Мистик (СИ)

Совет длился почти два часа, она успела совсем замёрзнуть, укрыв Дину своей шерстяной кофтой. За окном хлестали ледяные косые струи дождя. Непроницаемой пеленой он стоял над городом, будто оплакивая тех, кто сегодня умер.
Горько сложив губы, Вика поёжилась. На ней осталась тёмная водолазка, и прохлада скользила по плечам, постепенно заполняя и сердце.
Она ясно видела своё будущее, и понимала, что Миша, услав её с детьми подальше от себя, освободит сердце и совесть. Безболезненно, просто, раз и навсегда расставшись. Сейчас он не признаётся в этом, будет уверять, что это для её же блага, но…
Это ложь. Ничего, значит, он к ней не испытывает, вот и всё.
Глупая, неужели она на что-то надеялась? Ведь с самого начала всё было понятно — ничего их не связывает. И не будет. Он очень независим, быть может, знает, чего хочет, но уж не её с двумя детьми, это определённо. Да и не в детях дело, насильно мил не будешь.
Вскинув гладко причёсанную голову с хвостом на затылке, Вика подумала, что если ещё минуту просидит здесь, в офисе, то умрёт без сигареты. Здесь можно было и покурить, но в закрытом помещении с детьми она никогда не доставала сигарет.
Пройдясь ещё раз вдоль и поперёк комнаты, Вика случайно остановила взгляд на фотографиях, развешанных на стенах. Подробно она их никогда не разглядывала, а теперь, от нечего делать, стала. На них Мистик был с Хирургом, Чёрным, другими мужчинами мотоклуба, везде бросались в глаза мотоциклы, названия разных городов на заднем плане, и женщина печально подумала, что с такой обширной географией ему нет ничего сослать её и в Сибирь. Вот только стоит ли ради того, чтобы сказать: «Извини, прости, так получилось», так далеко отсылать. Ростов — это почти на другой части вселенной, недалеко от её Родины — Волгодонска, всего в трёхстах километрах. Было ли его решение отвезти её именно туда случайностью, совпадением или тонким планом? Но к родителям она не вернулась бы никогда, её там никто не ждал. Пусть уж лучше дети воспитываются в детском доме, а она лежит в тёмном гробу на Хованском кладбище. Никто бы их там не принял за своих и не полюбил, каждый день напоминая, что они приехали тут на всё готовое и совсем не нужны.
Поэтому вернуться она рассчитывала только в Москву, в ту однокомнатную квартиру, которая ей когда-то показалась раем. И которая была таковой действительно, когда там появлялся Миша. Мужчина совсем не из её истории, и не из этой сказки.
Тот, о ком она думала, зашел в офис почти неслышно, она не заметила этого, и когда подошёл, вздрогнула.
В первые секунды не прикрыв истинные чувства маской, выглядела совсем разбитой и жалкой, потом взгляд отяжелел, стал серьёзным.
— Поехали, я попросил ребят по дороге забрать твои вещи из квартиры. Всё уже в машине, будете ехать ночь. Если надо будет, где-нибудь остановитесь. Потом продолжите путь.
Она прервала поток его речи, близко подойдя и положа холодные ладони ему на плечи. Закинув голову и глядя прямо в зрачки, погружённые в серый бархат его глаз, Вика сказала: — Проводи меня, поедем со мной. Только туда и назад, прошу тебя. Ведь это не невозможно?
Даня, до этого клевавший носом над столом Мистика, вскочил, подбежал и стал громко спрашивать, куда они сейчас едут.
— Погоди, детка, — бросила ему Вика, но мальчик не унимался. На него никто из взрослых не обращал внимания.
Мистик покачал головой, с сожалением приподняв уголки губ.
— Завтра похороны, ты же знаешь, я не могу. Я — один из них и мог бы быть на их месте.
Они стояли настолько тесно друг с другом, что Вика чувствовала биение его сильного, ровного сердца. А её дрожало, как заяц, замирая на секунду.
— Тогда позволь остаться до завтра, а потом поедем. Я очень прошу тебя, Миша, ведь это ничего тебе не стоит.
Он разглядывал её худое, бледное лицо с синяками вокруг глаз и этими кошачьими жёлтыми глазами, смотрящими сейчас прямо в душу.
