Соль под кожей. Том первый (СИ)

Задергиваю шторку, поворачиваюсь. Юля протягивает руки, чтобы обнять меня за шею, но я молча кладу ладонь ей на макушку и жестко толкаю вниз. Она охает, но напоминание о процентах моментально делает ее рот горячим и влажным.
Я ни разу ее не трахал в классическом смысле этого слова.
Просто потому, что не хочу.
В последние годы, я просто реально не хочу — ни секса, ни удовольствий, ничего.
Плыву по течению и делаю то, что умею лучше всего — рублю бабло, приумножаю бабло, пускаю бабло в проекты, которые должны рухнуть, но которые я поднимаю с нуля на такие высоты, что рентабельность производства и услуг вырастает в десятки раз. Но во всем этом нет ни радости, ни вкуса.
Ни-че-го.
Вот и сейчас, пока Юля трудится ртом, я расслабленно наваливаюсь плечом на стенку кабинки и думаю о том, что меня раздражают чавкающие звуки внизу. И хоть мой организм работает как часы и каждый раз член становится по стойке смирно за считанные секунды — я тупо не могу кончить. Мне двадцать шесть, я здоровый и полный сил мужик, у меня куча бабла, у меня есть власть и влияние, я могу получить любую телку, но все это не приносит удовольствия — ни в прямом, ни в переносном смысле.
— Отвали, — отталкиваю голову Юли, когда она, поняв, что что-то не так, полностью всасывает мой член в рот. — Проценты как обещал.
Это была заранее обреченная на провал попытка почувствовать вкус жизни.
Валерия уже ждет меня в машине, одетая в мою толстовку и джинсы. Я сажусь рядом, поправляю пиджак и приказываю водителю отвезти нас в «Джеронимо» — еще одно маленькое уютное местечко, где можно съесть вкусную тончайшую пиццу, традиционную пасту и панакоту, и где мало народа, так что Валерия даже сможет снять идиотский парик.
— Прости, — еле слышно говорит она спустя почти полчаса, когда мы почти прибываем к месту назначения, — просто устала от одних и тех же вопросов. Я толстая, потому что зажираю какую-то проблему — вот и все. Нет никаких гормональных всплесков, щитовидки и «особенного метаболизма». Но каждый раз, когда я пытаюсь это объяснить, мне рассказывают, как это легко — просто взять и не съесть кусок торта. Просто взять… и отставить тарелку на край стола. Не доедать. Не запихивать в себя молочный коктейль с ведром жирных сливок. Не…
— Урок второй, — перебиваю ее. Протягиваю руку, не особо ласково хватаю за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. — Никогда не мечи бисер перед свиньями, Валерия. Просто посылай на хуй каждого, кто задает вопросы, на которые не имеет права и на которые ты не хочешь отвечать. Открывай рот и говори: «Иди на хуй!» — и точка. Это не грубо, это — твоя территория, и никто никогда не зайдет туда без твоего разрешения. Поняла?
Она смотрит на меня огромными стеклянными от слез глазами, но я знаю, что каждое слово, которое попадает ей в уши, откладывается куда нужно. Это не тупая курица типа Юли, которая в худшем случае — разревется, а в лучшем — просто моргнет и прокукарекает какой-то типа философский вывод в ответ. Моя девочка все понимает.
И сразу же предоставляет лучшее доказательство того, что урок усвоен.
Она резко отбрасывает мою руку и шипит сквозь зубы:
— Больше никогда не смей хватать меня, больной мудак.
— Отлично, ты быстро учишься, молодец.
Она, конечно же, не может этого знать, но мало кто может похвастаться тем, что слышал от меня похвалу. Тем более — такую щедрую.
В качестве поощрения позволяю ей заказать все, что она хочет. Но сегодня Валерия ограничивается «Цезарем» и порцией курицы на гриле. То и другое здесь готовят идеально, а салат делают лучший в городе — ничего лишнего, никаких авторских методик и соусов, никаких непонятных добавок, все ровно так, как его готовят в штатах. Какое-то время мы просто молча наслаждаемся едой и пустым залом, но потом, когда я понимаю, что Валерия насытилась, начинаю одну из тех тем, которые наверняка разбередят ее свежие раны. Но лучше сейчас, пока они не начала покрываться коркой. Тем более, от ее рассказа зависит… многое.
— Кто такой Андрей Юрьевич Завольский?
 
