Дети всегда правы
Брюно вообще слишком волновался в последнее время: из-за детей, из-за массы незначительных мелочей, которые вырастали в его голове до гигантских размеров. Он задавался вопросами, ворошил прошлое, покупал электронные книги по психологии. Кризис среднего возраста. Иногда Мелани казалось, будто муж начал странно себя вести, например, когда вдруг узнал по радио о смерти Грегуара Ларондо. Грег покончил с собой. Конечно, все это было ужасно печально. Мелани уже долгие годы ничего не слышала о Греге: после возвращения Кимми он перестал звонить. В две тысячи двадцать пятом году он предпринял неудачную попытку сняться в первом — и единственном — сезоне реалити-шоу «Последний герой: ветераны». Оно с треском провалилось.
В тот вечер, когда они узнали о смерти Грега, Мелани предполагала, что мужу станет гораздо легче. В полной тишине они переглянулись: казалось, новость сильно потрясла Брюно, но Мелани списала эту реакцию на неприятные воспоминания. Однако с тех пор — может, это просто совпадение — Брюно волновался по любому поводу.
Мелани думала, что Сэмми переживает запоздалый подростковый кризис. Такое бывает с чрезмерно опекаемыми детьми. По сравнению с Кимми, которая устроила настоящее шоу из-за той женщины, Сэмми никогда и слова поперек не говорил, хорошо учился в школе и всегда выкручивался из любого положения.
Мелани нравилось вспоминать о том добром, послушном, восторженном мальчике, которым он был. Сэмми всегда улыбался и с готовностью снимал пять-шесть дублей подряд, ни разу не пожаловавшись. По правде говоря, Сэмми всегда был на все готов: челленджи, розыгрыши, путешествия. В отличие от своей сестры он не сидел сложа руки, не задавал лишних вопросов. У Сэмми всегда была толпа собственных фанатов. Ребенком он обожал распаковку игрушек, а с возрастом с особой страстью взялся за пранки, когда те вошли в моду. Его личный канал, посвященный компьютерным играм, пользовался огромным успехом. Сэмми создал собственное сообщество: подписчики мгновенно влюблялись в эту улыбку, зеленые глаза и характер милого медвежонка, который Сэмми унаследовал от отца. Он был идеальным страшим братом и лучшим другом на свете. Все девчонки мечтали повстречать однажды такого парня.
Что же произошло, почему он так резко все бросил, в один день, ничего не объяснив, не оставив никакого сообщения для фанатов, — этого Мелани не знала.
* * *
Кимми Диоре ждала Клару, сидя под плакатом с предупреждением о кражах цифровой личности.
Едва заметив следовательницу, девушка встала и направилась к ней. Высокая Кимми гордо несла себя, ее белокурые локоны рассыпались по плечам. «Она похожа на шведку», подумала Клара и тут же вспомнила об истории с Грегуаром Ларондо, чьи светлые волосы остались далеко в прошлом.
Кимми Диоре представилась и протянула руку, окинув помещение беспокойным взглядом, и теперь у Клары не осталось никаких сомнений: перед ней стояла взрослая копия девочки, лицо которой более десяти лет назад она рассматривала часами.
— Не уверена, помните ли вы меня…
— Конечно, помню, Кимми. Чем могу быть полезна?
— Я бы хотела взглянуть на свое дело. На мои показания. Хочу вспомнить, что я тогда рассказала. Всё. О чем говорила, когда Элиза Фавар привела меня сюда. Я подумала, что вы отвечаете за хранение и архивирование документов. Полагаю, дело еще где-то лежит.
Клара предложила девушке подняться в кабинет и обсудить все в спокойной обстановке. Проходя через турникеты, Кимми, казалось, засомневалась на долю секунды. Клара воспользовалась паузой, чтобы извиниться:
— Прости, я с тобой на «ты». Просто я помню тебя еще девочкой.
— Вы не одна такая. Ко мне все общаются на «ты».
В лифте Кимми молча разглядывала Клару.
Они вышли, и девушка последовала за полицейской.
За спиной Клары раздавались глухие, уверенные шаги, отчеканенные подошвами «Доктор Мартинс», и следовательница убедилась: Кимми Диоре так просто не оставит эту историю.
Оказавшись в кабинете, Кимми снова осмотрелась, надеясь найти хоть какие-нибудь подсказки. Однако уцепиться было не за что: ни растений, ни фотографий — лишь гора неразобранных папок, сложенных в пошатывающуюся башню, и с десяток ужасающих снимков, которые Клара тут же убрала с глаз долой.
— Как ты нашла меня?
