Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
— Ну если ты желаешь иметь изображение лошади, отвечающее твоим вкусам, закажи копию конной статуи Александра III работы Паоло Трубецкого. Ту, что установили в Петербурге у Московского вокзала. Вот там уж лошадь так лошадь. Недаром про этот памятник говорят:
Стоит комод,
На комоде — бегемот,
На бегемоте — обормот.
— Как ты не права, Леля! Надеюсь, потомки еще оценят этот памятник по достоинству. Если, конечно, эстеты вроде тебя не добьются его преждевременного сноса — дискуссии о статуе бронзового Александра идут с самого момента его установки. А ведь в этой скульптуре столько юмора!
— Да, просто обхохочешься. Ладно, дорогой, мы с тобой семейную художественную дискуссию на сегодня завершаем, — подвела я итог, — мне хотелось бы навестить Лидию Танненбаум и узнать, как у нее дела.
На этот раз путешествие по московским улицам показалось еще более приятным, чем поездка с вокзала на Арбат, потому что одета я была надлежащим образом: реабилитированное каракулевое манто, теплая шляпа с мехом, муфта, в которой согревались руки, — как это располагало к санным прогулкам по заснеженной Москве. Даже долгий путь в Лефортово совершенно меня не утомил.
Контора фирмы «Франц Вернер Крюднер» поражала непривычно деловой обстановкой.
Впрочем, непривычной эта обстановка была, вероятно, только для меня, ибо я впервые попала на фирму уже в разгар всех несчастий и не имела возможности представить себе ее деятельность в лучшие времена.
Множество служащих, вновь появившихся в помещении конторы, без отдыха занимались делом и сновали, как шестеренки в хорошо отлаженном механизме. Что ж, Лидия с ее деловыми качествами, похоже, может стать достойной преемницей своего шефа.
Попросив секретаря (это была уже не та бестолковая накрахмаленная барышня, приводившая на память рекламу мыла, а куда более скромная особа средних лет) доложить о своем визите управляющему, я с удивлением увидела, как из дверей кабинета Германа Германа выходит мне навстречу не кто иной как, Елизавета Эрсберг собственной персоной.
То, что Герман давно исчез из своего кабинета и где-нибудь скрывается, было как раз неудивительно — ясно же, что этот господин завяз в шпионской истории по уши, а может статься, и к убийствам причастен… Но что его зам Лизхен, маленькая секретарша из адвокатской конторы, — вот это был сюрприз!
Помнится, в газетах писали, что она была арестована по делу об убийстве Штюрмера… Стало быть, все-таки выпустили, убедившись в непричастности.
По виду Елизаветы сразу можно было сказать, что она преуспевает и вполне способна теперь удовлетворить свою давнюю страсть к нарядам, двойным буфам, серебряным галунам, юбкам в складку и золотым побрякушкам.
Хотя сегодня галунов на ее платье как раз не было, зато декольтированный ворот бархатного лифа украшала какая-то бахрома, напоминающая мышиные хвостики. Прежняя простая девическая прическа Лизы с трогательными белокурыми завитками превратилась в модный «помпадур», и настолько помпадуристый, что для его сооружения понадобилось как минимум три валика для волос, мощный шиньон и пяток боковых черепаховых гребней, инкрустированных перламутром, не считая адского труда опытного парикмахера.
Лизхен и держалась теперь по-новому, все ее робкие и угодливые манеры мелкой служащей, полностью зависящей от сильных мира сего, в одночасье исчезли. Чувствовалось, что она, усевшись в начальническое кресло, осознала собственную важность и теперь очень уверена в себе. Настолько уверена, что, пожалуй, уже слегка переоценивает свою персону.
Впрочем, увидев меня, Лизхен попыталась изобразить любезную мину и даже поклонилась, тряхнув вавилонской башней из белокурых волос и всеми мышиными хвостами на платье. Видно, случился рецидив почтения к хозяйке пансиона, которая еще недавно была для фрейлейн Эрсберг важным лицом… Я чуть не задохнулась от густого аромата духов «Инимитабль», которыми Лизхен поливалась теперь с завидной щедростью.
— Добрый день, дорогая Елена Сергеевна! — поприветствовала меня Лиза гордым голосом светской дамы. — Рада вас видеть. Надеюсь, ваш заграничный вояж прошел удачно?
