Соль под кожей. Том первый (СИ)

Иду в коридор и инстинктивно закрываю нос ладонью, потому что теперь, когда запах спиртного немного выветрился, аромат ее пряных духов воскрешает в памяти образы прошлого, которые я предпочел бы оставить в могиле.
За порогом квартиры, на полпути к лифту, валяется ее туфля кислотно-розового цвета из лаковой кожи. Странно, на ногах Алины они выглядели пошлыми и громоздкими, а сейчас, когда верчу в руках «хрустальную туфельку» моей бывшей, оказывается, что она очень маленькая, реально на нос какой-то кукле. Не представляю, чтобы налезла хоть какой-то из моих телок.
— И я все еще тебя люблю, малыш, — обреченно бормочу себе под нос. — Но ты тоже можешь валить на хуй со всеми своими заёбами.
Но нас с ней болезненно объединяет не только одна на двоих боль, но и садистское нежелание окончательно с ней расстаться.
Чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивых воспоминаний прошлого, копаюсь в прошлом Валерии: читаю переписки в ее мессенджере, доступ к которому мне организовали мои новоприобретенные сотрудники, читаю заметки, где так или иначе всплывают три фамилии — Завольский, Угорич, Наратов. Я прочел примерно четвертую часть, но от этой троицы уже порядком подташнивает. Даже странно, как Гарин мог позволить им вращаться на орбите своей жизни. Хотя, справедливости ради, Завольский во всей этой истории является самым бесполезным звеном. Но хоть непосредственно он не приложил к случившемуся даже пальца, его роль была не менее значимой — он свел их всех в нужном месте и в нужное время.
На часах половина четвертого утра, когда я набираю номер Валерии. Она снимает трубку после третьего гудка, и я слышу всхлип, хоть Валерия очень старается его спрятать.
— Ты на часы вообще смотрел?
Как будто я не знаю, что она так же страдает бессонницей, как и я. Разница между нами только в том, что я не реву в подушку, думая, что раз у стен нет глаз и ушей, то эти пиздострадания так и останутся только на моей совести.
— Почему ты не сказала, что Угорич — твой брат?
В тех редких огрызках о событиях прошлого, которыми она с такой неохотой делилась, Угорич фигурировал исключительно как отдельная единица, этакое грязное пятно, которое она не хотела даже упоминать. Каждый раз, когда нужно было просто произнести его имя, Валерия на секунду замирала и сглатывала, как будто боялась порезать язык.
Но о том, что он — сын ее отца от первого брака, не упомянула ни разу. Не дала даже намека на то, что между ними есть условная родственная связь. Если бы не мое маленькое личное расследование, я бы никогда не откопал этот маленький секрет.
— Он не мой брат, — сквозь зубы говорит Валерия.
— Не кровный, да, — соглашаюсь я. — Может, все-таки поделишься внутренностями вашего семейного склепа, Валерия?
  
Глава седьмая: Лори
 
Глава седьмая: Лори 
Настоящее
Я медленно поворачиваюсь, цепляясь буквально за каждый миг, чтобы дать себе время справиться с дрожью отвращения. Сколько лет прошло, но каждый раз, когда он только появится на горизонте, в моих воспоминаниях как будто случается экстренная поломка и все дерьмо прошлого прорывает наружу как ржавая канализация.
— Константин, — смотрю в его ухмыляющееся лицо, — добрый вечер.
Нет никакого желания поддерживать с ним разговор, поэтому лучший выход — просто игнорировать все, что будет молоть его грязный язык. Несмотря на то, что он не узнал меня, каждая наша встреча лицом к лицу грозит мне разоблачением. Хорошо, что теперь они с Андреем не так близки, как раньше, и в те редкие дни, когда Завольский-младший с ним встречается, мне даже не нужно придумывать отговорки, почему я не могу составить ему компанию. Кроме того, Угорич на дух не переносит отец Андрея, и пару раз намекал, что не станет расстраиваться, если из-за «каких-то жизненных обстоятельств» они вообще перестанут общаться. А раз эти мысли Завольский-старший озвучивал при мне, то это можно считать прямым намеком на то, что он ожидает от меня некоего участия в организации этих «обстоятельств».
 
