Диктатор (СИ)

— А с призывом, — добавил Джаред, — пока повременим. До результатов расследования.
— Слушаюсь, повелитель.
Морган ушёл наконец, но Джареду пришлось дать себе пару минут, чтобы восстановить душевное равновесие. Его, кажется. слегка занесло, но он чувствовал, что даже если хорошо обдумает этот вопрос, то решения не изменит. А значит, оно было верным. Если хоть что-то здесь могло быть верным.
Ладно, а теперь — к приятным делам.
Он шагнул к выходу из кабинета — и чуть не столкнулся в дверях с Дженсеном. На долю мгновения рассердился — где Томас, почему не доложил? А потом вдруг вспомнил, что Дженсен обладает привилегией входить к нему без доклада. Вот он и пришёл, да не с пустыми руками — принёс гитару. Джаред совсем забыл, что при последней их встрече они обсуждали музыку и…
— Вы спрашивали, правда ли я умею наяривать ошранские застольные, — весело сказал Дженсен с порога, не поклонившись и даже не поздоровавшись, что было теперь для них самым обычным делом. — Вот, решил доказать…
— Хорошо. Но в другой раз. Ладно? — перебил его Джаред, а когда Дженсен удивлённо умолк, не выдержал и улыбнулся: — Мне сейчас надо к Женевьев. Вот прямо сейчас. Сил уже нет терпеть.
Дженсен продолжал смотреть на него. Он и Женевьев… не то чтобы не любили друг друга, Джаред сомневался, что они вообще обменялись за полгода больше чем десятком слов. Но это была не только её радость, это была радость Джареда. И он захотел, чтобы Дженсен разделил её с ним.
— Она беременна! Дженсен, я стану отцом! Представляешь?!
Джаред сказал это вслух — и тут его захлестнуло такое счастье, настоящее, громадное, что он засмеялся от радости, схватил Дженсена в охапку и крепко прижал к груди. А потом отпустил, взъерошил ему волосы и, бросив: «Подожди меня тут, я быстро! Отпразднуем!» вылетел из кабинета, кинулся к лестнице и побежал в покои Женевьев, с трудом сдерживаясь, чтоб не перепрыгивать, как мальчишка, через пару ступенек.
Он нашёл её у себя, она оказалась бледна и лежала в постели, но поднялась навстречу ему, лучась от счастья. И им было хорошо вместе, так хорошо, как не было уже давно.
Когда Джаред вернулся к себе, Дженсена в его покоях уже не было.
  *
Отдел пневмопочты Летучего Дома находился в самых нижних слоях платформы, висящей в облаках. Такое расположение объяснялось соображениями рентабельности: каждый дюйм пространства здесь был на счету, и не было необходимости тянуть почтовые трубы вверх, так что письма доставлялись адресатам вручную из пункта сборки. Дженсен никогда даже и близко не подходил к секторам, располагавшимся в нижней части Летучего Дома: там находились котельные, трансформаторные, машинные отсеки и прочие вспомогательные помещения, битком набитые грохочущими и пыхтящими машинами, державшими чудовищную «блоху» в воздухе. Вниз вели не только лестницы, но и лифты — Дженсен с удивлением обнаружил, что внутренняя, если так можно выразиться, «подземная» часть Летучего Дома намного превышала размерами его наружную часть, приспособленную для жилья. Раньше ему казалось, что Летучий До неуютен и непривлекателен, но того грохочущего механического кошмара, сквозь который ему пришлось пробираться теперь, он и в страшном сне вообразить не мог.
Одно хорошо — здесь никто не обращал на него внимания. Охрана была, но гораздо меньше, чем в самой резиденции или у основания конструкции на поверхности земли. Дженсена остановили всего один раз, он назвался, показал письмо, и его пропустили без дальнейших расспросов. Просто удивительно, насколько всё это вышло легко. Правда, Дженсен подозревал, что если бы он шёл не в почтовый пункт, а, скажем, в главную трансформаторную или в казначейство, дело бы обернулось куда сложнее.
Наконец среди общего несмолкающего гула он разобрал короткое уханье пневматической трубы. В отличие от всех прочих звуков, этот был неритмичным — труба содрогалась, извергая письма, по мере их поступления. Дженсен пошёл на этот звук. и вскоре оказался в тупичке, заканчивавшемся небольшой деревянной дверью с медной табличкой, изображавшей сложенный конверт.
