Мистик (СИ)

— А может, у него другое мнение? Может, он ещё тебя не разлюбил?
Она нахмурилась, швырнув на столик расчёску: — Перестань, не люблю, когда ты так говоришь. Это глупости.
— Да ладно, я же знаю, что это правда.
Зоя расстроилась, взгляд её пометался по комнате и остановился на муже. Тревога и боль застыли в нём.
— Ему нужно полюбить, Слава, эту женщину, помоги мне.
— Хочешь сказать, помоги ему?
Чёрный вытянулся на постели и положил руки за голову.
— Ему не надо будет помогать, всё и так нормально идёт. Вика взрослая девочка, должна понимать, что путь к сердцу мужчины лежит через постель.
— Глупости, — фыркнула Зоя и покраснела. — Ты так считаешь?
— Конечно, вот взять меня — я как волк… э-э-э, то есть настоящий волк — голодный, и сейчас бы бросился на любую кость. Но никто не бросает, старею я, наверное, и нужен только своей жене.
— Слава, — угрожающе начала Зоя, — прекрати меня злить, я не в том состоянии, чтобы воспринимать твои шуточки.
Она встала и подошла к постели. Очаровательная пижамка плюшевыми мишками была на женщине. Талии у неё уже не стало, живот снова обещал к девяти месяцам вырасти до угрожающих размеров.
— Обожаю, когда ты в этой пижаме, — медленно протянул муж, — тебе от силы дашь лет семнадцать.
— Перестань, мне врач сказал… что месяц нельзя ничего.
— Стоп, а месяц-то давно прошёл, Зоенька! — приподнялся он на постели.
— Давай лучше поговорим сначала о Мише и Вике.
Он снова упал на подушку, закрыв лицо руками: — Да что о них переживать, сами разберутся. Мистик плакался мне тогда, в кафе, когда мы выходили покурить, что Вика — это не совсем то, что он хотел бы. Наедине с ней боялся остаться, в смысле — без её детей.
— Почему? — удивилась Зоя.
— Потому что не хотел бы усложнять, а трах… гм… боится не сдержаться, у неё призывной огонёк в глазках, он ей нравится, понимаешь? Она сама, наверное, как я сейчас — завоет скоро на луну от одиночества. Никто не приласкает, ни подарит сек… гм… счастья.
Зоя, казалось, совсем не слышала его и, кусая губы, размышляла о своём, сев по-турецки на постели.
— Завтра пойду к ней в гости, — решительно заявила она. — Надо сближаться.
— Да, надо, — кивнул с готовностью Чёрный, выключил на её тумбочке лампу, перегнувшись через Зою, и когда стало темно, она оказалась под сильным жилистым телом.
— Слава, только умоляю, очень осторожно, — послышался в тишине шёпот.
— Ты даже не заметишь.
— Ну, не настолько же…
А около одиннадцати часов следующего дня Зоя в светлом пальто и шляпке, в высоких сапожках на шпильке пришла к дому номер семь. Вика удивилась её появлению, но явно обрадовалась.
— Привет, можно к тебе? Миша приезжал — рассказывал, как у тебя дела, — начала немного неловко Зоя, стоя в прихожей.
— Проходи, — кивнула Вика. — Из-за меня, похоже, начинается война?
— Ну, чрезвычайное положение, — грустно улыбнулась Зоя. — Если честно, я только слышала о таких случаях, и боюсь спрашивать подробности у Славы. Это настоящие кровавые разборки — клуб на клуб.
Она прошла в комнату, дала Дане шоколадку, а Дине детский сок и печенье.
— Давай, детка, это мы потом съедим, после обеда, — забрала у детей гостинцы Вика.
Она уже выглядела почти здоровой, синяки сильно пожелтели и вот-вот должны были сойти.
— А ты как — растёшь? — улыбнулась по-доброму Вика. — Животик у тебя рано видно, врачи правильно срок ставят?
— У меня и Машей было так — живот стало видно в 9 недель, это нормально.
— Мне кажется, что у вас должно быть много детей, вы такая хорошая пара, — искренне произнесла Вика, наливая чай в кружки.
— Не поверишь, но и я так думаю. Но видишь, Господь распорядился иначе. Мне уже сорок один, и дай Бог, этого малыша выносить. А мне очень бы хотелось ещё парочку.
