Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

— Ты отвечаешь за нее головой.
Хаким кивает, даже не думая отступать.
— Я отвечаю за нее целой жизнью.
В этот момент я испытываю невероятное чувство гордости за своего мужчину и сильнее сжимаю его руку, чувствуя, как он отвечает мне взаимностью.
— Паш, ты лучше к маме сходи, — с нежностью в голосе произношу я и забираю гневный взгляд Паши на себя, правда, он сразу смягчается. — Только корвалола с собой прихвати, — улыбаюсь.
В этот момент с моего брата сходит красная пелена гнева, и он отступает.
— Ты права, пойду найду свою любимую старушку.
Качаю головой, с трудом сдерживая желание закатить глаза. Он всегда ее так называет. Тайком, правда, чтобы не отхватить от мамы родительскую оплеуху.
— Она в детской, — осведомляю его с улыбкой.
Сначала он просто кивает и собирается уйти, а потом резко останавливается и впивается острым, как лезвие, взглядом… сначала в меня, затем в Хакима.
— Детской, — повторяет он странным тоном. Снова смотрит на меня. — У вас… — быстро облизывает губы и упирает руки в бока, небрежно откидывая полы пиджака в стороны. — Вы… — сжимает губы. — У вас ребенок?
— Если быть точным — два, — издевается Айдаров и получает весь огонь моего брата.
— Паш…
Замолкаю, когда он резко взъерошивает копну своих волос, а потом тычет в нас пальцем:
— Я с вами поговорю позже.
И с этими словами он разворачивается, как порыв северного ветра, и срывается в сторону дома. А я не сдерживаюсь и хохочу, утыкаясь лбом в плечо Хакима.
Он прижимается теплыми губами к моему виску, и я тоже чувствую, как он улыбается.
— Просто дадим ему время привыкнуть.
Я несколько раз киваю и, упершись подбородком в плечо мужа, говорю:
— Ага. Оно ему определенно понадобится. — Хаким заправляет локон волос мне за ухо, а я замечаю воспаленное от удара место. — Ты как?
Он ухмыляется здоровым уголком губ.
— Лучше. Удар у твоего брата не промах.
— Прости, он ведет себя как идиот!
— Все нормально. Я понимаю его злость, и она оправданна. Я заслужил этот удар.
— Ну, скажем так, Паша запоздал с этим ударом, — я смеюсь и хочу отстраниться, как вдруг Хаким ловит меня и притягивает обратно к себе, чтобы заключить мое лицо в тепло своих ладоней и подарить мне медленный, глубокий и чувственный поцелуй.
— Спасибо, что ты осмелилась подарить мне семью.
Тепло его слов проникает под кожу и причиняет мне слишком много приятных ощущений.
— Мы сделали это вместе, — шепчу я. — Без тебя у меня бы ничего не получилось.
***
Спустя пару дней
Детский плач вырывает меня из глубокого сна. С запозданием я протираю глаза, пока до меня наконец не доходит осознание, что это плач моего ребенка.
Подрываюсь с кровати и, спотыкаясь, бегу в детскую. А когда я распахиваю дверь, тут же замираю на пороге, испытывая легкий шок от увиденного. Потому что прямо сейчас Хаким качает на руках нашего озорного сына, который, судя по всему, не намерен поддерживать режим сна.
Такой же своенравный, как и его отец.
Отец, кстати, сейчас выглядит слишком сексуально, прямо незаконно сексуально и маскулинно, качая нашего сына на руках, с растрепанной копной волос и в одних боксерах. Поэтому мне прекрасно видны движения его рельефной мускулатуры под гладкой кожей. При малейшем движении. Господи. Он выглядит как эротическая версия Адониса со своими кудряшками и божественным телосложением. И даже малолетний сын не в силах исправить ход моих мыслей.
Невероятно теплое чувство затапливает меня с головой. Я даже не в силах сопротивляться расползающейся на лице улыбке. Наверное, каждая женщина мечтает увидеть, как отец ее детей с обожанием укачивает их чадо на руках, при этом выглядя как модель с обложки глянцевого журнала.
Адреналин постепенно остывает в венах, и, подавив ленивый зевок, я опираюсь плечом о дверной косяк, наблюдая за своими мальчишками. Айдаров так увлечен сыном, что даже не замечает появившуюся меня.
Мишаня кряхтит, показывая свое недовольство, но Хаким вставляет соску в его рот и уговаривает его сонным голосом:
 
— Эй, приятель, давай мы не будем будить твою сестренку и мамочку, договорились?
Я прикрываю рот ладонью, чтобы не выдать свое присутствие. Кажется, это согревающее чувство, которое с каждой секундой разрастается во мне все больше и больше, достигает пределов, когда Хаким добивается желаемого и осторожно укладывает сына обратно в кроватку. Клянусь, он даже боится вздохнуть. Особенно когда отходит назад, но вдруг он наступает на что-то — наверное, это игрушка, неважно. Важно то, как он сжимает челюсти и растягивает губы в болезненной улыбке, обнажая ряд белых зубов. Я знаю, что прямо сейчас на его языке кипит с десяток ругательств, но он проглатывает их в благородных целях. В отличие от меня. Потому что я не выдерживаю и прыскаю со смеху. В этот момент Айдаров вскидывает голову и впивается в меня раздраженным взглядом. Я бы даже сказала — угрожающим. Поэтому я не испытываю судьбу и, развернувшись на пятках, пускаюсь прочь из детской спальни.
Я уже почти открываю дверь в нашу, как вдруг она распахивается передо мной и меня заталкивают внутрь силой.
Взвизгиваю и, быстро развернувшись, начинаю пятиться, уговаривая себя не засмеяться в голос.
— Если ты разбудишь этих маленьких чертят, я выпорю тебя до красной задницы.
Мое сердце замирает от сладкого обещания.
— Ах, слова, слова… — воркую я.
— Не провоцируй меня изменить свои планы.
Я прикусываю губу, ощущая, как дыхание начинает предавать меня. Точно так же как вздымающаяся от волнения грудь, потому что то, как Айдаров приближается ко мне, вызывает тяжелый прилив жара вниз живота.
— И какие же у тебя планы?
В этот момент он делает выпад вперед и, схватив меня за бедра, бросает на кровать, вынуждая подпрыгнуть и подавиться собственным визгом. Я не успеваю оправиться от резкой смены положения, как Айдаров прижимает меня сверху своим горячим телом.
— Вместо того чтобы выспаться перед рабочим днем, трахать тебя до утра так, чтобы ты завтра вспоминала обо мне на каждом шагу.
— По-моему, у тебя прекрасный план, — шепчу с придыханием и просовываю между нашими телами руку, чтобы сжать твердый член в кулак и заставить Хакима прошипеть сквозь зубы. — Мне как раз завтра никуда не нужно. — Приближаюсь к его уху и высвобождаю пружинящую эрекцию мужа: — Так что можешь трахать меня так, будто ты ненавидишь меня. Как в архиве, помнишь?
Айдаров дергает мои трусики в сторону и входит в меня одним грубым толчком, а моя сердцевина принимает его так, будто всегда готова быть влажной от малейшего соприкосновения наших тел.
— Просто чтобы ты знала, — он прижимается губами к моему уху и делает еще один грубый толчок, вынуждая меня всхлипнуть от болезненного удовольствия. — Я любил тебя в каждой молекуле своей ненависти.
КОНЕЦ