— Как-то разбирала мамины бумаги. Ваше лицо — единственное, что я запомнила. Все остальное как в тумане. Все стерлось: психологи, врачи, другие полицейские… А вот вас помню. Вы подошли ко мне и присели поговорить. Я только по вашему голосу поняла: «Все не так страшно». Я переживала за Элизу. Думаю, я тогда чувствовала, несмотря на ее спокойствие и доброту, что Элизу ждут большие проблемы. Знаете, я ведь больше никогда ее не видела. Вы были со мной все утро. Я знаю, что остались записи фрагментов моих показаний во время заседаний, но у меня не имелось доступа к этим документам, как и ко всему делу в целом. Родители все спрятали.
— Ты ищешь какую-то конкретную информацию?
— Всю.
Малейшее воспоминание о тех событиях, оставивших глубокий след в ее душе, выбивало Клару из колеи.
— Знаешь, о многом писали в прессе…
Девушка перебила ее:
— Мне невыносима мысль, что та женщина, единственная, кто понял, через что нам пришлось пройти, единственная, кто попытался положить этому конец, провела два года в тюрьме по моей вине.
— В этом нет твоей вины, Кимми. Элиза Фавар провела два года в тюрьме, потому что нарушила закон. Она похитила тебя и удерживала несколько дней. Позже было установлено, что она не применяла силу и не хотела тебе вреда. Судьи приняли во внимание тот факт, что она пришла с повинной. У тебя нет причин злиться на себя, поверь, твои показания помогли смягчить приговор. Ей вменяли гораздо больше.
— Вы уверены?
— Да. Если я не ошибаюсь, ваши показания совпадали идеально — это сыграло в ее пользу.
— Я читала в газетах. Все это описывали как похищение и пленение… Однако одно в голове не укладывается: никто так и не догадался, что для меня эти несколько дней стали спасением. Меня не снимали с утра до вечера, не рассказывали о моей жизни поминутно всему классу, школе, сотням тысяч людей, которых я никогда не встречала. — Ярость запрыгала крошечными разрядами под кожей на лице Кимми.
— Ты ошибаешься, Кимми. Об этом говорили в суде, по крайней мере о том, что Элиза Фавар поняла некоторые твои движения как признаки усталости, даже отчаяния и…
— И потом меня отвезли домой.
— Да.
— А вы знаете, что произошло после?
Опасаясь прервать пылкую речь девушки, Клара просто покачала головой.
— Мать выждала немного, пока все уляжется, пока СМИ заинтересуются чем-нибудь другим. Прошло Рождество и вся зима. На несколько недель, месяцев нашу жизнь будто поставили на паузу. Знаете, как странно, когда у тебя появляется свободное время. Начинаешь скучать, спрашивать, чем заняться, бездельничать. Мать с трудом это пережила. Она паниковала от одной только мысли, что о ней забудут. Для нее стать невидимкой значит исчезнуть. Кажется, в марте она предложила «Да»-челлендж. Просто так. Только не «просто так», как в нормальных семьях, где всем весело, нет. Веселиться и снимать. Веселиться и зашибать бабло. До похищения наше последнее видео с челленджем набрало двадцать миллионов просмотров. Дети, которые были на нас подписаны, обожали эти ролики. Только представьте: целый день смотреть на родителей, которые соглашаются абсолютно на все! Мечта любого ребенка. Не говоря уже о возращении на «Ютьюб» похищенной девочки. Сценарий был отличный, и мы уверенно хайпанули. Едва появившись в Сети, ролик побил все наши рекорды. — Кимми выдержала паузу, будто желая, чтобы Клара вообразила себе масштаб тех событий, а затем продолжила: — И все завертелось снова. Сначала — крошечные сторис то тут, то там. Чтобы успокоить фанатов. «Ну конечно, мои дорогие, у Кимми все хорошо, и она шлет вам чмоки-чмоки. Не так ли, котенок? Сделай чмоки-чмоки!» — Кимми великолепно изображала свою мать, подделывая тошнотворный лицемерный восторг высоким голосом. Клара улыбнулась, однако девушка искала не этой реакции. — А потом понеслось. Не прошло и нескольких месяцев после суда над Элизой Фавар, как СМИ забыли про нас. Но не фанаты. Им вечно было мало. Думаете, я могла ответить матери: «Пошла на хрен из моей комнаты и забери с собой телефон и своих долбаных „дорогих“, половина из которых дрочит на наши доступные всему миру фотографии!»? Нет, конечно, дети так не разговаривают. Но теперь мне восемнадцать, и я разговариваю так. Каждый встречный думает, что знает меня лучше меня самой. И если вдруг кто-то что-то пропустил, в несколько кликов можно найти мои фотки в трусах, в балетной пачке. Или посмотреть ролик, как я ем чипсы без рук со стола, словно животное. — Лицо Кимми помрачнело. — Думаете, двух- или четырехлетний ребенок и вправду хочет этого? Думаете, он отдает себе отчет?