Насмешка (СИ)

Гаэрд прижался щекой к груди возлюбленной, с наслаждением слушая, как быстро стучит ее сердечко.
— Не отпущу, — прошептал он. — Никогда.
— Гаэрд, — сдавленно выдохнула Лиаль, — Гаэрд…
Он поднял голову, глядя в лицо лаиссе.
— Я успел, Лиа, — он вдруг рассмеялся и снова прижался к ней щекой. — Все понял и успел. К Нечистому… Святые… — тут же вскочил на ноги и снова встряхнул девушку. — Никогда не смей больше со мной такое проделывать, больше я не поверю. Омерзителен, противен, плевать. Я больше не уйду, слышишь меня? Не уйду!
— Не противен, — мотнув головой, жарко воскликнула Лиаль. — Омерзителен был мой язык, когда лгал тебе! Все не так, все было ложью…
Не слушая ее, Гаэрд обхватил лицо Лиаль ладонями и покрыл быстрыми жадными поцелуями, порывисто прижался к губам и очнулся, осознав, что лаисса прикрыта куском тонкого полотна, а в разбитое окно врывается ветер и снег. Понял, что прижимает ее к холодным доспехам и отпрянул.
— Одевайся, — велел он. — Немедленно одевайся.
Пока девушка одевалась, Дальвейг стоял, напряженно глядя в прикрытую дверь, стараясь не думать о том, что держал в объятьях желанную женщину, полностью лишенную одежды.
— Я готова, — произнесла Лиаль, встав за спиной Гаэрда.
Он обернулся и снова притянул к себе девушку, прижимаясь щекой к ее волосам.
— Ты заставила переживать, — сказал он.
— Я хотела спасти брата, — ответила лаисса и воскликнула. — Святые, Ригн! А если теперь…
— Она так долго творила свои заклинания, чтобы вытащить его, а умерла, не произнеся ни слова, — произнес Дальвейг. — Все будет хорошо, Лиа.
— Ах, кабы так… — прошептала девушка, поднимая лицо к своему спасителю.
Дальвейг не удержался и вновь коротко коснулся приоткрытых губ.
— Почему ты целуешь меня? — спросила Лиаль, жадно вглядываясь в глаза ласса.
— А ты не понимаешь? — улыбнулся он.
— Скажи, — потребовала она.
— Потому что люблю, — ответил Гаэрд.
Лиаль рвано вздохнула, на мгновение прижалась к мужчине и вновь отстранилась, заглядывая ему в глаза.
— И супруги, правда, нет?
— Небесные Покровители мне свидетели, — легко рассмеялся Дальвейг.
После приобнял лаиссу за плечи и повел к дверям. Уже садясь на Ветра, Лиаль вспомнила:
— Ты же не рассказал мне легенду!
— Все расскажу, клянусь… возлюбленная, — она не увидела его улыбки, но почувствовала ее и повторила вслух:
— Возлюбленная. Как же это хорошо.
Гаэрд вновь негромко рассмеялся и направил коня в сторону деревни. Впервые за долгое время на душе обоих было спокойно и легко. И ночь уже не казалась такой темной, и метель не столь злой. Все это так неважно, когда рядом бьется горячее любящее сердце… живое сердце.
  
Глава 20
 
— Еще, — звонкая монета упала на грубо сколоченный деревянный стол.
— Как пожелает, благородный господин, — трактирщик согнулся в низком поклоне, с опаской поглядывая на высокородного посетителя, пившего уже четвертый кувшин пенящегося эля.
Ласс окинул трактир хмурым взглядом, затуманенных хмелем глаз. Его телохранители сидели чуть поодаль, не подходя к господину, но следя, чтобы никто не помешал его уединению. Наместник Провинции Нест не желал сегодня, чтобы его трогали и лезли с разговорами. Все, чего он хотел — это напиться до потери сознания, забыться во хмелю, отпустив хоть ненадолго чувства и мысли, терзавшие его уже столько дней.
Перед Ренвалем появился новый кувшин, из которого он тут же плеснул в свою кружку и поднес ее к губам, делая большой глоток.
— Господин желает снеди? — в который уже раз спрашивал его трактирщик.
— Господин желает, чтобы пес исчез, — ответил ласс и бросил на мужчину короткий злой взгляд.
Трактирщик вздрогнул и поспешил убраться подальше от опасного гостя. Ренваль усмехнулся и сделал следующий глоток. Нет, он не был в ярости, да и не злился на самом деле, а если и была злость, то только на себя, на свою слепоту и нежелание разглядеть очевидное. Пустота внутри росла, с каждым днем все более превращаясь в бездонную пропасть, которую не могло ничто заполнить. Воспоминания прошлого больше не приносили грусти и болезненной нежности, они рождали ненависть. Ненависть, направленную на Анибэль. Глупая баба, испоганившая его жизнь, заставившая забыть, что это она умерла, а не он. Смерть была ее выбором, ее! Почему Ландар похоронил вместе с ней свою душу? Почему решил, что с ее уходом для него закончилось все светлое, что может быть в жизни?
 
