На день погребения моего (ЛП)
— Это скорлупа, - признался Рэндольф позднее. — «Подняться наверх —это как отправиться на Север.
Он стоял и моргал, словно надеялся получить ответ.
— Но, — пришло в голову Чику, — если ты будешь продолжать идти на Север всё дальше, в результате ты пересечешь Северный полюс и начнешь идти на Юг.
— Да, — капитан небесного судна неловко пожал плечами.
— Следовательно . . . если поднимешься достаточно высоко, начнешь опускаться вниз снова?
— Шшш! — предупреждающе зашипел Рэндольф Сент-Космо.
— Может быть, приближаясь к поверхности другой планеты? — настаивал Чик.
— Не совсем. Нет. Другая «поверхность», но земная. Часто, к нашему сожалению, слишком земная. Более того, я вынужден…
— Это секреты профессии, — предположил Чик.
— Ты поймешь. Со временем, конечно.
Когда они, снизив высоту, пролетали над скотным двором, их настиг запах, запах и кутерьма плоти, узнавшей, что она смертна — словно темное фантастическое существо, проплывали они в свете дня, и вероятность того, что они смогут помочь, росла. Где-то внизу был Белый Город, обещанный в брошюрах Колумбовой выставки, где-то среди высоких дымовых труб, всё неустаннее извергающих черный жирный дым, испарения непрекращающейся бойни, и ветер нес этот дым на городские дома, они были окутаны дымом, словно дети, словно спящие дети, которые попросили не лишать их света дня.
На Скотном дворе работники, выходящие после смены, в большинстве своем католики, могли оторваться от земли и крови на несколько драгоценных секунд, посмотреть вверх, увидеть удивительный дирижабль и представить, что это — орудие не обязательно благостных ангелов.
С любопытством вытягивая шеи, «Друзья Удачи» обозревали улицы и переулки в декартовой сетке, нанесенные сепией, миля за милей. «Величайший Бычий Город Мира», — в изумлении выдохнул Линдси. Действительно, количество спин крупного рогатого скота намного превышало количество человеческих шляп. С высоты казалось, что Друзья, которые в своем полном приключений прошлом часто наблюдали огромные стада скота, свободно дрейфующего в изменчивых облаках на равнинах Запада, здесь видят, что бесформенная свобода рационализирована для перемещения только по прямым линиям и под правильным углом со всё возрастающим ограничением свободы выбора, до окончательного поворота в последние ворота, ведущие на бойню.
Ближе к закату на юге города, когда «Беспокойство» легким ветерком проплыло над широкой полосой прерии, где на этой неделе должно было состояться большое международное собрание воздухоплавателей, приуроченное к Международной выставке, «Профессор» Сент-Космо, выискивавший свободный клочок луга среди толпы уже пришвартовавшихся воздушных суден, отдал приказ:
— Готовимся к снижению.
Из состояния рассеянности, в которое, казалось, он начал погружаться, вскоре его вывел Линдси, желчно заметивший:
— Уверен, от вашего внимания не ускользнуло неаккуратное обращение Бланделла с Главным Клапаном, которое, боюсь, вошло у него в привычку, увеличило скорость нашего снижения до заметной, если не сказать — угрожающей, скорости.
Действительно, исполненный благих намерений, но далеко не расторопный Майлз Бланделл как-то умудрился обмотать тяговой трос, ведущий к механизму клапана, вокруг своей ноги, можно было наблюдать, как он таскает этот трос туда-сюда за собой, на его широком честном лице была растерянность, он надеялся, что пружинный клапан как-то закроется снова, хотя он уже допустил внезапную утечку огромного количества водорода из баллона, из-за чего судно начало стремительно падать на берег озера, словно игрушка, которую бросил космический сорванец.
— Бланделл, черт возьми! — закричал Рэндольф. — Ты нас всех убьешь!
— Послушайте, Профессор, трос просто запутался, — объявил Майлз, безуспешно дергая узлы из пеньки, которые только больше запутывались благодаря его усилиям.
С неожиданными, но безобидными проклятиями Линдси бросился к юному Бланделлу, схватил его за обширную талию и попытался поднять, надеясь, что это ослабит натяжение троса и позволит закрыть клапан.