 
Дженсен подумал, не постучать ли, а потом просто вошёл.
— Привет, — бросил он с порога, — мне нужна…
И осёкся. Смерил взглядом девушку, сидящую перед ним, и полувопросительно, полуутвердительно закончил:
— Данниль?
Она сидела в коморке, стены которой увивали вертикально спускающиеся круглые трубы с широкими раструбами на концах. Раструбы находились на разном расстоянии от пола, имели разный размер и были выкрашены в разные цвета — чёрный, синий, красный, любой, кроме белого. Белый — цвет Диктатора, его личная почта, вероятно, собиралась где-то в другом месте. В комнате не было ничего, кроме этих труб, громадного стола, уставленного коробками-ячейками, и стула на шарнирных колёсиках, на котором и сидела почтальонша. На ней были рабочие брюки, заправленные в ботинки, свободная блуза под жилеткой, голову покрывала клетчатая косынка, из-под которой на спину крупным завитком падали рыжие волосы, собранные в хвост. Девушка, сидя на кресле, сноровисто перемещалась по каморке от одной трубы к другой, подхватывая письма на лету и так же ловко их сортируя. На голос Дженсена она даже не обернулась.
Но он знал, что это она, именно та, кто ему нужен. Потому что, чёрт подери, она была слишком красива, чтобы оказаться здесь случайно. Она развернулась боком, подъезжая к стене, и Дженсен не отказал себе в удовольствии поглазеть на её грудь — нет, такие женщины почтальоншами не работают, пусть даже в Летучем Доме.
Данниль продолжала вести себя так, словно его здесь нет, и Дженсен шагнул ближе и положил на стол конверт, который принёс с собой.
Тогда она наконец соизволила на него посмотреть.
— Что надо? Кто вас сюда пустил? — отчеканила женщина ледяным тоном, свойственным скорее аристократкам, чем пролетариям.
— Я Дженсен Эклз, — ответил Дженсен подчёркнуто миролюбиво. — Спутник Диктатора. Мне нужно отправить письмо, и я хочу быть уверен, что оно дойдёт по назначению.
Данниль бросила взгляд на конверт. Там значилась Астория, город Клементия, Эклз-холл, адресат — лорд или леди Эклз, лично в руки.
— Решил не доверять это дело лакеям, — добавил Дженсен, и Данниль кивнула:
— Мудрое решение. Хорошо. Я прослежу.
И швырнула конверт в ящик, заваленный грудой корреспонденции.
Дженсен слегка растерялся. Труба, кончавшаяся у самого пола, завибрировала, Дженсен ловко наклонился и подхватил выплюнутое ею письмо прежде, чем Данниль успела дотянуться.
Данниль вскинула на него взгляд, полный глубочайшего раздражения.
— Дайте сюда! И убирайтесь, это служебное помещение!
— Что такая красотка делает в отделе пневмопочты?
— Собирает корреспонденцию, — отрезала Данниль. — Мне вызвать охрану?
Дженсен смотрел на не, не понимая. Розенбаум передумал? Или это не та Данниль? Нет, вряд ли — редкое имя, редкая красота. Должно быть, они проверяют его. Хотят, чтобы он проявил настойчивость. Они не хотят его уговаривать, хотят, чтобы, наоборот, он был им должен.
Умные сволочи.
— Я предполагал, — сказал Дженсен вполголоса, поднимая руку с конвертом выше, так, чтобы она не могла его выхватить, — что у вас тоже может быть кое-что для меня.
Данниль сощурилась. Взгляд у неё был недобрый, острый, и чем дольше она сверлила им Дженсена, тем меньше ему это нравилось. Наконец, когда он и впрямь уже готов был послать её к чёрту и уйти, она вдруг сказал:
— Вы Дженсен? Спутник Дженсен? Для вас и правда кое-что есть. Я собиралась отправить наверх с общей дворцовой почтой, но раз уж вы уже здесь… в самом деле, не всё можно доверять лакеям.
Дженсен ждал, что Данниль откроет один из ящиков, возможно, запертый на замок, но она с потрясающей непосредственностью расстегнула жилет и запустила руку за отворот своей рабочей блузы. Дженсен успел заметить краешек её аппетитной белой груди, прежде чем видение исчезло, и в ладонь ему лёг маленький розовей конверт. Ни имени адресата, ни данных отправителя на нём не значилось..