История казни

Чувствуя неслыханное унижение от высказанных с небрежной ленцой слов стоявшего перед ним верзилы, Лузин решил прибегнуть к испытаннейшему приёму, позволившему ему в короткое время стать одним из выдающихся чекистов. По крайней мере, после взятия Омска пятой героической армией тов. Тухачевский лично пожелал встретиться с ним и поблагодарить за полезные для революции дела.
Лузин, сонно вынув из кармана наган, положил его перед собою на стол всё с той же глумливою ухмылочкой. То был его знаменитый, безотказный приём. Он всегда носил с собою два нагана одной и той же системы. Один, незаряженный, вынимал первым и небрежным жестом опускал; наган со стуком падал на стол. И удар, как выстрел, сразу мог образумить многих, до сей минуты нахальных, людишек. Другой наган чекист Лузин держал наготове с полным зарядом в правом кармане. Он был хороший психолог, и приём его приносил фантастические результаты. Ибо достаточно было арестованному человеку, улучив момент, когда будто озабоченный чекист отошёл от стола, схватить спасительный наган, желая застрелить чекиста, как для Лузина ясней ясного становилось: перед ним враг! Значит, и враг революции. Он, находясь в комнате сознательно один на один с допрашиваемым, вызывал тут же охрану и одним махом: «Расстрелять врага народа», — решал дело.
И на этот раз чекист Лузин решил проверить добродушного верзилу, выставил на стол наган, эдак бросив его с характерным стуком на стол, посидел рядом в великой задумчивости, как бы решая, как быть дальше с подозреваемым человеком, гмыкнул, подтверждая, что решение приходит в голову, прихватил дьявольски вкусный малосольный огурец и смачно откусил. Ему нравился, как ни странно, этот молодой парень с сильными руками, с неслыханно дерзкими беззащитными, бездонными глазами; то, что он имел дело с холостяком, могущим отдать свои силы, но не отдавшим их делу революционного ветра, — и это обстоятельство нравилось в молодом мужике.
Через пять минут Лузин осторожно привстал. Прищурив глаза, с брезгливой улыбкой, как бы говоря, что между ними наступили другие отношения, постоял в задумчивости и отошёл к окну. Иван Кобыло протянул руку и взял наган.
— Что, стреляет, что ли, чекист? — спросил он, дунул в пахнувший смазкой чёрный ствол, подержал некоторое время и с опаской положил на стол. Лузин, стоя у окна, решил: если Кобыло наставит на него наган, то это будет его последний шаг. Революционная месть последует молниеносно, мгновенно. Он пристрелит его, как паскуднейшего пса. Но Кобыло смешал планы чекиста: проигнорировав оружие, подошёл к Лузину.
— Что ты хочешь? — спросил он с любопытством у чекиста. — Чета добиваешься?
Лузин молниеносно повернулся, к хозяину с бледным, испуганным от напряжения лицом, молча некоторое время глядел в глаза молодому человеку:
— А ты мог меня застрелить? — его глаза прыгали под очками, рука, сжимавшая рукоять заряженного нагана в кармане, которым он должен был пристрелить этого верзилу, чтобы уничтожить врага и освободить себе путь к Дарье Руковой, превратив красивую женщину в революционерку и борца за всеобщее счастье, вспотела, выскальзывая из рук.
— А чего я должен в тебя стрелять, товарищ чекист? Кто ты такой, чтобы тебя убивать? Ты меня проверить, что ли? Зачем? Кобыло не убивает людей. Обидит кто Дарью, так я кулаком трахну раз — и мозги наружу. Что же мне стрелять в тебя?
— Да! Но…
— Что «но»? — переспросил Кобыло, смеясь глазищами на серьёзного чекиста. — Вот записка, гляди, товарища Дзержинского.
Лузин прочитал записку и радостно похлопал Кобыло по плечу:
— Я так и знал: тебе можно стать революционером, товарищ!
* * *
Услышав смех Кобыло, Лузин свободно вздохнул, как бы освобождаясь от тяжёлых мыслей, съел вкусный огурец и спрятал наган. Добродушие верзилы просто обезоруживало.
— Послушай, я тебе стихи прочитаю, — предложил Кобыло. — Хочешь? Слушай:
 
 
Жил-был Колчак,
 
Явный дурак.
 
Сено косил,
 
Но баб не любил.
 
 
Он заразительно рассмеялся и хлопнул чекиста по плечу, отчего тот тоже не удержался и проговорил сквозь смех, что в стихах Кобыло есть великая мысль революции.
 
