догорали, из окошек бились заключенные, взбудораженные отсутствием стражи. В самом конце прохода с камнем слилась узкая дверь. Прихватив тусклые факелы, они боком вошли в катакомбы. Здесь не пахло смрадом, но приглушенное журчание наполняло зал. Аден указал на потолок, там протянулись ровные черные трубы.
— Никогда не задумывался, откуда в городе вода? — спросил Аден.
По дороге Аден объяснил, что вода забирается из реки Златоводной, и подземными каналами бежит в Гаану. Оказалось, что трубы делались еще сотни лет назад, и все они из чистого серебра. Трубы множились, и через полмили привели к центру, огромному сплетению прямых линий. Дальше они пролезли вверх. Вовнутрь приземистой башенки на главной улице, откуда люди набирали воду. Журчание переросло в напорный шум. Под потолком из широкого отверстия падала вода в первый сосуд. Между стенками они взобрались и влезли в бурлящий свежий холодный котел. Воды по пояс. Аден поймал желтый листик и показал Писарю
— Долго он сюда добирался.
Писарь нагнулся и провел пальцами по дну, там залегал серебряный песок. Через него поток очищался, и накапливался в резервуаре на следующий день. Аден откупорил бутыль.
— Аден, что это за кровь?
— Для нашего ритуала кровь не нужна, это сок одного растения. Он только зовется Агребовой кровью. Посмотри сколько воды, никто ничего и не почувствует, так, безвредная приправа.
— Ритуал? Едва ли Геба поможет тому, кто разрушил ее храм.
— Не Геба, нет. Агреб. Его же кровь.
— Червь, что точит чрево земли?
— Все произносят его имя, но никто не знает, о ком говорит. Когда Геба родила землю, Агреб связывал ее и наш мир.
— Как пуповина. От Матери к ребенку. Я слышал кое-что, но ведь сказания о нем сожгли задолго до пожара в библиотеке.
— Я расскажу что знаю. Через него Геба говорила с людьми, питала их и творила чудеса. Агреб служил посланником, нес благие вести, он орудие в руках Гебы, мост между небом и землей. Геба любила Агреба как свою часть. Но однажды Агреб увидел, что люди делают что хотят, а он вынужден всю жизнь служить посланником.
— Он позавидовал человеку, ведь у того два великих дара: любовь Матери и свобода. И Агреб восстал против Гебы, — встретив удивленный взгляд Адена, Писарь добавил, — Я подслушивал за спинами многих жрецов.
— Нет, он не завидовал, он просто хотел перестать быть вещью. Это мои домыслы, но, думаю, Агреб во всем был согласен с Гебой. И все же сделал наоборот. Он вырвал свою свободу, он сотворил зло, первое на земле. Раньше люди знали только слово Матери, но теперь… Агреб начал нашептывать им злые мысли. Геба в гневе отсекла пуповину, но Агреб выжил. Червь отрастил вторую половину и укрылся под землей. Тогда мир наполнился страданиями. Но силу творить Агреб сохранил, только теперь от своего имени. И это могучая сила.
 
Аден вылил бутыль в воду, но коснувшись поверхности, сок превратился в кровавый пар. Он закружил, сложился в червя с тремя клыками и заплелся вокруг серебряных труб. Из пасти послышались звуки, червь сжимал и разжимал рот, не попадая в такт рокочущих слов:
— Ты уплатил цену, маленький вождь?
— Храм разрушен, — ответил Аден.
— Тогда шепчи тихо, и тебя услышат. На рассвете весь город пойдет за водой и ритуал совершится. — Червь обогнул Адена и зарокотал с другой стороны. — Но разве ты хочешь говорить? Нет, ты только помнишь что хотел, еще вчера хотел. Это ведь началось, недавно началось, когда луна не сошлась, началось. Да. Тебе не нужен этот мир. Ляг, огонек, ты устал.
Дым растворился в воде, и Аден с плеском упал. Он миг продержался на поверхности лицом вниз, но поток из верхней трубы прибил его к песку. Писарь вытащил Адена, и прислонил к стенке. Писарь ждал жадный вдох утопающего, но Аден только лениво втянул воздух. Безучастный, бледный человек стоял предо ним, и глядел мимо.
— Что он с тобой сделал, Аден, ты слышишь?
— Лишь открыл глаза, — медленно ответил Аден.
— Мы здесь закончили? Куда дальше?
— Я постою еще, ты делай что хочешь, в этом смысл.
— Хорошо, давай постоим, но что потом?
— Миру не помешает пара человек, что просто стоят и смотрят на воду.
Писарь вспомнил слова Рассалы, его беспокойство за Адена в последний день. С молодого рьяного рыжего главаря вода смыла все желания. Теперь Писарь тащил Адена за собой. Пока они спускались, руки Адена не цеплялись за трубы, он даже упал с высоты и вывихнул плечо. Боль-то лютая, но Аден только глянул и отвернулся вверх. Пришлось нести его почти весь обратный путь до швейной мастерской. Дома он сел в кресло, где недавно Писарь отдыхал от безумной авантюры с кораблем. Под белокаменными сводами собралась чуть не сотня бойцов, но все они поникли, когда увидели в каком расположении главарь.
— Уйдите от меня, все уйдите, — приказал Аден набухавшей в комнате толпе.
  
Дудочка
 
Для Беладора на этом все закончилось, кажется, он остановил волну, показал силу и милосердие, богачи останутся довольны двумя казнями, кузнецы — должной платой, корона спокойствием у себя под ногами. Кабинет принял своего героя, бумаги заждались, но все завтра. Завтра думать о разрушенном храме, о приказах, о мятежниках, а пока Кертис принес согретой коричной настойки, и оставил Беладора роскошном, правда, узковатом кресле. Командир думал о погибших стражниках, его сыновьях по воли долга. Он знал, он отомстит, и здесь все просто. Его люди понимали, что скачут через пожар, и Беладор шел среди них. Потому их смерти можно искупить справедливостью. Они умерли с честью, умерли хорошо. Что же сказать о тех двоих кузнецах? Беладор даже имен их не запомнил, но где-то в голове, в том месте, что не стирается временемони встали подле капитана китобоев, взялись за руки и никогда не уйдут. Эти кузнецы всего лишь наказали виновных, взяли то, что честно заработали. Сделали сами, когда Беладор не пришел на помощь. Он должен был, но не пришел.
Из бойницы было видно главную площадь. Одни фигурки поставили на колени другие. Беззвучно опустились сразу два топора. Ветерок принес чуть слышную радость толпы. Чаша с настойкой разлилась. Беладор развернулся. Перевернул стол. Лягнул с силой столешницу. Она не треснула. Тогда он докончил ее мечом. Растопыренной ладонью смел все, что висело на стенах. На шум вбежал Кертис. Беладор швырнул в него стул. Он попал в стену рядом. Кертис покойно опустил голову, поднял стул и уселся. Подбитый стул скрипнул, но выдержал.