— Как всегда — идеальна. — Угорич берет мою руку, наклоняется и целует пальцы, как всратый джентльмен из книг Джейн Остин.
Хорошо, что в эту минуту он отводит взгляд и я могу без опаски на секунду сжать челюсти, не боясь, что гримаса отвращения разоблачит мои мысли и мое отношение к нему. Это Валерия Гарина ненавидит этого мудака каждой убитой наповал нервной клеткой, а у Валерии Ван дер Виндт для этого нет никаких причин. По большому счету, в «новой жизни» мы с Угоричем в обшей сложности обменялись едва ли сотней слов. Хотя это все равно слишком много. И все еще очень опасно.
Угорич — та еще токсичная мерзость, но он не дурак.
Я до сих пор боюсь, что на самом деле мой «дорогой» братец понял, кто скрывается за личиной Валерии Ван дер Виндт, но по каким-то своим соображениям предпочел прикинуться шлангом, и только делает вид, что не узнал меня.
— Ну и где этот болван? — Угорич для дела проводит взглядом вокруг, хотя наверняка знает, что Андрей совершенно в другом месте.
— Встретил кого-то очень важного и забыл обо всем на свете. — Я, тоже для дела, закатываю глаза, изображая легкое недовольство, граничащее со смирением. — Ты же его знаешь — долг и дело превыше всего.
Константин чуть наклоняет голову набок, изучая мое лицо с придирчивостью полиграфа. Я выдерживаю и этот взгляд тоже. Могу похвастаться тем, что годы дрессировок не прошли зря, и теперь нужно что-то гораздо большее, чем безмолвная попытка взять меня на слабо.
Даже Угоричу.
— Иногда я завидую Андрею. Черной-черной завистью, — подчеркивает Константин. — Вера женщины в своего мужчину может творить чудеса. Каждый мужик мечтает о спутнице, которая будет подносить ему патроны.
Какая банальность.
— Уверена, госпожа Угорич всегда на страже и готова подавать не только патроны, но и ядерные «томогавки», и даже угнать эсминец, если мир будет слишком жесток, — напоминаю о его женатом статусе.
Оксана — третья жена Угорича, и одного взгляда на эту бедняжку достаточно, чтобы понять все об их браке. Я офигела, когда узнала, что она на четыре года старше его, хотя обычно мужчины его статуса и с его взглядами на жизнь, меняют жен по принципу — каждая следующая моложе предыдущей. Константин всего пару раз выводил ее в свет, и только на те мероприятия, где это было необходимо. Впервые я увидела Оксану на вручении награды благотворительного фонда «Новая жизнь», где Угорич — какая ирония! — фигурировал в качестве одного из номинантов на премию. Высокая, одетая как монашка, с гладко зачесанными волосами, Оксана больше походила на его секретаршу, чем на супругу — держалась позади, не открывала рот без его разрешения, и почти не смотрела по сторонам. Из всех женщин в зале только она была полностью без украшений, не считая простого золотого кольца на безымянном пальце без единого камня или гравировки. Точно такое же кольцо носили наши мамы в те тяжелые времена, когда бриллианты были доступны только женам дипломатов.
Второй раз мы столкнулись совершенно случайно в торговом центре. Я как раз выходила из бутика с нижним бельем, и была так занята разговором по телефону, что едва не сшибла ее с ног. Оксана тут же отскочила в сторону и попыталась сделать вид, что просто проходила мимо, но я успела заметить, что все это время она разглядывала витрину. Мы поздоровались, я из вежливости поинтересовалась как у нее дела, она так же из вежливости сказала пару ничего не значащих фраз. Но ее голодный и, одновременно, затравленный взгляд, преследовал меня до конца дня. Оксана смотрела на обычные — только неоправданно дорогие — тряпки глазами голодной собаки.
— Ты обратила внимание, что ни один наш разговор не обходиться без упоминания моей жены? — Угорич проводит языком по губам, как будто пытается слизать невидимый налет, образовавшийся там от упоминания его супруги.
— Кстати, где она? — Я тоже как будто осматриваю зал, хотя абсолютно уверена, что Оксаны здесь нет. Если бы была — то стояла бы у него за спиной, понурив голову и ожидая разрешения заговорить или выпить.