На день погребения моего (ЛП)

С этой возвышенности, словно с воздушного шара, он смотрел на страну перед ним, одинаково отчетливо видя владельцев шахт и рабочих, силы Бездны, которые каждый день отправляют свои легионы гномов под землю, чтобы надолбить как можно больше колотой породы, пока пласт не обвалится на их головы, хотя что это значит для Сильных мира сего, у которых всегда очередь из гномов, которые ждут и даже жаждут, чтобы их отправили под землю. Мерзавцы и члены Профсоюза, члены Профсоюза и мерзавцы менялись местами, потом менялись местами снова, эта путаница в мыслях была испытанием для его души.
 Несмотря на это, он нес свою службу в Денвере, пытаясь узнать, кто есть кто, стал завсегдатаем манхэттенского стейк-хауса «У Пинхорна», завел счет во всех барах вдоль Семнадцатой улицы, завел знакомства среди репортеров криминальной хроники, зависавших у «Тортони», в «Арапахо» и в салуне Гехана через дорогу от Муниципального совета, большая часть его расходов приходилась на «Аркаду» Эда, ему необходимо было поддерживать дружбу с коллегами Эда Чейза, босса района красных фонарей, так проходили все его дни  — он не думал особо о Чикаго и не сравнивал два города, но ему не удавалось оставаться в тесном курятнике города больше чем на одну-две недели, после этого он возвращался в Денвер и на Рио-Гранде, направлялся в край горняков. Он не мог оставаться вдалеке, но, казалось, отношения между владельцами шахт и шахтерами с каждым его приездом становились всё хуже. Складывалось впечатление, что практически каждый день он видел очередной маленький Хеймаркет, динамит в этих скалистых горах не был столь экзотическим веществом, как в Чикаго. Очень скоро ему начали встречаться вооруженные до зубов поисковые отряды, называвшие себя «Гражданским альянсом» или «Вспомогательными собственниками». У некоторых из них были достаточно утонченные револьверы, винтовки системы Крага-Йоргенсена армейского образца, полуавтоматические ружья с магазином, полевые гаубицы, разобранные и привязанные бечевкой к спинам мулов. Сначала для того, чтобы проехать, ему достаточно было кивнуть головой и приподнять шляпу, но с каждым разом атмосфера становилась всё более напряженной, вскоре они начали останавливать его и задавать вопросы, как им казалось, по существу. В конце концов он начал брать с собой лицензии из Иллинойса и Колорадо, хотя многие из этих субъектов не очень-то хорошо умели читать.
Половину его офисного пространства уже занимали накопленные досье профессионалов и аматоров Анархизма, профсоюзных организаторов, бомбистов, потенциальных бомбистов, киллеров и так далее  — девушки, которых он нанимал себе в помощь печатать на машинке и присматривать за офисом, держались примерно месяц, после чего убегали, раздраженные, в успокаивающую легкость брака, в бордель на Улице красных фонарей, в работу школьной учительницы или в какой-нибудь другой офис или магазин в городе, где можно снять туфли, после чего есть все шансы найти их на месте.
 Лью слишком много пришлось пережить, чтобы отнести тот или иной случай к определенному досье, так что он не мог оставаться в стороне и не сопоставлять факты, но что он начал замечать  — обе стороны конфликта были хорошо организованы, это были не просто бессвязные стычки, редкий динамитный взрыв, несколько выстрелов из засады, это была война между двумя полномасштабными армиями, у каждой из которых была своя вертикаль подчинения и долгосрочные стратегические цели  — снова гражданская война, но разница в том, что теперь железные дороги пересекали все старые границы, переформатируя страну в точности под форму и размер железной дороги, куда бы она ни вела.
 Он почувствовал это, как только Пульман нанес ответный удар в Чикаго  — федералы патрулировали улицы, город в центре двадцатой или тридцатой колеи, лучи которой расходились по всему континенту. В моменты бреда Лью казалось, что стальная сеть  — это живой организм, час от часу растущий, реагируя на невидимую команду. Глубокой ночью он лег на землю рядом с железнодорожным полотном пригорода между поездами, прижал ухо к рельсам и прислушался к их дрожи, в возбуждении, как беспокойный будущий отец, прижимающий ухо к животу любимой жены. С этого момента вся география Америки стала его исключительной собственностью, он намеревался держаться до конца здесь, в Колорадо, между невидимыми силами, в половине случаев не зная, кто его нанял или кто собирается ему платить...
