Гладиатор для неё (СИ)
— Ты либо принимаешь мои условия, либо убираешься.
Теперь Адриан не сдерживал свои эмоции. Его глаза блестели не дружелюбно. Луций стушевавшись, опустил голову и кивнул в знак согласия.
Тем временем уборка арены закончилась. На обновленный песок стали выходить гладиаторы. Глашатаи, громкими выкрикиваниями объявляли их имена-прозвища. Так же кто из них, чем отличился ранее.
Сначала, с правой стороны вышли два огромных, темнокожих бойца. В руках они несли по трезубцу и сети. Доспехов на них вовсе не было, лишь левая рука каждого была обмотана толстым слоем войлока. Выяснилось, что прибыли они из Ливии, и уже отличились в боях на арене Капуи. Здесь считались новичками. Еще четыре гладиатора из их команды следовали за ними. Эти оказались уже известны римской публике. Зрители радостными криками стали их приветствовать.
— Я не смею больше перечить, мой господин, — Луций приободрился, увидев команду, на которую поставил.
— Атилия, дорогая, эта ситуация тебя тревожит?
Слова императора выражали заботу. Возможно, при других обстоятельствах она была бы и рада такому повороту. Избавиться от мужа и забыть его — то, о чем она сейчас мечтала. Но став предметом пари, как какая-нибудь рабыня, была поставлена на кон против упряжки лошадей. Пускай даже и лучших лошадей во всей империи. Сейчас ей очень захотелось повторить слова Германуса: «Какого хрена!?». Но воспитание в строгой патрицианской семье, где глава являлся для них господином, не позволили. Почтение перед мужем и правителем — священный закон.
Поэтому она сдержала себя. Хоть далось это очень не просто. Сейчас она должна показать свое воспитание, но защитить честь рода.
— Августейший, меня смущает неизвестность моего статуса в дальнейшем. Если ваша команда выиграет.
— Да, я так и подумал. — Адриан протянул руку вправо от себя и продолжил, — Антиной, мой любимый друг. Он грек и в этом году он достигает зрелого возраста. По традициям его родины он обязан взять себе женщину в дом. Я хочу, чтобы ты стала его компаньонкой и жила с ним. Со своей стороны я обещаю покровительство, полный патронаж.
Она встретилась взглядом с юношей. Он, казался, слишком красив, как для мужчины. Эдакая ожившая статуя молодого бога. Ее не очень нравился такой типаж, думала, и почти была уверена — такие, зачастую, ведут себя нарциссически. Вот только жить с извращенцем и садистом, каковым был ее нынешний муженек, гораздо опаснее. Может хоть этот не такой…
Антиной, тем временем очень внимательно ее разглядывал. Его приятная, но слишком приторная, улыбка говорила, как он старается расположить к себе.
— Я из Вифинии, — сказал он медовым голосом, — моя семя так же благородна, как и твоя.
По всей видимости, он еще хотел что-то сказать, но увидев недружелюбный взгляд Луция, запнулся. Откинулся на спинку кресла, стал смотреть на арену.
Глава 17
В это время перед публикой предстали Германус и Дакус. Атилия их узнала лишь по доспехам и фигурам. Головы их закрывали глухие шлемы. Лишь отверстия для глаз и рта обозначали лица. Руки и ноги прикрывали бронзовые щитки, тела выше пояса оставались голыми. Вооружены они были средними овальными щитами, и длинными изогнутыми мечами. Ей объяснили, что такой вид бойцов называли фракийцами. Остальные из их группы оказались так же экипированы.
Глашатаи еще даже не закончили представлять этих бойцов публике, как неистовые вопли радости разнеслись по всему амфитеатру. Начиная с первых рядов в самом низу. Там сидели одетые в белые туники весталки. Гул поднимался выше к средним рядам, которые считались самыми почетными. Громче всех кричали и радовались зрители самых верхних мест.
Император, услышав, а после и увидев, своих любимчиков, приободрился. Он повернулся в своем высоком кресле, и сел так чтобы смотреть прямо перед собой. Бойцы выстроились перед его ложей в две отдельные линии. Они хором проговорили приветствие и посвящения боя в честь объявления августейшего Отцом Отечества. После этого Адриан поднялся и подошел к самим перилам. Практически сразу вся публика утихла.