— Ты же взрослая девочка, видишь, что происходит. Хирург меня не поймёт, если я сейчас уеду хотя бы на один день. В любой момент может произойти стычка. Он рвёт и мечет, собирает силы и любую информацию. Будет мясорубка, Вика, и я хочу, чтобы ты как можно быстрее оказалась вне опасности с детьми.
 
Она медленно опустила руки вдоль тела, кивнув.
— Хорошо, я буду ждать тебя. Только…, - она колебалась, комок слёз в горле не давал что-нибудь сказать ещё, а Дина уже проснулась и стала плакать, видя незнакомое место. Даня всё требовал, как попугай, куда они едут и почему, теребя то Мистика, то маму.
Её живые, удивительные глаза умоляюще посмотрели на него, она заспешила к дочери, взяла её на руки и сказала-таки: — Только знай об этом, я буду ждать.
Мистик, отвечая Даниилу, сделал вид, что не услышал слова Вики, и от этого почувствовал себя сволочью вдвойне. Он знал, что она долго смотрела на него, прежде чем плечи её поникли под тяжестью грусти.
Он посадил их в машину очень быстро, чтобы не дать себе опомниться и наделать лишних сентиментальных вещей.
Перед этим она выдохнула, будто кто-то набрал воздуха, чтобы задуть свечу: — Будь осторожен.
Мелькнули её глаза, при свете фонарей казавшиеся светло-серыми, взгляд, будто цепляющийся за него, и невозможно было не прочесть в его глубине муку и одновременно решимость. Она снова приказала быть себе сильной женщиной, и Мистик на секунду прикрыл глаза, кляня себя, что она из-за него снова разочаруется в мужчинах.
Но лучше сейчас. Пусть они теперь будут, как друзья, и всё. Хорошие, старые и верные друзья. Которым он обеспечил прежде всего безопасность.
Дни в неделе были сложены временем из часов, а они тянулись бесконечно долго. Зоя чувствовала, что приближаются роды, на душе была страшная тревога. Она не находила себе места, ходя по квартире и занимаясь обычными домашними делами. Ничего не радовало, давило немилосердно и заставляло думать, что в минуте не шестьдесят секунд, а несравнимо больше. Бродя от окна к окну, она ни с кем не разговаривала, то глядя в окно, то проверяя, всё ли сложено для роддома.
С нею постоянно кто-то находился в квартире из мужчин мотоклуба. Чаще всего, это был Лис — её старый знакомый по ростовскому «Байк-посту», молодой мужчина с хитрыми улыбающимися глазами. Поначалу они много говорили, но постепенно мужчину точно так же охватило беспокойство, как и её. Он чувствовал, как будто в воздухе собирался озон, грозя взорваться в любой момент электричеством.
Лис прекрасно понимал, каково жене Чёрного находиться сейчас перед рождением ребёнка одной и в опасности. Она была похожа на пойманного маленького зверька, которого посадили в клетку и забыли рассказать, зачем — на гибель или на потеху. Глубокие синие глаза были очень часто направлены в себя, как будто искали там непреложные истины.
Она ездила к своему врачу в третий роддом, попросилась лечь в больницу, но та сказала, что необходимости в этом не видит, роды ещё не скоро, а дома и стены успокаивают, поступит в родах, благо ехать недалеко. Зоя, конечно, ничего не говорила, какая у неё страшная ситуация, но твёрдо знала одно — врач не права насчёт того, что ещё недели две ходить. Живот стал непомерно тяжёлый и опустился вниз, заставляя её бегать в туалет очень часто. Было ощущение, что сын головкой давит куда-то в самый низ, и его даже можно потрогать руками, если захотеть. Это были глупости, Зоя просто извелась и накручивала себя.
Слава шёл на поправку, к нему один раз её пустили, отчего он только расстроился, потому что испуганное, бледное лицо жены не вдохновило его на выздоровление. Да и каково ему было лежать на больничной койке перебинтованным, когда Зоя дома с чужими людьми, да к тому же так сильно беременна.
— Зоенька, ты же у меня сильная, просто посиди дома, — слабым голосом говорил он. — Пожалей нашего паренька, он сейчас в большей безопасности. Может, ты переедешь к матери пока? Я с ума сойду…
— Нет, Слава, буду дома. Там я точно свихнусь, ни одна вещь не напоминает о тебе, да и неудобно. Я не хочу, — отчаянно прошипела женщина, качая светловолосой головой. — Ты поскорее выздоравливай, только я тебя никуда не отпущу, пока не кончится эта война.