Золотая Орхидея (СИ)

— Ханум! — резко осадила его Руми. — Ещё раз плохо отзовешься о царе, сбрею твои бакенбарды!
— Ладно тебе, не кипятись. Лучше помирись с Игнэ. Не знаю, что у вас произошло, но смотреть больно. Я пока займусь костром. Запасы воды тоже было бы неплохо пополнить. Витэ, сходи к источнику!
Тигрица взяла в зубы высушенную полую тыкву и удалилась. Руми тоже не промедлила исполнить слова Ханума, подошла к тигру и села рядом, ожидая, пока тот обратит на неё внимание. До её слуха донеслось недовольное сопение. Игнэ не желал говорить, но Руми сдаваться не собиралась. Нужно — просидит всю ночь. Единственное, жалела, что сразу не захватила с собой покрывало. Становилось холодно, а идти утепляться сейчас — проявить малодушие. На втором часу немого ожидания тигр, наконец, пробормотал:
— Ну, чего ты хочешь?
— Смиренно прошу прощения за выказанное недоверие. Я повела себя недостойно друга, — печально, но не жалостливо, сказала Руми. — Дай мне ещё один шанс, позволь учиться у тебя.
Тигр повернул голову в её сторону. Кошачьи глаза отражали свет костра и оттого казались сияющими.
— Учиться, говоришь? Прощу тебя, если назовешь моё имя.
— Игнэ. Так ты мне представился, — произнесла Руми и молчаливо возликовала, зная, что ответила верно.
— На самом деле, я тоже не прошел испытания дружбой. Ханум справедливо меня упрекнул, — грустно заметил он, поднимаясь с земли.
— Ты прав, что сомневаешься во мне. Я слаба.
Руми рассказала о том, что произошло с ней в столице после ухода из дворца.
— Мда… — тяжело вздохнув, после длинной паузы заговорил Игнэ. — Это моя вина. Я пытался заставить тебя убегать и прятаться. Делать то, чем привык заниматься сам.
Руми подняла бровь. Такого поворота она не ожидала, ведь прежде принимала заботу тигра как отеческую, но оказалось всё гораздо сложнее.
— Знаешь, я всегда завидовал Живущим на Земле, — продолжил откровение Игнэ. — Духи — во многом лишь исполнители воли Творца, в то время как вы свободны выбирать, кем быть, кого любить. Мой мир погиб от атаки Скверны. На его руинах воздвигли Аберон как оборонительный рубеж. Поднимая солнце, я с завистью смотрел сверху на мир Неру и тайно мечтал жить на Земле. Не долг, а лишь возможность видеть любимую во всей её божественной красе, пусть и на краткий миг пересечения дня и ночи, удерживала меня. Её изгнали, и я, ни секунды не раздумывая, ушел за ней, обретя тленное тело. Тогда я был счастлив, получив всё, чего желал. Но началась Казнь Мира…
Тигр прервал повествование. Руми не смела шелохнуться, боясь сбить настрой друга на рассказ. То, что ей довелось услышать, было ценнее всех историй Ханума.
— Я мог помочь. Мог пожертвовать смертной оболочкой, чтобы один раз использовать свою силу как Дух, но не стал. Решил, что Живущие сами справятся, а я могу остаться в стороне. То же было и в Абероне. Я хотел, чтобы другие сражались вместо меня. Хотел остаться вдали от войны со Скверной на земле и в небесах. Только после нападения Аймери на храм я понял, что Казнь Мира не закончилась. И, повстречав тебя, осознал, что нельзя вечно убегать от борьбы. Я ощутил себя частью мира. Ты помогла мне стать смелее тогда, при нападении на кортеж императора. И всё же прежняя трусость порой пробуждается во мне.
— Нет ничего постыдного в страхе, Игнэ. Хоть ты и назвал меня храброй, но я тоже много чего боюсь, — сказала Руми, всеми силами стараясь согреться.
— Например? Прижмись к моему боку, не дрожи.
— Боюсь Скверны, которая ждет меня в кузнях. Боюсь навсегда утратить Орхидею. Боюсь, что пострадают мои близкие. Боюсь жить дальше, не зная своего места в мире. Боюсь, что не останется ничего, кроме мести, — ответила она, наслаждаясь теплом от огромного звериного тела.
— Если ты так многого боишься, то и мне не стыдно порой трусить, — промурчал тигр и закрыл глаза. Так и уснули.