— Садись рядом, — сказал чекист Лузин, загораясь желанием этого молодого человека, слывшего на селе блаженным, перековать в революционера. — Ты понимаешь, что я тебе скажу. Брось ты баб всех к чёрту, понял? Но главное, должен усвоить азбуку революции. Азбуку! Понял! Ты понял, не дурачься, не дурачься, — он с нескрываемым волнением снял очки и принялся дальше излагать свой взгляд на революционные явления. — То, что я делаю, самое важное, основное, архиважное, великое, дорогой мой, дело. Я тебя покупал, я тебя проверял, но я понял, что в душе ты наш человек, ибо твоя душа поёт песни революционного настроя. Я тебе должен в смысле сказать, что каждый человек есть враг. Понял? С точки зрения всеобщей злополучной гигантской и мировой обстановочки на нашей планете. Планета наша заражена гнусным, таким, что требуется очистка от мусора и прочего всего дурного, которое отвратительно пахнет. Нам нужно очиститься, а для этого теории нету. Как комар имеет свою цель сосать кровь, так человек имеет своей целью иносказательно сосать кровь у другого. Каждый! Заметь! Но надо выделить тех, кто желает сделать это сразу. Вот тут, не сходя с места. Понимаешь?
— А как выделить? А что за гнусь поражает?
— Неважно, гнусь, и всё, в смысле самом плохом. Ты имей в виду, каждый человечек имеет одну цель, как комар, так и он. Эту цель мы знаем, в смысле насыщения своей плоти и прочее всяким дерьмом. Но каждый человечек с двойным дном, которое припрятано в тайниках, лабиринтах его души, а потому он, в смысле, преисполнен желания, цели, тайных мыслишек. Это тайное — его второй фронт против революции и мирового ветра.
— Почему тайное против революции? — спросил с удивлением Кобыло.
— А потому — скрывать не стал бы. Не стал бы. Ибо тайна для того и существует, что необходимо скрывать. Ты видишь, например, цветок, красивый, огнистый, но ты не видишь семян внутри цветка. Но ведь семена и есть самая что ни на есть жизнь, то есть самая суть, в чём и ради чего, собственно, растёт цветок. В человеке мы тоже вторглись в самую тайную тайн его, в душу, где преобладают потёмки. Без души человек — он, значит, революционер. Большинство людей за революцию, но у большинства опять же есть потёмки. Надо в душу провести лампочку света, осветить подземный мрак. Душа вне потёмок — не душа. Понял? Мы плохие семена отсеем, отбросим в мусор, уничтожим, чтобы семена не приносили уродливых плодов. Тайным мыслишкам нету места среди революционеров! Понял? Не понял, так я тебе объясню, что такое революционная азбука. Главное для революции — чистота помыслов. Чтобы никто не имел дурных мыслей, которые держат в самых тайниках, в самом скрытном углу. И вот сила революции в том состоит, чтобы раскрыть тайну и ликвидировать тайну.
— Что, я должен быть открытым совсем? — перебил его Кобыло, явно сомневаясь.
— Совершенно! Во всём! По всем пунктам своей любви к революции ты должен сказать обо всём открыто. Прочь тайну! Прочь душу!
— Да, но есть тайная моя мысль, а я должен сказать? Чепуха!
— Нет! Не чепуха! А истинная азбука революции! Никаких тайн, иначе управлять процессом невозможно: азбука в том смысле, чтобы раскрыть душу, осветить её, наполнить в смысле самым передовом. А без устранения самого опасного — тайников в миллионах сердец — ничего не выйдет. Ничего не выйдет, дорогой товарищ! Кто такой человек, если не червячок, если не букашка, если не козявочка какая? Кто?
— А ты?
— Не кощунствуй над революцией, Кобыло! Не в том дело, что хочешь сделать, а в том, чтобы поступать согласно законам её. Азбука революции должна соблюдаться; азбука нам говорит, что надо делать, а что не надо. Смотри, человек, благодаря своим тайникам, думает одно, говорит другое, а делает третье! Вот три ипостаси! Его триединство! Вот, вот, вот! Понял? Вот что приводит к неслыханным бедствиям человечество! Вот! Такая вот козявочка, слизь по сути, гм! Дела! А посмотри, как ведёт себя ехидненько в мире житейском: обманывает, мыслит, делает! И всё по-разному, по-иному, не считаясь с азбукой революции. Она заключена в полной и абсолютной свободе, верности, открытости, уничтожении тайн всяческих, чтобы идти с душою ребёнка к вершинам всемирного коммунизма! А? Понял? Все прошлые века страдали слабостью. Но у меня есть план полного очищения всех человечков, их душ. Я — великий чистильщик революции. Как? Операцию сделать, умрёт человек; надо, чтобы верные люди жили. Значит, нужен ходатай к душам. Нужен в смысле общем. Понял? Старой России необходима большая чистка, и огромная, — чтобы человек стал чист, как стёклышко, дорогой товарищ! В том будет его счастье, ибо будущий человек — без тайн, без триединства, без старых глупых всяких примет цивилизации. Ты понимаешь, что в слове «цивильный» есть запашок гниения? Гниения человечества, которое принесёт неисчислимые бедствия для всех. Но для того нужно очистить всё человечество, особенно русское население от всяких наслоений. Как в душу заглянуть? Вот вопрос вопросов, который если разрешить, то можно решать кардинальнейшую проблему огромного человечества. В нашей стране большого будущего, семье трудовой, полной будущего, необходимо учить азбуке революции. Корень всего — в тайне. Понял?