Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)
И все же Можайский взвалил на себя дополнительное обременение с чувством, похожим на удовлетворение. И это обременение или, что более точно, результаты такой работы не заставили себя ждать. Мы уже видели, что положение дел в участке Можайского неизменно ставили в пример другим участковым приставам. Теперь же добавим только одно сравнение: если в соседнем — весьма благополучном по городским меркам — участке за год произошло пять разбойных нападений и грабежей, то в участке Можайского ни одного; если за тот же год в том же соседнем участке вскрылись двадцать шесть крупных краж, то в участке Можайского — четыре; если в соседнем участке были четко установлены три случая поджогов, то в участке Можайского обошлось без них.
И нужно еще сказать, что участок Можайского оказался единственным, в котором практически все преступления были не только обнаружены, но и расследованы так, что виновные были найдены, взяты под стражу, отданы под суд и осуждены. За последние пару лет, предшествовавших году тех зловещих событий, о которых, собственно, и написана эта книга, только одно происшествие едва не подпортило великолепную статистику.
Вкратце это случилось так.
5
Как-то утром, практически сразу после доклада околоточных надзирателей, в кабинет к Можайскому буквально ворвался Вадим Арнольдович Гесс — невероятно возбужденный, сверкающий глазами, с языком, заплетающимся от обилия опережающих друг друга слов, и с выпуском Листка в руке. Убедившись в том, что в обозримом будущем от попыток Гесса рассказать о причине возбуждения толку явно не предвидится, Можайский отнял у него Листок и на первой же странице обнаружил сенсационную заметку под аршинным заголовком:
УПРАВЛЯЮЩИЙ УБИТ. УКРАДЕН МИЛЛИОН
Леденящее кровь происшествие вскрылось сегодня рано утром в конторе Общества Северных и Южных железных дорог, помещающейся в доме Редика всего лишь в трех минутах неспешной пешей ходьбы от здания полицейского участка.
Около шестого часа пришедшая в контору уборщица обнаружила страшный беспорядок в приемной и в двух из трех кабинетов: разорванные в клочки, повсюду валялись бумаги; кресла и даже тяжелый диван для посетителей были опрокинуты, причем обшивка и кресел, и дивана оказалась вспоротой. Огромная кадка с гибискусом была в прямом смысле слова выпотрошена: несчастное растение с корнями выброшено из кадки вон, земля высыпана. Стекло конторки разбито вдребезги: его осколки усеяли все пространство приемной, а часть из них какою-то бешеной силой были выметены в коридор.
Но самое страшное открытие поджидало уборщицу в кабинете управляющего. На сдвинутом от середины комнаты столе лежала шляпа с рваным отверстием, края которого казались словно омоченными в бурой жидкости — несомненно, как это вытекает из всего в совокупности, в крови. Дверь тяжелого французского сейфа системы Николая Боша была открыта. А точнее — выломана из рамы мощным взрывом: как полагает наш собственный эксперт — подрывом пироксилина.
Незамедлительно вызванный в контору Директор Общества — почетный гражданин А. А. Самохвалов — засвидетельствовал исчезновение ценных бумаг и векселей на общую сумму в один миллион рублей. Эти бумаги и векселя предполагалось реализовать в ближайшие дни для выдачи крупной залоговой ссуды — под отправляемые дорогами Общества хлебные поезда.
Кроме того, из конторы пропали: серия облигаций правительственного займа — на сто без малого тысяч рублей; макет железнодорожного грузового вагона — тонкой ювелирной работы, обошедшийся Обществу в двенадцать тысяч рублей; бронзовый колокольчик с дарственной надписью Его Королевского Высочества Князя Витбург-Измайловского — дар, оценить который в денежном выражении невозможно; портрет основателя и первого главы Общества, купца первой гильдии Семена Фаддеевича Латыкина — кисти Петра Васильевича Басина.
