Дети драконов (СИ)

Верила до встречи с Ивой... В тот день для нее все перевернулось.
Пока распрягали лошадей и ставили шатер для хранителей, пока Айна с ужасом привыкала к мысли о том, что ее муж превратился в беспомощное дитя, пока Патрик и Дэлиза отпаивали ее какими-то травами, а Вереск тихо сидел у очага, приходя в себя после встречи с сестрой, Шуна сочла, что это лучший момент, дабы свести счеты с «вонючей соплячкой», из-за которой вся ее жизнь покатилась под откос.
Она поймала Иву возле сарая, где у бабки жили куры и козы. Сама Айна этого не видала, но со слов юного Эйме, внучка Дэлизы, доподлинно знала, что Шуна скользнула из фургона стремительной песчаной змеей и встретила «соплячку» молчаливым ударом кинжала в плечо. В тот миг, когда она припечатала девчонку к деревянной створке сарая, Патрик вскочил со своего места подле Айны и ринулся наружу. Как он это узнал? Как почувствовал?
Выбежав на крики следом, Айна увидела картину, которая обещала надолго стать поводом для пересудов в подгорной деревушке.
Истекая кровью из раненного плеча, Ива лежала в пыли, а Шуна сидела на ней верхом и что есть мочи лупила обеими кулаками во все места, куда только могла дотянуться. Дотянуться ей было трудно, поскольку за спиной у нее стоял Патрик, перехватывал ее руки и пытался оттащить степнячку в сторону. Однако прикладывать к ней слишком большую силу он боялся, а Шуна была в такой ярости, что вообще ничего вокруг не замечала. В конце концов ее острый маленький локоть попал принцу куда-то в солнечное сплетение и тот, охнув ослабил хватку на пару мгновений. Этого времени Шуне хватило, чтобы вцепиться Иве в ее порядком отросшие светлые волосы и приложить головой об землю. Несколько раз.
«Сволочь! – хрипела она, вкладывая в каждый удар всю свою невеликую нынче силу. – Гнусная тварь!». А Ива то ли вовсе не умела защищаться с помощью магии, то ли просто ошалела от происходящего, но все, что она могла – это отчаянно прикрывать лицо руками.
В конце концов Патрик сцапал Шуну за оба запястья и оттащил в сторонку от Ивы. Та медленно села, коснулась кровавой дырки на плече и подняла на одичавшую степнячку полные холодной ненависти глаза.
«Ты об этом пожалеешь...»
От е тихого голоса у Айны даже волосы на затылке встали дыбом.
«Да что тут происходит?! – не выдержал Патрик. Шуна все еще рвалась из его рук, пыталась снова броситься в драку. – Детка! Что же ты творишь?!»
Шуна смотрела только на Иву.
«Эта дрянь... Все из-за нее! Она увела Лиана! Из-за нее он там сейчас гниет в этой вонючей дыре!»
Ива холодно сощурила глаза. Утерла полосу крови, стекающую из носа.
«Точно, – сказала она, и в жарком полудне вдруг повеяло холодом. – Увела. Потому что он мой. Слышь, ты, шлюха? Тебе же дела нет от кого байстрюков своих рожать... Ты такого подарка не заслужила... Он всегда был моим. Так, как твоим не будет никогда. Он мой... и он знает это. Если и вернется к тебе, так только из жалости. Потому что у нас с ним было все. Все, чего тебе ни какими богами не отмерено, грязная воровка...» – Ива сплюнула в пыль кровью и ткнула пальцем в живот Шуны: – Думаешь э т о его удержит?»
Она рассмеялась, и смех ее был страшнее, чем карканье воронов над могилой.
Шуна все еще тяжело дышала и сжимала кулаки, но что-то ушло из нее. Что-то очень-очень важное, без чего она вдруг разом стала беззащитной девочкой в разорванной на боку рубахе. И Айна отчетливо увидела, что ростом ее подруга даже чуть ниже этой тощей маленькой ведьмы.
«Лиан не любит тебя, – Ива сказала это спокойно и уверенно. – Пожалел просто. Ты никто ему, – она усмехнулась едко, злобно и уронила напоследок: – А целуется он знатно...»
На двор старой колдуньи вдруг упала оглушительная невыносимо душная тишина.
«Тварь... – сглотнув, прошептала Шуна. – Будь ты проклята, змеиное отродье!..»
Рывком освободившись из рук Патрика, она развернулась и медленно зашагала в сторону фургона. Со стуком захлопнулась деревянная дверь повозки, и собравшиеся вокруг люди разом зашептались, запереглядывались, пытаясь понять, что это тут только что произошло. Хранители из Янтарного Утеса и деревенские во все глаза смотрели на Иву, которая стояла посредь двора, зажимая рану в плече. Кинжал Шуны валялся чуть в стороне, ярко сверкая хорошо отточенным лезвием на солнце.
 
