Золотая Орхидея (СИ)

— Да, видимо, вдохновение освобождает духовный взор, — на этих словах Ханум закурил, как обычно, перед этим чиркнув огнивом.
— Тебя только твой табак вдохновляет, — Игнэ ткнул купца в бок мокрым носом.
— Ничего ты не понимаешь, — Ханум отодвинул морду тигра.
— А ты можешь видеть Корни? — спросила Руми прежде, чем успела взвесить мысль.
Ханум от неожиданности перевернул трубку, и тлеющие листья высыпались на его ладонь. Он не дрогнул от жара, как и подобает фениксу.
— Могу. Только толку в этом для меня нет.
— Почему?
Ханум посерел лицом, и Руми тут же пожалела, что не сдержалась.
— Потому что мои силы ничтожны, — наконец нарушил он тягучую тишину. — Я привык обходиться без них. Спросишь снова, почему? Считай, что я не полнокровный феникс.
— Прости. Я, как обычно, испортила всем настроение, — сказала она, а Ханум закатил глаза.
— Не бери в голову. Лучше слушайся Игнэ. Он выше меня, — ответил купец, как показалось Руми, выделяя слово «выше».
Все заснули в обнимку под молодым деревом, забыв о приготовленных старостой комнатах. Слишком устали.
Руми вновь видела отвратительные сны. Что-то липкое пробиралось через её сознание, оставляя за собой паутину из кошмаров. Тщетно Руми искала выход из ловушки, которую сплела неизвестная мерзкая тварь. Огонь бы разбил сети, но Руми не могла призвать пламя. Есть и другая сила… нужно отыскать живое, в котором течет энергия Древа Неру. Глаза застилала непроглядная Тьма, а руки путались в чёрной паутине. Кто-то смеялся над Руми, будто она муха, попавшая в паучьи лапы.
— Ты всё-таки идешь? Не терпится умереть раньше срока? — произнес знакомый потусторонний голос. — Ты могла сгинуть тогда, в храме, зачем тебе жить сейчас?
По спине Руми пробежал холодок, но она молчала. На этот раз выдержит, не станет открывать своё сердце. «Моя воля сильна, — мысленно повторяла она, — как сильна была воля Руны». Глазами всё ещё искала Корни, как последнюю надежду на спасение.
— Ты хочешь мстить? — голос звучал со всех сторон. — Тогда мсти себе. Это ты всех убила. Хоть раз услышал Коуршан от тебя ласковое слово? Благодарность? Он отказался от всего ради твоего спасения, и душа его пребывает во мраке. А Кимера? Ту, что заменила тебе мать, сколько раз ты подставляла? Они погибли, сохраняя для тебя, ничтожного создания, Золотую Орхидею. Что ты решишь, победив перводемона? Продлишь своё жалкое, бесцельное существование? Ныне мёртвые были в тысячу раз лучше тебя, но жить будешь ты. Как несправедливо.
Наконец Руми увидела в серой мгле, наполнившей её сознание, рогатый силуэт. В правой руке перводемон держал что-то, отдаленно похожее на меч, а в левой — спицу, с которой не сводил красных сияющих глаз.
— Это всё, на что ты способна, — произнес он, и спица расплавилась. — Духи поступают справедливо, изгоняя тебя из этого мира. Больные деревья срубают. Просто не затягивай момент. Отомсти себе раньше, чем тебя убьет месть Аймери, закончи бессмысленную возню.
«Я иду не умирать, но жить», — произнесла Руми про себя. Симерион ждёт, что она вернется. Земля ждет, что излечат её раны. Тьма не победит без боя. Если же дочь Сингардилиона падёт, то как Руна и Симерион-воитель — сражаясь до конца.
Вдруг она увидела вдали крохотное спиральное солнце — символ фениксов — источающее слабый оранжевый свет. Но чей силуэт скрыт в тени? «Кто-то пришел ко мне, — поняла Руми, сквозь паутину пробираясь к таинственной фигуре, — защитить меня от кошмаров». Тьма кругом шипела и стонала, отстраняясь от света.
«Для вас драконья заколка важнее смелых поступков?» — прозвучал из мглы знакомый, но невообразимо далекий голос, и Руми проснулась. Голова гудела, будто в ней поселился улей. Рукав рубашки намок. Неужели Руми рвала его зубами, думая, что разрывает сеть?