Тело управляющего конторой, петербургского мещанина Д. И. Кузьмичева, ни сразу, ни на данное время, обнаружено не было. Тем не менее, сомневаться в его трагической участи не приходится: не только пробитая и окровавленная шляпа, в которой подошедшие вскоре сотрудники конторы опознали головной убор Кузьмичева, но и кровавый след, протянувшийся от стола к окну, свидетельствуют, по меньшей мере, о тяжелом ранении, постигшем управляющего.
Кровь была обнаружена и на подоконнике, и на панели под окном, и на мостовой, где след ее оборвался. Возможно, смертельно раненого, но в тот момент еще живого Кузьмичева погрузили в дожидавшийся злоумышленников экипаж. Единственной непротиворечивой в таких обстоятельствах представляется версия опасения оставить на месте преступления раненого управляющего — с одной стороны, и нежелания добивать несчастного на месте — с другой. Вряд ли мы слишком уж ошибемся, предположив, что Дмитрий Иванович — хорошо ли, просто ли в лицо — знал своих погубителей.
Однако не это — уже и само по себе вопиющее происшествие — озаботило нас более всего и, полагаем, более всего озаботит наших читателей. В конце концов, неслыханная дерзость — само собой разумеющееся качество крупных грабителей, без какового качества невозможно решиться на миллионное дело. Нет: нашу озабоченность вызывает странное и непостижимое бездействие полиции, как нам известно, не явившейся на место преступления даже к моменту подачи номера в печать!
Напомним, что дом, в котором помещается контора Общества Северных и Южных железных дорог, находится в непосредственной близости от здания полицейского участка, возглавляемого подполковником князем Можайским. До сих пор мы слышали только положительные характеристики деятельности его сиятельства на занимаемом им посту, но его сегодняшнее вопиющее безучастие в деле, обещающем стать самым громким и сенсационным за всю новейшую историю, заставляет задуматься.
Мы будем следить за развитием событий. Наш следующий отчет ожидайте с вечерним выпуском Листка.
Некоторое время Можайский, закончив чтение, оторопело молчал, а потом, густо и как-то внезапно покраснев, в упор посмотрел на Гесса:
— Это что — розыгрыш? Разве сегодня — первое апреля?
— Юрий Михайлович! Никак нет! У дома Редика настоящее столпотворение! Ограбили железную дорогу! Как Бог есть, ограбили!
— Тогда почему… — начал было, медленно вставая из-за стола, Можайский, но тут дверь в кабинет распахнулась и на пороге, с перекошенным от ужаса лицом, застыл околоточный надзиратель. Можайский, с немым выражением вопроса, снова сел, а все еще возбужденный Гесс подскочил к околоточному, по-детски дернул его за рукав и почти закричал:
— Ну?!
— Вашвысбродь, вашсъясть… — Надзиратель запнулся, но тут же затараторил, — Анучин пропал! В ночь заступил, был на посту, вот крест, не вру, лично проверял, но пропал!
— Дай-ка догадаюсь, — Можайский сделался мрачен. — Дом Редика под его наблюдением был?
— Так точно, вашсъясть!
На этот раз Можайский решительно встал — даже вскочил — из-за стола и уже шагнул было к околоточному, но дверь в кабинет опять распахнулась и теперь на пороге возник очумелый, даже казавшийся каким-то растрепанным, участковый следователь.
— Невероятно! Что же это? Юрий Михайлович, как?!
Можайский махнул рукой и начал давать указания — прочесать окрестности, организовать дворников и старших дворников и осмотреть подвалы, чердаки, надворные постройки… — «Найдите Анучина! Надеюсь, он жив!» — И тут зазвонил телефон.
— Можайский! Да… Уже в курсе… А вот так!.. Михаил Фролович, что вы от меня хотите? У меня тут человек пропал!.. Я рад за Дмитрия Сергеевича [5]… Спешить? А зачем спешить? Вы ведь прочитали эту гнусную заметку? Там уже все истоптано, изгажено, изничтожено!.. Хорошо, в течение часа… Да, все будем… Всего хорошего! — Можайский положил трубку и пояснил Вадиму Арнольдовичу и следователю, — Чулицкий [6]. Говорит, ему Сипягин только что лично звонил. Выразил удивление и неудовольствие.