Ани… Красивая кукла, пустая и бесхребетная. Осознание этого было подобно озарению, сбившего с ног. Он столько лет любил ту, которой никогда не существовало! Любил пустышку, призрак, собственное создание, наделенное чертами, которыми никогда не обладало. Двадцать лет Ренваль хранил в душе фальшивый образ! Двадцать! К Нечистому, половину своей жизни он потратил на любование чуждой ему женщины!!! Двадцать лет…
Его сыновья могли сейчас скакать рядом со своим отцом. Ландар мог пировать на свадьбе дочери. Мог! Но оплакивал призрак, не желая связывать себя с другой женщиной. И все, что приобрел за эти годы — жгучая ревность и желчь. И если любовницам, желанным, но нелюбимым, доставалось больше ласки, то второй жене только месть за несбывшиеся надежды в прошлом.
«Пусть это будет подарком жениха невесте к свадьбе», — говорила Лиаль, прося отпустить того мальчишку, который пытался украсть ее у жениха, а после и мужа.
— Нечистый, — хрипло выдохнул Ландар.
Он не сделал ей дара к свадьбе вообще! Все его подарки закончились задолго до свадьбы. Что хорошего видела Лиаль от своего мужа? Пожалуй, самое лучшее, когда он не приходил к ней, это и было единственным даром. Подарком же жениха невесте стал навет, да запрет видеться с любимым братом. За каким Нечистым Ландару потребовалась ложь, сразившая не только юную супругу, но и ее род? Обезопасил себя от измены?
— Каков дурак, — издевательски рассмеялся Ренваль.
Он — взрослый, опытный в любовных утехах и отношениях с женщинами мужчина, мог влюбить в себя наивную девочку. Мог! Не так уж это было и сложно, но уперся в свои потаенные страхи и все испортил. И теперь, осознав все это, он уже ничего не мог исправить по одной причине — не с кем было исправлять! Нет Лиаль, исчезла, будто и не было. Все… Все!
— Ну уж нет! — гаркнул хмельной наместник, с силой опустив на стол кружку с элем, расплескав его.
Мужчина поднялся из-за стола и, покачиваясь, направился к дверям. Телохранители наместника поднялись следом, но он отмахнулся и бросил:
— Вернусь.
Ратники переглянулись, и двое все-таки направились за ним, со стороны приглядывая, чтобы с господином ничего не случилось. Впрочем, ласс Ренваль ушел недалеко. Выйдя из трактира, он оперся одной рукой о стену, второй приспустил штаны и избавился от излишков эля. Затем шумно вдохнул морозный воздух, криво усмехнулся и вернулся в трактир, упав на прежнее место.
Придорожный трактир стоял на Королевском тракте не первый год, привечая путников, желающих передохнуть с дороги, перекусить и выпить. Отряд наместника шел по тракту уже два дня. Высокородный господин был в бешенстве, и ратники старались не лезть ему под руку. Покинув Алгид, они впустую потратили несколько дней. Сначала мчались по проезжему тракту, пытаясь нагнать беглецов, не догнали. Их просто там не было!
Ренваль приказал развернуться назад. Они вернулись к Алгиду, уже более тщательно отыскивая следы. Несколько воинов въехали в город, вновь направившись на постоялый двор, где останавливались похитители. Наместник, разум которого более не затмевали ярость и ревность, теперь злился на себя за глупый порыв, не понимая, почему собственная голова отказывается служить своему хозяину, как только дело касается его жены. Начинать стоило с допроса хозяина, вызнав, о чем говорили молодые лассы, о чем расспрашивали. Он же, услышав, что они покинули город, помчался следом.
 
Воины вернулись, сообщая, что брат лаиссы Ренваль спрашивал о деревушке Йорди. Отряд поспешил в указанную деревню, вновь потеряв время, потому что в Йорди Магинбьорн с дружком так и не появились. Пока вернулись к опостылевшему Алгиду, пока воины мотались по округе, высматривая и выспрашивая о маленьком отряде, пока обнаружился след, наместник извел себя домыслами, видениями и подозрениями.