Следующим вечером компания подошла к небольшому поселению, и Ханум с грустью объявил, что более жилых домов по дороге в Мелех они не увидят. Здесь, как от купца узнала Руми, жили фениксы, занимавшиеся восстановлением осквернённых земель. Царь платил за такую работу хорошие деньги, и поселение выглядело богатым. Цвели сады и звенели фонтаны, но какая-то немая скорбь разливалась в воздухе. У Руми щемило сердце, когда она проходила мимо молодых деревьев, выращенных на когда-то ядовитой почве. Они выглядели здоровыми, но стволы были темнее, чем у таких же деревьев в столице, и листва казалась мелкой и более редкой.
 
Ханум первым делом направился к городскому старосте, чтобы через него продать часть товара и разгрузиться. «Я себя переоценил, — сказал купец, — так до Нэти не доберусь». Руми позвал с собой, и она неохотно согласилась. Телесные и духовные раны, причинённые фениксами, ещё болели, потому она отводила взгляд от прохожих, хотя они не были перед ней виноваты.
Староста Ампфир радушно принял гостей и даже накрыл приличный обед. Ханум с жадностью накинулся на еду, в то время как Руми к ней не прикоснулась..
— Ну, расскажите, господин Ханум, куда держите путь через дикие места? — поинтересовался староста.
— В Нэти, — коротко ответил купец, не переставая жевать.
— По морю разве не проще? — искренне удивился Ампфир.
Ханум отодвинул блюдо и потянулся к вину. Не меняясь в лице, сказал:
— Я устал от горделивых кентарийцев. Хочу попробовать вести дела с лиедарцами.
Руми оставалось только дивиться изворотливости купца. Надо же, какую легенду сочинил! Да никто полудиких степняков не предпочёл бы титульной нации эльфов и народу императора Нэти! Староста считал так же.
— У лиедарцев тяжёлый нрав. Уж я-то знаю, приходилось работать на их землях. Про местного князя и говорить не хочу. Сложно представить более неприятную личность.
— Его можно понять, — Ханум поднял глаза к потолку. — Казнь Мира вынудила его присоединиться к кентарийской империи! А так бы жил себе, сдавая земли за плату фениксам.
— Лиедарцам всяко досталось меньше остальных, — отрезал Ампфир. — Не им жаловаться.
— Да, ни перводемоны, ни демоны по их земле не прошлись. Но что мы всё о грустном? Почему бы вам, господин староста, не показать Мирами, чем занимаются здешние фениксы? Уверен, ей будет полезно. Всё равно она не ест.
— Разумеется, — староста поманил Руми к выходу.
Ей стало дико неловко от того, каким именем её решил представить Ханум.
— Скажите, госпожа Мирами, ваши родители из Имерлиха? Если, конечно, судить по имени, — обратился к ней Ампфир, когда они оказались в саду.
— Только мать, — смущённо ответила Руми.
— А господин Ханум, не знаете, откуда происходит?
Что-то скрывалось за его словами и отнюдь не праздное любопытство, но ответить было нечего.
— Понятно. Странно это. Иногда мне кажется, что он вовсе не феникс, — произнёс староста и замолчал.
В иной ситуации его слова пробудили бы жгучий интерес в Руми и желание докопаться до истины, но тут ей указали на горелый ствол, одиноким чёрным колом стоявший на краю сада. На земле вокруг него не пробилось ни травинки.
— Здесь когда-то проходил Сарпентьяр. Одно лишь его дыхание загубило чудесные рощи, что некогда украшали всю страну. Только этот ствол скорбным пастырем возвышался над выжженной равниной. Я оставил его на память, — сказал староста и тут же добавил. — Господин Ханум очень много заплатил мне, чтобы я показал вам, как исцелять землю. А лучшего пособия мне не найти.
Ампфир долго водил руками по серой почве, а Руми наблюдала. Сердце подсказывало ей, что Корней Мирового Древа староста не видит и действует вслепую. Но толк был. Спустя почти час из, казалось, мёртвой земли пробилось несколько зелёных ростков.
— Благодарю, господин, за урок, — Руми поклонилась. — Позвольте мне потренироваться самой.
— Конечно, — кивнул староста. — Я пока подготовлю вам комнаты.
— Не нужно! — крикнула Руми, но он уже не слышал. — Мы здесь не задержимся…
Теперь она не могла сосредоточиться. Злость на Ханума, медлительного лентяя, клокотала в ней. Зачем он тянет время, зная, что в Мелех из драконьей империи мчит воитель? «Затем, чтобы ты могла поучиться», — сквозь пелену гнева пробился спокойный голос разума.