Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ)

– Открыта. Мы днем обычно ее не запираем, своей же семьей в доме живем, без соседей. От кого же прятаться? А с улицы воровать никто средь бела дня не полезет...
Адвокат с важным видом кивнул и сделал пометку в блокноте. Это был совсем молодой человек, помощник присяжного поверенного, и ему впервые довелось самостоятельно выступать в качестве защитника на суде. Присяжный поверенный, который вел дело Покотиловой с самого начала, опытный пожилой адвокат, перед процессом неожиданно заболел и прислал вместо себя помощника. А юный помощник был озабочен прежде всего тем, какое впечатление он производит на публику, и в особенности на знакомую барышню, сидевшую во втором ряду с краю.
– Продолжайте, – обратился председательствующий к Покотиловой. – Итак, вы вернулись домой и вошли в незапертые двери... Что же было дальше?
– Я прошла по дому, поднялась по лестнице в верхнюю, зеленую гостиную, она смежная с кабинетом мужа, хотела заглянуть к нему, думала – он работает... И увидела его на ковре, на полу, в крови...
Анастасия почувствовала, как снова все мешается у нее в голове...
– Он... он так лежал, руки раскинув, и кровь кругом... Кровь. Ужас, сколько крови... И на рубашке брызги, и на ковре лужа... Но он был живой, глаза открыл...
– Скажите, Покотилова, а как у вас в руках оказался его пистолет?
– Я подняла пистолет с ковра, он там валялся.
– А зачем вы это сделали, можете объяснить?
– У него рука дернулась. Мне показалась, что он снова тянется к пистолету, и я схватила оружие...
– Так-так. Умирающий у вас на глазах муж якобы потянулся к пистолету, и вы схватили оружие, чтобы он его не достал. И так и сидели с оружием в руках? – уточнил председатель суда.
– Я не помню, – удрученно ответила Покотилова. – Я растерялась... Нужно было протелефонировать врачу, позвать на помощь, а я никак не могла вспомнить номер, мучалась и что-то машинально крутила в руках, может быть, это был пистолет...
– Позвольте вопрос, господин председатель? – оживился прокурор. – Я желал бы знать, имелся ли в доме Покотиловых пистолет до того, как случилось убийство, и знала ли подсудимая, где он хранится?
Анастасия подтвердила, что пистолет был, муж его порой брал с собой в поездки, когда нужно было по купеческим делам отправляться в какие-нибудь глухие места, имея при себе крупные суммы денег. Хранился пистолет в верхнем ящике письменного стола в кабинете мужа.
Прокурор поинтересовался – не из этого ли пистолета, принадлежащего покойному, был застрелен Покотилов. Ответ на вопрос был известен ему заранее, так как пистолет купца Покотилова, послуживший орудием убийства, был приобщен к делу в качестве вещественного доказательства.
– Последнее, что мне хотелось бы узнать, господин председатель, – это вызвала ли подсудимая в конце концов врача к умирающему мужу или так и сидела, крутя у него перед носом оружием и дожидаясь гибели своего супруга? – продолжал прокурор.
– Я позвонила по телефону и пригласила врача, но он приехал слишком поздно, – пролепетала Анастасия. – К тому времени в дом уже пришел полицейский пристав, и Никита умер при нем...
– С полицейским приставом мы еще побеседуем, – оборвал ее председатель суда. – Защита имеет вопросы к подсудимой?
У защитника нашлось несколько вопросов, а потом был объявлен перерыв.
  
Глава 2
 
После перерыва начался допрос свидетелей. Их снова пригласили в зал заседаний, каждый отвечал на вопросы об имени, звании, вероисповедании и прочем... Молоденький батюшка привел всех скопом к присяге, и разномастную толпу свидетелей снова увели из зала, вызывая в дальнейшем по одному.
Ксения Лапина, нарядная девица, одетая в модный бархатный костюм и шляпу со страусиными перьями, вычурно смотревшуюся в казенной обстановке суда, подтвердила, что в день убийства Анастасия Покотилова была у нее в гостях. Про телефонный звонок неизвестного лица, вызвавшего Асю домой, Ксения почему-то ничего не вспомнила. Зато она рассказала, что подруга жаловалась на недавнюю ссору с мужем, что ссоры вообще у Покотиловых бывали часто, и в тот день обиженная мужем Ася казалась на редкость мрачной, сидела, погрузившись в собственные мысли, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвалась и понеслась домой, даже не выпив чаю...
 