— Пусть победит сильнейший и достойнейший! Во славу Юпитера! — крикнул император и кинул белый платок вниз на арену.
Бойцы развернулись лицами к противнику. Судьи прокричали: «Бейтесь!». Начался главный бой этого дня.
Она не могла уследить за всеми, да и не хотела этого. Ее внимание было приковано к Германусу. Он оказался в очень сложном положении: на него кинулись разом оба нубийца. Один пытался сверху накинуть сеть. Германус смог отпрыгнуть назад. Второй хотел сетью подбить ему ноги. Он подпрыгнул, избежав удара. Первый, со всей силы бил трезубцем. Дакус вовремя подоспел и закрыл товарища щитом. Они вместе смогли немного оттеснить от себя нападавших.
— Нет, ну вы видели это, — император казался очень возбужденным, — Как он отскочил! И это не смотря на все его доспехи. Воистину славный боец.
После произошло такое, от чего Атилия едва не закричала. Смогла удержаться, лишь схватившись за деревянные ручки кресла. Нападавший нубиец, взяв, двумя руками трезубец и с силой ударил Германуса. Тот едва успел прикрыться щитом. Но удар оказался такой сильный, что его отбросило назад. Он упал и уперся на одно колено. Трезубец глубоко воткнулся в щит. Нубиец, пытаясь его извлечь, сильно дернул на себя. Германуса от этого потянуло в перед. Он сумел подняться, и ударить противника мечем по открытым ребрам. На темной коже выступила кровь. Но тот продолжил биться.
Нубиец отступил и выставил для атаки свой трезубец. Теперь оживился Луций, он захлопал в ладоши.
Германус не стал дожидаться нападения, и сам двинулся в наступление. Не заметив под ногами брошенную сеть, споткнулся и упал.
От такого Луций даже вскочил. Упавший гладиатор смог перекрутиться по песку и сбить с ног, пытавшегося ударить противника. Тот рухнул. Предчувствуя нападение, перевернулся на спину и выставил трезубец. Германус атаковать не стал.
* * *
Объявили перерыв. Гладиаторы скрылись в тени стен арены, на противоположной стороне от противника. Подбежали юноши с водой. Германус отпил из чаши и сморщился. Они всегда во время боев пили воду, сдобренную древесной золой. Считалось — это помогает восстановить силы и бодрость. Он прекрасно знал вкус этого напитка. Попавшее в рот оказалось непривычно горьким.
«Что ты мне дал, ублюдок?» — он придвинулся к испугавшемуся парню. «Как обычно — вода с пеплом», — ответил тот не убедительно. «Давай сам выпей!». Стоявшие рядом бойцы повернулись в их сторону. Юноша выплеснул содержимое чаши на песок, налил из кувшина и отпил.
Германус не отрывая цепкого взгляда от подносчика воды позвал: «Бронзолицый!». Тот быстро подошел к ним.
«Этот подлил в мою чашу какой-то дряни. В кувшине все нормально. Он не признается, что там было. Что-то очень горькое». «Твою мать, пацан! С тебя за это сдерут кожу и оставят на солнце. Лучше сразу признайся», — Бронзолицый схватил паренька железной хваткой за горло. Тот захрипел. «Отвар. Маковый отвар. Они меня заставили — грозились вырезать всю мою семью». «Ты кретин! Так ты не спасешь ни себя, ни семью», — Бронзолицый шипел, и все еще не отпускал горло парня.
Германус схватил кувшин из его рук и, закинув голову, выпил все в несколько длинных глотков. Затем попытался вызвать рвоту — не вышло.
«Брат, успокойся, — Дакус взял его за плечо, — Мы не сможем отменить бой. У нас есть немного времени, прежде чем тебя накроет. Надо очень быстро выиграть. Просто без жалости раскромсать их».
Германус успокоился, отер рукой рот и спросил: «Ты знаешь, ка это действует? Эта дрянь».
Дакус много времени провел когда-то в дешевых борделях. Там почти все проститутки употребляли такое. Даже один из их товарищей умер от истощения, подсев на это в таком борделе.
«Сначала тело перестанет выполнять то, что ты хочешь. Потом, ты перестанешь соображать. А после и совсем впадешь в полусон. Когда очухаешься — станет невыносимо хреново».