Дети всегда правы
«Все нас любят! Это так круто!» — заявил отправленной на место событий репортерше Кристоф, один из победителей.
Из машины вышла Лоана в вязанном крючком розовом топике и потертых джинсах. Стоя на высоченных шпильках, она выпрямилась, демонстрируя свое восхитительное тело, и осмотрелась вокруг. В ее глазах не отразилось ни капли растерянности. Или недоумения. И ни следа трагической судьбы.
Мелани Кло было тогда семнадцать, и она в Ла-Рош-сюр-Йон только-только окончила первый класс лицея Святого Франциска Ассизского с литературным уклоном. У Мелани, по природе своей интровертки, было мало друзей. Конечно, она никогда не думала посвящать будущее бессмысленному высшему образованию, однако училась хорошо. Но больше всего на свете она любила смотреть телевизор. Необъяснимое чувство пустоты, боязнь, что настоящая жизнь ускользает от нее, ощущение, будто внутри бездонный узкий колодец, — все это исчезало, лишь когда Мелани усаживалась перед экраном.
В сотнях километров от Мелани, в Баньо, пригороде Парижа, Клара Руссель украдкой смотрела финал «Лофта» в полном одиночестве. Она тогда училась во втором классе лицея. Неоспоримые способности и средний уровень учебного заведения позволяли Кларе получать удовлетворительные оценки несмотря на то, что она не притрагивалась к домашним заданиям. Ее больше интересовали мальчики, особенно блондины с короткими волосами: с ними конкуренции было меньше, так как все предпочитали косматых брюнетов. Клару дразнили за манеру изъясняться витиеватыми фразами, столь редкую в ее возрасте, но игравшую на руку при обольщении. Родители девушки, социально активные и искренне вовлеченные в жизнь городка учителя, состояли в сообществе «Улыбайтесь, вас снимает скрытая камера» с момента его создания (туда вступали те, кто не желал погрязнуть в авторитарном технологическом обществе и противился видеонаблюдению в каком бы то ни было виде). Сообщество призывало телезрителей бойкотировать реалити-шоу, и за несколько недель до финала активисты вывалили мусор из урн перед штаб-квартирой канала М6 в знак протеста. Они также забросали здание яйцами, йогуртами, помидорами и разными отходами. Конечно же, родители Клары участвовали в этой акции, а потом присоединились к другой похожей операции под управлением «Залеа-ТВ» (в начале двухтысячных этот альтернативный канал проводил опыт по созданию свободного телевидения). Около двухсот серьезно настроенных активистов подобрались к «Лофту», чтобы освободить участников шоу. Им даже удалось преодолеть первую преграду. Филипп, отец Клары, стал героем короткого репортажа в новостях «Франс-2»: «Красный Крест имел право входить в лагеря заключенных, и мы требуем того же! Этих людей плохо кормят, истязают, выставляют под свет прожекторов, они все время рыдают! Освободите заложников!» — заявил он в микрофон.
«Освободите кур!» — хором скандировали активисты, в то время как стена спецназовцев мешала им пройти дальше.
Стоит ли говорить, что родители Клары, проводившие вечер финала на очередном собрании на тему «В каком обществе мы хотим жить?», не одобрили бы поведения своей пятнадцатилетней дочери, которая воспользовалась отсутствием предков, чтобы оболваниваться этой дьявольской программой, этим симптомом продажного мира, где царит культ эго.
Одиннадцать миллионов зрителей наблюдали за финалом «Лофт-стори» в тот вечер. Никогда еще телешоу не было настолько популярно. Поначалу пресса широко освещала приход во Францию самого формата, а затем, с каждым поворотом, с каждым разоблачением постепенно включалась в игру, посвящая первые полосы хроникам программы и спорам о ней. Несколько недель подряд социологи, антропологи, психологи, психиатры, психоаналитики, журналисты, издатели, писатели и эссеисты по косточкам разбирали передачу и причины ее успеха.
«Это шоу поделило нашу жизнь на до и после», — писали то тут, то там.
Они хотели попасть на телевидение и прославиться. Их показали на телевидении, и они прославились. Они навсегда останутся первопроходцами. Пионерами.