К моему огромному удивлению, она почти никак не реагирует. Только откладывает в сторону вилку с ломтиком курицы, раздумав отправлять его в рот.
— Навел справки, — констатирует факт.
— Кое-что разузнал, — отвечаю уклончиво. будет лучше, если пока она будет не в курсе моих возможностей.
— Ну если разузнал — что хочешь услышать от меня?
— То, что я не могу узнать ни от кого — правду из-за кулис.
В запутанной и достойной детектива истории падения ее отца, я нарыл три фамилии. И первой нарочно выбрал ту, которая, как подсказывает мне интуиция, для самой Валерии относительно безопасна. Судя по ее реакции — интуиция моя действительно работает как часы.
— Хорошо, — соглашается Валерия и просит официанту убрать остатки еды — она оставила примерно половину всего.
Возможно, именно сегодня она решила начать бороться со своими «сложными отношениями с едой».
Возможно, это реакция на имя, с которым связаны неприятные воспоминания. Или просто реакция на наш недавний разговор, и скоро все вернется на круги своя. Не буду торопиться с выводами, хотя ей, кажется, нафиг не нужна моя похвала.
— Андрей… — Валерия на мгновение прикрывает глаза, как будто погружается в прошлое, чтобы отыскать там подходящую для рассказа точку отсчета. — Впервые я увидела его…
  
Глава третья: Лори
 
Глава третья: Лори 
Настоящее
— У вас просто идеальная фигура, — припевают в унисон обе девушки-портнихи, которые подгоняли платье по моей фигуре.
— Как у Барби, — подхватывает Оксана и делает вокруг меня еще один марш почета, смахивая с юбок невидимые пылинки. — Мы не испортили ни одного стежка!
Платье я выбрала по каталогу, потому что в наличие настолько дорогой модели просто не было: французские кружева, жемчуг, «Сваровски» в безумном количестве, атлас и даже дизайнерские подьюбники. Пятизначный ценник. Абсолютно довольный Завольский-старший. Его абсолютно взбешенная и ядовитая от желчи третья по счету жена — моя ровесница. Брюзжащая «Зачем так дорого?» мамаша Андрея, как будто Завольский взял эти деньги из суммы ее ежемесячного содержания.
И абсолютно равнодушный ко всему этому Андрей.
Впрочем, как и я. Слезаю с тумбы и жестами даю понять, что не нуждаюсь в свите из портних, которые тут же исчезают с арены вместе со своими булавками и мерными лентами, которые сегодня так и не пригодились, потому что платье действительно подогнано идеально. Я верчусь перед зеркалами, прикидывая, как буду смотреться в объективах камер и фотоаппаратов, и насколько узнаваемой могу быть. Хотя, кого я обманываю? Шесть лет назад в отражении была испуганная толстая девочка с кучей дерьма в башке и совершенно пустыми карманами. Мы с ней — два абсолютно разных человека, две никак не пересекающихся личности.
Только глаза одни на двоих — нефритово-зеленые, c желтыми крапинками. Мама говорила, что это какая-то врожденная аномалия, и когда я только появилась на свет, врачи побаивались, что со временем она может привести к ухудшению зрения или даже полной слепоте. Но ничего этого не произошло, а мои странные глаза остались со мной без последствий.
— Все в порядке? — все-таки рискует спросить Оксана, обеспокоенная полным отсутствием комментариев с моей стороны.
— Что? Да. Могу я…?
Взглядом указываю на дверь, и Оксана тут же услужливо исчезает вслед за модистками, оставляя меня в окружении десятка моих молчаливых отражений. Я кружусь вокруг своей оси, заглядывая в лицо каждой версии себя, чтобы убедиться, что все держу под контролем.
«Наши» глаза спокойны, холодны и полны решимости.
Немного подумав, заглядываю в примерочную, чтобы взять телефон, возвращаюсь в зеркальный зал и делаю не менее десятка селфи, последнее из которых — откровенно стёбное, с задранными до самого паха юбками. Моя нога в тяжелых «Мартенсах» и торчащий край черных стринг, по-моему, выглядит максимально пошло, а на некоторых кадрах абсолютно дурацкий вид и странное, застывшее выражение лица. Раньше я удаляла все снимки, на которых себе не нравилась, даже те, где были самые незначительные изъяны, потому что не хотела видеть себя несовершенной. Потом я стала оставлять все. А теперь я просто выбираю все и скидываю их Данте с припиской: «Наслаждайся».