— О да, вполне. Я вижу, вас можно поздравить с новой должностью?
— Да, благодарю вас. Удача улыбнулась мне, хотя, признаюсь, я пережила немало тяжелых минут. Когда адвокат Штюрмер трагически погиб, я оказалась в сложном положении. Службу и так найти непросто, а не имея рекомендаций с предыдущего места, и совсем невозможно. А кто бы выдал мне рекомендацию после смерти хозяина? К тому же, меня еще и под арестом продержали несколько дней, подозревая в причастности к убийству Штюрмера. Боже, какой это был ужас, только представьте — двое полицейских вели меня в тюрьму по улице, а мальчишки прыгали вокруг и кричали: «Воровку ведут, воровку ведут!» какая-то старуха, перекрестившись, хотела подать мне монетку, а полицейкий отогнал ее со словами: «Отойди, мать, эта еще сама тебе подаст», — Лиза смахнула с глаз слезинки и продолжила: — В тюрьме я пребывала в полном отчаянии из-за несправедливости, а когда меня, наконец, выпустили на свободу, оказалась в совершенно бедственном положении, почти в нищете.
Ни службы, ни денег, ни покровителей, ни друзей, все от меня отвернулись. К счастью, госпожа Танненбаум, получив в наследство эту фирму, вспомнила о моих деловых качествах и предложила мне должность управляющего, место, на которое я и рассчитывать не могла. Но, надеюсь, госпоже Танненбаум не придется пожалеть о своем решении. Прошу простить, — оборвала вдруг Лиза сама себя и, на глазах преобразившись, обернулась к секретарше, которая с неприкрытым интересом прислушивалась к нашему разговору: — Фрейлейн Рубелиус, вам что, нечем заняться? Почему вы тут ловите галок? Вас ждут дела. Работайте, фройлейн Рубелиус, работайте!
Получив этот начальственный окрик, несчастная секретарша залилась краской, втянула голову в плечи и, подхватив со стола какую-то папку, кинулась бежать. У госпожи начальницы просто-таки на лбу было написано, что Всевышний создал ее с единственной целью — покрикивать на подчиненных: «Работайте, работайте! Вас ждут дела».
Управлять людьми очень трудно, — пожаловалась Лиза. — Стоит только дать слабину, все так и норовят сесть тебе на шею и гонять лодыря.
Ясно было, что свою обрамленную мышиными хвостиками лебяжью шею она не подставит никому. Ее легкий немецкий акцент, прежде казавшийся таким мягким, теперь звучал весьма агрессивно, с раздраженными, каркающими интонациями. Только говоря о хозяйке, она как-то смягчалась, вероятно, относилась к Лидии с большим пиететом.
Во всяком случае, произнесенное Лизой с придыханием имя «госпожа Танненбаум» настолько отличалось от ее недавних рассуждений о дурочке Лидии, которая даже не умеет выбрать себе платья, что не верилось, будто речь и в том и в другом случае шла об одной и той же особе.
Похоже, Лидия правит фирмой Крюднера более-менее единовластно, а Лиза находится при ней просто в качестве верного пса…
— Ну что ж, Лизочка, с вашего позволения мне хотелось повидать Лидию. Нам с ней о многом нужно переговорить.
И тут с Лизхен, вернее, с ее взглядом, произошло нечто невероятное. Я никогда прежде не видела, чтобы у людей, ни в малейшей мере не страдающих косоглазием, глаза буквально разбегались в разные стороны, причем так, что взгляд становится невозможно поймать.
— Видите ли, Елена Сергеевна, я боюсь, что госпожа Танненбаум не сможет вас в настоящий момент принять… Она так загружена, ее день буквально расписан по минутам. Поймите правильно — вхождение в наследство, кучи бумаг, нуждающихся в проверке, налаживание предприятия, которое чуть не прогорело… Столько суеты, столько суеты!
— Ну что ж, надеюсь, я поняла вас правильно, — мне осталось лишь встать и двинуться к выходу.
— Госпожа Танненбаум будет чрезвычайно рада вас видеть в другой день, — лепетала Лизхен, семеня за мной на своих высоких каблуках. — Вам будет назначено время визита, и мы вас известим. Ведь во всем должен быть порядок!