 
Почти каждый рабочий день обегал салуны, кухмистерские и табачные магазины округи и даже завязывал разговор с людьми, и из Профсоюза, и из Ассоциации владельцев шахт, которые раньше были только именами в полевых отчетах. Он начал замечать странную вещь  — фамилии боевиков, нанятых владельцами шахт, попадались в его досье на шахтеров. Некоторых разыскивали власти отдаленных штатов за преступления против владельцев, и это не всегда были банальные проступки  — профсоюзные беглецы, даже анархистские бомбисты, хотя в то же время они состояли на зарплате в Ассоциации владельцев шахт. 
 — Странно,  — пробормотал Лью, энергично дымя сигарой и кусая мундштук, потому что у него было болезненное чувство, что кто-то делает из него дурака. Кем были эти пташки  — бомбистами, которые притворялись, что работают на владельцев шахт, в то же время планируя новые бесчинства? Ставленники владельцев шахт, которые проникли в Западную федерацию шахтеров, чтобы предать своих братьев? Не были ли некоторые из них, помоги ему Господи, просто жадными трусами, которые работали на обе враждующие стороны и верны были только американской валюте?
 — Вот что вам нужно сделать,  — предложила Тэнси Вогвил, которую несколько коротких недель этой работы заставили с криками броситься бежать по Пятнадцатой улице в объятия системы школьного образования округа Денвер,  — вот чудесная книга, она всегда со мной, «Руководство для современного христианина в случае возникновения моральных дилемм». Вот здесь, на странице восемьдесят шесть, ответ для вас. У вас есть карандаш? Отлично, запишите: 
 — Взорвите их всех  — Господь отличит своих.
  — Уу...
   — Да, я знаю... Ее мечтательный взгляд, похоже, был адресован не Лью.
  — Игра начинается?  — спустя некоторое время спросил себя Лью.  — Мистер Баснайт, ваш ход.
В следующий раз, когда Лью поднялся на охваченные войной вершины Сан-Хуана, он заметил на дороге кроме обычных линчевателей-штрейкбрехеров кавалерийские формирования Национальной гвардии Колорадо в форме, расположившиеся в боевом порядке на склоне холма и на берегах реки. Предполагалось, что он получил через наименее заслуживающее доверия контактное лицо в Ассоциации владельцев шахт документ для беспрепятственного передвижения, который хранился в его кожаном бумажнике вместе с лицензиями детектива. Не единожды он смешивался с группами шахтеров в обносках, у некоторых были на лице синяки и кровоподтеки, без пальто, без шляп, босые, их стадом вели к какой-то невидимой границе конные кавалеристы. Или Капитан сказал, что это граница. Лью не знал, что ему делать. Это было неправильно в очень многих отношениях, и взрывы бомб могли помочь, но не исправить ситуацию.
Однажды, незадолго до этого, он вдруг понял, что его окружили  — сначала на фоне тополей появились тени, потом  — банда ночных всадников ку-клукс-клана, хотя был еще день. Лью посмотрел на этих линчевателей в одежде из простынь в лучах солнца, на их одежде видны признаки отсутствия стирки, в том числе  — следы от сигар, пятна от еды и мочи, следы всякого дерьма, и испытал какое-то чувство деакцентуации зловещих островерхих капюшонов.
   — Здорово, парни!  — крикнул он достаточно дружелюбно.
   — На негра не похож,  — прокомментировал один из них.
   — Слишком высокий для шахтера,  — сказал другой.
   — Еще и вооружен. Кажется, я его видел где-то на плакате.
   — Что нам с ним делать? Пристрелить? Повесить?
 —  Прибить его член к телеграфному столбу, а потом поджечь,  — толпа за спиной говорившего в нетерпении брызгала слюной, которая заметно летела на его капюшон.