Двадцать лет спустя культовые моменты первого сезона, например так называемую сцену в бассейне с участием Лоаны и Жана-Эдуарда, появление участников шоу на вилле и финал целиком, можно будет найти на «Ютьюбе». Первый комментарий какого-то пользователя к одному из этих роликов выглядит как предсказание: «День, когда мы открыли врата в ад».
Может, все действительно началось именно тогда, в те несколько недель: вездесущность экранов; возможность стать не наблюдателем, а объектом наблюдения; желание быть на виду, получить признание, любовь; мысль, что это доступно всем и каждому. Больше не надо творить, созидать, изобретать, чтобы урвать свои пятнадцать минут славы, — надо всего лишь выставить себя напоказ и оставаться в кадре, перед объективом.
Развитие технологий все ускорило. Поначалу каждый желающий существовал благодаря оставленным повсюду многочисленным следам, которые приняли форму фотографий или комментариев, — следам, которые, как мы узнаем позже, никак не стереть. Доступные всем и каждому, интернет и социальные сети скоро сменят телевидение и расширят возможности. Показывать себя на улице, дома, со всех сторон. Жить напоказ или влачить существование. Понемногу реалити-шоу и сталкеры вторгнутся во многие сферы и будут диктовать правила, термины и способы повествования.
Да, вот тогда-то все и началось.
* * *
Когда мама обращалась к Мелани, обычно она начинала с местоимения «ты», избегая тем самым открыто выражать свои чувства, и тут же сопровождала его отрицательной частицей: «Ты никогда ничего не делаешь, ты не изменишься, ты меня не предупредила, ты не выгрузила посудомойку, ты же не пойдешь в этом на улицу». «Ты» и «не» никогда не разлучались. Когда Мелани, не особо отличившись на выпускных экзаменах, решила поступать на факультет английского языка, ее мать тут же сказала: «Ты же не думаешь, что мы будем десять лет оплачивать тебе учебу?» Получать образование, строить карьеру — это удел мальчиков (к большому сожалению мадам Кло, у нее не было сына), а девочки должны в первую очередь удачно выйти замуж. Мадам Кло посвятила жизнь воспитанию детей и не понимала, почему Мелани хотела уехать, — и в этом не было никакого снобизма. «Из кожи вон не вылезешь», — добавляла мадам Кло, в качестве исключения не употребляя здесь вечного «ты». Несмотря на все предостережения, летом, когда Мелани исполнилось восемнадцать, девушка собрала чемодан и переехала в Париж. Сначала она жила в Седьмом округе в так называемой комнате для прислуги — с умывальником и туалетом на лестничной клетке, — подрабатывая четыре вечера в неделю няней, а затем сняла крохотную студию в Пятнадцатом округе (нашла работу в туристическом агентстве, к тому же отец отправлял ей двести евро в месяц).
Мелани так и не смогла объяснить даже самой себе, как так получилось, что она бросила университет, чтобы работать на полную ставку в агентстве. Она списала все, как успехи, так и провалы, на некую предрешенность судьбы, к тому же не дождалась знака, что стоит продолжать учебу: конечно, она делала успехи, однако остальные студенты уже говорили без акцента и писали на безупречном английском. Когда они проходили Present Continuous, Мелани изо всех сил пыталась представить себе свое будущее, но ничего не получалось. Совсем ничего. А тут вдруг открылась вакансия, и директор агентства предложила Мелани занять место ассистента. От нее требовались административные навыки и опыт общения с клиентами, так что она согласилась. Время летело, Мелани чувствовала себя на своем месте. По вечерам она возвращалась в крохотную студию на улице Вьоле, которую оплачивала теперь сама, готовила незамысловатый ужин и не пропускала ни одного эпизода реалити-шоу: ее любимыми были «Остров искушений», пусть и слишком аморальный, на ее взгляд, а также романтичный «Холостяк». Выходные Мелани проводила с Джесс (подругой со времен коллежа, которая также переехала в Париж): они пили пиво в баре или водку с апельсиновым соком в ночном клубе.