На востоке алел рассвет. Тигры и Ханум продолжали мирно сопеть. Некоторое время Руми сидела на месте, напряженно размышляя. Она сомневалась, что лично Аймери являет себя в ночных кошмарах. Ему до Руми вряд ли есть дело. Может, перводемон и не знает, что она выжила. Страх перед ним отступил. Пусть маленькая, пусть только во сне, но одержана победа. И всё же, как противостоять этой злой силе в яви? Не желая поддаваться дурным настроениям, Руми тихо поднялась, и, отыскав в скарбе меч, покинула сад, а затем и сонное поселение.
 
Дубовые рощи по обеим сторонам главной дороги высадили не так давно, два десятка лет назад. Молодые стволы без помощи фениксов с трудом вбирали соки из осквернённой земли, оттого посерели и искривились, но не сдались, продолжая тянуться к солнцу. Так недалеко от столицы природа до сих пор боролась со святотатством Адзуны. С наступлением утра мир полнился движением и звуками. Давно нет могильной тишины, что царила в опустошенных перводемонами землях. Руми силилась увидеть в окружающем ту божественную энергию, что объединяет всё сущее воедино, но мир оставался обычным. Надежда, подаренная Игнэ и старостой, угасала.
У высокой увитой плющом мраморной стеллы дорога расходилась надвое. Если пойти налево, то окажешься в ныне заброшенном городе Имерлихе, направо — в проклятом Мелехе. В кольце гор и городов, как в каменной чаше, плескалось озеро Кручидан, на берегу которого пробудились фениксы. Руми боялась увидеть, во что превратились некогда священные воды. Осмотревшись, она приметила, что даже природа начинает отличаться у разных дорог. На пути в Имерлих деревья имели вид неприглядный, но выглядели значительно крепче и здоровее тех, что росли в стороне Мелеха. Справа никакая растительность не поднялась выше головы Руми. Даже усилия фениксов и привезенная из-за гор плодородная почва Каталисиана мало помогали чахлым деревцам расти. Земля промеж стволов иссохла и потрескалась, будто продолжала гореть и поныне, и никакие дожди не могли затушить это пламя.
Подвинув рукоятью зелёную завесу стеллы, Руми увидела надпись: «Слава Руне, повергшей Руата! Слава её драгоценной жертве! Слава жителям Имерлиха, сразившим Ирчимэ! Слава сильнейшим волей!»
Сердце Руми упало. Конечно, она знала историю битвы за Имерлих, но лишнее напоминание, что с одним (одним!) перводемоном сражались одновременно тысячи фениксов, удручало. От утреннего воодушевления не осталось ничего, а душу наполнила тревога. Ещё не видны острые зубья обожженных руин башен Мелеха, сокрыта дышащая тьмой пыточная Адзуны. Два дня пути — и Руми увидит последствия богохульства первого феникса, на которые он, если верить Хануму, равнодушно смотрел со стороны. Может, повернуть к Мелеху сейчас, пока друзья спят? Кто знает, какое зло таится в погибшем городе…
До побеления пальцев Руми сжимала меч. Рано возомнила себя Руной. Где храбрость, отмеченная Игнэ? Куда пропали отчаянные порывы души? Осталась лишь бездна, наполненная страхом. Иссяк свет Симериона. Только несколько лет отшельничества и неизбежная мучительная гибель ждут несчастную.
Руми ещё раз посмотрела на стеллу — знак, что её народ пережил все ужасы, обрушившиеся на него по воле Адзуны — и увидела в строках, прославляющих подвиги, призыв не сдаваться. Фениксы боролись, и она должна. Руми мысленно благословила себя и повернула в сторону Мелеха. Едва сделала несколько шагов, как услышала тяжелое сопение и взвыла, когда Игнэ поравнялся с ней.
— Далеко ты собралась без нас? — проворчал он, переводя дух.
— Наш путь вместе окончен. Вам стоит идти к ущелью через Имерлих, — уверенно ответила она.
— Ты хочешь идти без еды и воды? Где ты их собралась потом искать? — недоумевал тигр. — Кручидан отравлен, источники уничтожены. Только ждать дождя, умирая от жажды.
— Хорошо, убедил. Я вернусь и запасусь водой. Надеюсь, Ханум одолжит мне сосуд. А потом пойду в Мелех. Одна.
— Думаю, нет. Мы посовещались и решили тоже идти через Мелех, — возразил Игнэ, засмотревшись на насекомых, мирно копошащихся в низкой траве.
— Значит… — Руми чувствовала, как пробуждается гнев, — Ханум мне солгал…
— А то ты не знала, что он старый брехун, — ответил тигр, провожая взглядом клопа, который карабкался по коре молодого кривого дуба. — Но он сделал это ради тебя. Мы нужны друг другу. Я тебе — чтобы научить видеть суть этого мира, ты мне — чтобы стать смелее. И не смей решать за нас, что нам лучше.