— Ты всерьёз считаешь, что если больше сорока, то детей уже нельзя иметь? — рассмеялась Вика. — Я лежала в роддоме с Диной после родов, со мной в палате была турчанка — она в сорок шесть рожала четвёртого.
— Эту мысль мне всё время вдалбливает Слава. Он всегда говорит, что в сорок начинается старость.
 
Вика покачала головой.
— А ты ему докажи, что он не прав.
Зоя вздохнула: — Если бы я раньше встретила Славу, у нас уже была бы большая семья. Или не было бы вовсе, кто знает. Мы нелегко сближались.
— Правда? Не поверю ни за что.
— Это правда. Мы поженились, когда Маше было полтора годика. До этого, ох, слишком долгая история, — улыбнулась Зоя.
— Я никуда не спешу, — мягко поощрила Вика к рассказу женщину.
Они встретились взглядами и улыбнулись, чувствуя, что станут подругами в будущем.
После долгого разговора, во время которого Вика пару раз переодевала Дину и один раз даже пришлось мыть, потому что та укакалась, Зоя наконец спросила: — А Миша — он как, не делает вид, что вы просто друзья?
Вика слабо улыбнулась: — Мне кажется, что он борется с собой. Я по каким-то причинам его не устраиваю, хотя несерьёзное что-нибудь ему бы хотелось иметь со мной. Но я, если честно, (надеюсь, ты меня не осудишь) не против. Наверное, секс — это лучше, чем ничего. Тогда возникает хоть какая-то надежда.
Зоя внимательно слушала и хмурилась: — Да, ты права, близость нас со Славой всегда сближала, прости за каламбур. Этот контакт ведь не только физический, мне кажется, он ещё и эмоциональный. А это важно. Правильно, а ещё тебе лучше просто оставаться собой, и больше ничего не надо. Как сказала та молодая девушка — Алёна, которая вместе со мной ушла из общины, и теперь она уже замужняя дама с двумя детьми: «Дай ему влюбиться в тебя. Говори, рассказывай, смейся, показывай ему себя, и однажды он будет думать о тебе постоянно».
Вика склонила голову на бок, впитывая сказанное.
— У меня предложение — давай сходим в церковь? Детям когда спать? — спросила Зоя.
— Где-то через час, — рассеянно ответила Вика.
— Пойдём, она недалеко, во дворе нашего дома. Я тебя познакомлю с батюшкой и со многими хорошими людьми. Знаешь, когда я лежала в больнице с угрозой выкидыша, они за меня молились, не только Слава. Он тоже туда со мной ходит, хоть и не так часто, как мне хотелось бы.
— Хорошо, пойдём — прогуляемся заодно.
— Бери коляску, твоя красавица в ней вполне может заснуть по дороге.
— А твоя уже дома?
— Да, сама, большая уже девица. Что из неё вырастет — не знаю. Вчера отцу заявила — ты несправедливый садист. Он не сдержался — дал по губам, она в слёзы. Мирились весь вечер — ходили друг за другом по квартире. А я, как между двух огней. Он сразу говорит, что я воспитатель, а воспитать не могу, и всё в таком же духе.
Вика слушала лёгкую болтовню Зои, и сердце её расслаблялось, как будто раньше его сдавливали только твёрдые камни. Всю дорогу до церкви «Благовещения Пресвятой Богородицы» они весело смеялись и обсуждали мужчин.
Мистик знал, что загоняет себя в какой-то немыслимый угол, но ничего не мог поделать. Это было всё равно, что грести против горной реки. Сколько ни старайся, всё без толку. После той ненормальной вспышки страсти на её кухне, он сдерживался и вёл себя адекватно, но стоило им остаться наедине, когда дети засыпали, Мистику приходилось попросту сбегать, видя жёлтый огонь в её глазах.
Ему было понятно, что она далеко не против, а воспользоваться моментом он не мог. У него была Ева, с которой они снова помирились и спокойно жили вместе. Вечерами она даже бывала дома, они вместе куда-нибудь ездили ужинать или заказывали из ресторана еду, и трапезничали дома, смотря что-нибудь смешное по телевизору.
А Вика… он затруднялся ответить, что вообще его тянуло к ней. Чувство долга, жалость? Сострадание, похоть? Никогда он не обманывал женщин и не встречался с двумя сразу. Теперь это было. Сначала он объяснял себе, что просто защищает Вику, её детей, но когда случилось то, что произошло на кухне… Тут все доводы разума молчали, скромно опустив головы.