«А ну пошли отсюдова! – заорала на всех старая Дэлиза. – Чего уставились?!»
Спеша к фургону, Айна услышала изумленный, полный тоски голос Патрика:
«Ива... зачем? Зачем ты так?»
Девчонка посмотрела на него с вызовом, но тут же закусила губу, отвела глаза в сторону.
«Потому что это правда. Я правду ей сказала».
Уже возле самой повозки Айна увидела, как на крыльце дома стоит, опираясь на костыль, Вереск и в ужасе закрывает лицо ладонью...
7
После той драки Шуна почти не выходила из фургона и почти ничего не ела, целыми днями лежала лицом к стене, а про Лиана больше ни говорить, ни слышать не хотела. И видеть не хотела никого, кроме мальчишки, который часами сидел подле нее и держал за руку. Разве что Айну еще не гнала... но та почти все свое время проводила с Фарром, в ожидании, пока он очнется.
Когда это наконец случилось, Шуна все же выползла из фургона. В тот день все, кроме Ивы, собрались у постели принца, радуясь его возвращению в мир живых, Фарр же радостным вовсе не выглядел. Едва дождавшись прихода Шуны с Вереском, сказал, что в ответ на дядину историю ему тоже есть что рассказать.
Он заговорил медленно, старательно подбирая слова, чтоб ничего не упустить и не напутать.
Колдунью, захватившую крепость, звали Мирте. Была она никто иная, как внучка Волена, и из нее получилась достойная смена старому пауку.
– Когда ты разрушил половину Эймурдина, дядя, именно Волен решил довершить начатое и сделал так, что вся крепость оказалась замурована – от главных врат до выхода из Башни Памяти. Вернее, выход-то как раз остался, а вот тропа от горного плато, что ведет вниз, была тоже разрушена, – Фарр говорил немного с трудом, видно было, что дышать ему все еще тяжеловато. – Волен понял, что оставаться там невозможно и сделал так, чтобы ни Эймурдин, ни его древние его знания не достались никому. А эта ведьма... Мирте... она в ту пору была ребенком, но слова деда хорошо запомнила. Запомнила, кто именно их враг и кому следует отомстить за все беды.
Патрик слушал его, не дыша, не двигая ни единым мускулом на лице.
– Помнишь, ты говорил, что не можешь понять до конца, почему они столько лет пытались тебя уничтожить? Когда ты только родился и после, когда Сила вернулась к тебе уже взрослому... Я знаю теперь, – произнося это, Фарр вовсе не выглядел победителем и человеком, который гордится своей смекалкой. – Все дело в пророчестве. Я не очень хорошо понял, откуда оно взялось и о чем именно в нем говорилось... но попробую пересказать, что слышал. Это очень старое и путанное пророчество. Оно изначально было начертано древними символами наречия, которое сейчас никто не помнит. Осталось только переложение этих слов на феррестрийский. Пророчество гласит... я попробую сказать дословно, как слышал. «Придет день, и после Великого Раскола будет рожден бастард королевской крови, наделенный Силой. Все, чего коснется он, будет изменено, и деяния его откроют двери для Силы, вернув ее в Срединные земли». Волен не желал возвращения магии, хотел безраздельно правления миром, где люди вроде него и нас почти перестали рождаться. Тех, кто рождался, он прибирал к рукам и воспитывались по своим лекалам, но ты... он решил, что оставлять в живых тебя слишком опасно. Он боялся этого пророчества. Возможно, у него были свои видения на этот счет. Как у Лиана.
 
– Твою ж... – Патрик обхватил голову руками и застыл недвижимы. Что происходило в этот момент у него в душе, Айна могла лишь догадываться. Она знала – из-за преследований Волена принц лишился и своей родной матери, и приемной семьи, и вообще изрядно натерпелся горя. – Как он проведал?.. Как понял, что я – сын короля? Об этом никому не было известно...