Сведения о ссорах супругов Покотиловых подтвердила и горничная из их дома, и другая домашняя прислуга, включая дворника. Дворник даже утверждал, что накануне убийства у хозяев чуть было не дошло до драки, хотя обыкновенно драк у них не водилось, крики одни. А вот в день убийства барыня, ни с того ни с сего вернувшись из гостей, пронеслась по двору, как ведьма, и юркнула в дом, а потом уже в доме раздался выстрел...
Полицейский пристав сообщил, что им прямо в участке было получено анонимное телефонное сообщение о шуме, криках и выстрелах в особняке Покотиловых. Он страшно гордился, что техническое оснащение полиции дошло до таких высот – даже в обычном полицейском участке можно по телефонному аппарату сообщения от мирных обывателей принимать. Звонивший не представился, да оно и понятно – соседи у Покотиловых люди состоятельные, благонамеренные, все больше домовладельцы, проживающие в собственных богатых особняках, они лишнего беспокойства не любят. Имя свое в полиции назовешь, потом, ясное дело, показания давать придется, по участкам да по судам затаскают, а кому этого хочется? Позвонили приставу, сообщение сделали и на том спасибо. Он, пристав-то, конечно, мог дежурный полицейский наряд послать, но ведь супружеские ссоры – дело деликатное, семейное... Как там и что – неизвестно, а Покотиловы – богачи, не сапожники какие-нибудь, как бы потом обиды не вышло. Ежели что не так, лишней беды наживешь на свою голову... Вот пристав и отправился на проверку сигнала самолично, прихватив с собой на всякий случай одного городового, который, впрочем, в дом не входил, а был оставлен приставом у крыльца, а после обнаружения в доме умирающего отбыл по распоряжению начальника за подмогой.
Войдя, пристав обнаружил, что из помещений второго этажа доносится женский плач. Поднявшись по лестнице, он увидел, что сам Покотилов лежит на полу в луже крови и вот-вот отдаст Богу душу, а сама склонилась над ним с пистолетом в руке и в голос воет, вероятно, в ужасе от содеянного.
Руки и лицо хозяйки дома были в крови; членораздельно объяснить представителю власти, что здесь произошло, она не могла. Умирающий Покотилов был в момент появления пристава не только жив, но даже в сознании и с трудом произнес: «Ася, Ася, жена...», вероятно, последним усилием воли желая указать на убийцу, после чего и испустил дух.
Брат убитого, Ксенофонт Покотилов, тоже нисколько не сомневался, что убийство – дело рук его невестки. Правда, в момент убийства Ксенофонт в доме брата самолично не присутствовал, прибыл, когда все было кончено, но то, что отношения между Никитой и Анастасией были из рук вон плохи, засвидетельствовать может. По словам Покотилова-младшего, его брат подозревал свою жену в неверности и день ото дня получал все больше и больше подтверждений данному факту, о чем часто по-родственному разговаривал с Ксенофонтом.
– Но это же неправда! – закричала из-за своей решетки Анастасия.
– Помолчите, подсудимая! – оборвал ее председатель суда. – Вам слова никто не давал.
– Позвольте сделать одно дополнение, господин председатель, – приподнялся прокурор. – Факт супружеской измены со стороны подсудимой является доказанным. В доме Покотиловой при обыске была обнаружена любовная переписка, которую она бережно сохраняла в своем секретере. Письма любовника Покотиловой были изъяты и приобщены к делу в качестве свидетельства ее морального разложения.
 
– Полноте, – ответил председательствующий. – Мы судим эту женщину за убийство, а не за порочащие связи. Хотя распутство, без сомнения, никого не украшает.
После допроса свидетелей, когда казалось, что вопросам прокурора и защитника не будет конца, после чтения секретарем протокола врачебного исследования трупа Никиты Покотилова и выступления эксперта-медика, господам присяжным заседателям было предложено осмотреть приобщенные к делу вещественные доказательства (среди которых был и пистолет, и письма весьма фривольного содержания, адресованные Анастасии; листы писем были аккуратно пронумерованы и подшиты в папку; даже шелковая ленточка, которой пачка писем была прежде перевязана, прилагалась) и, наконец, снова был объявлен перерыв.