— А теперь, Заднелет, — помощник командира рыкнул на Чика, глумливо и довольно бездельничавшего у ящика с инструментами, — поднимитесь на минуту и помогите Бланделлу, этот неуклюжий парень, склонный к полноте, начал кричать и метаться, пытаясь вырваться из тисков Линдси. Чик Заднелет неторопливо встал и с некоторой опаской приблизился к накренившейся паре, поскольку не знал с точностью, за какую часть Майлза ухватиться, и это еще больше увеличивало его смятение.
Жизненно необходимый газ продолжал с ужасным шумом выходить из клапана наружу, и дирижабль начал падать еще быстрее.
Направляясь к земле, Рэндольф, наблюдавший за тщетной борьбой своего экипажа, слишком хорошо осознавал, что ответственность за приближавшуюся катастрофу, как всегда, лежала исключительно на нем, на этот раз — за делегирование полномочий неподготовленным членам экипажа.
Его тоскливые размышления прервал Дерби, подбежал и дернул за рукав блейзера:
— Профессор, профессор! Линдси только что сделал оскорбительное замечание о матери Майлза, хотя он навсегда на втором месте после меня по использованию «сленга», скажите, разве это справедливо?
— Самовольная болтовня, — сурово отчеканил Линдси, — из-за нее ты однажды заработаешь то, что опустившиеся моряки называют «Ливерпульским поцелуем», намного раньше, чем обычный поцелуй, кроме тех редких случаев, когда твоя маменька, без сомнения, от рассеянности, считала возможным даровать тебе этот чудесный, но, боюсь (бедная женщина) незаслуженный знак любви.
— Видите, видите? — визжал Дерби, — нападки на мать парня…
— Не сейчас! — закричал Рэндольф, разжимая назойливые объятия юного талисмана и испугав его, несмотря на все его остроумие. — Заднелет, балласт!
Что ты застыл, как идиот, выбрасывай за борт наши мешки с песком, иначе мы погибнем!
Чик пожал плечами и отпустил Майлза, после чего равнодушно направился к ближайшему планширу, чтобы отвязать мешки с балластом. Линдси, у которого не было времени приспособиться к возросшей нагрузке, рухнул на палубу с криком ужаса, а пребывавший в истерике Майлз Бланделл упал на него сверху. С резким звоном, который мог быть Треском Рока, трос, опутавший его ногу, внезапно оторвался от крепления на Главном Клапане, растянувшись до предела эластичности и вернув клапан в безопасное состояние. Теперь клапан был приоткрыт — настоящее жерло Ада!
— Сосунок! Наверх, и поскорее!
Юркий мальчик взобрался на стропы, в то время как Рэндольф, поглощенный мыслями о кризисе и шатавшийся по палубе, споткнулся о Линдси Ноузворта, пытавшегося выбраться из-под извивавшейся массы Майлза Бланделла и вдруг одним рывком присоединившегося к своим прямоходящим коллегам. Посмотрев вверх, он увидел Дерби Сосунка, с любопытством смотревшего на него снизу вверх.
— Что я должен тут сделать, Профессор? — задал вопрос чистосердечный талисман.
В глазах Рэндольфа появились слезы отчаяния, и Линдси, заметив знакомую инертность командира и вернув себе дар речи, лишь на мгновение утраченный из-за локтя Майлза, бросился, или, точнее, прополз в образовавшийся вакуум власти.
— Поверни клапан вручную, — крикнул он Дерби, — верни его в закрытое положение, — едва слышно добавив «маленький дурак». Дерби, униформа которого реяла в стремительном потоке газа, храбро бросился выполнять приказ.
— А мне подготовить парашюты, Ноузворт? — подчеркнуто растягивая слова, спросил Чик.
— Мистер Ноузворт, — поправил его Линдси. — Нет, Заднелет, думаю, нет, вряд ли у нас будет время — более того, сложность, с которой столкнется во время прыжка с парашютом Бланделл, поставит в тупик самого гения топографии герра Римана.
Эта ирония не достигла Чика как ее объекта, он, наконец-то, как-то встал на ноги и теперь с мирной беззаботностью склонился за борт, по-видимому, для того, чтобы полюбоваться пейзажем. Над ним Дерби с триумфальным «ура!» закрыл клапан, и огромный дирижабль начал снижаться со скоростью, не превышавшей скорость падения осенней листвы.