Маэстро

Он сидел в своем пафосном кресле, такой невозмутимый, будто не произошло ничего особенного. Будто они обсуждали его ближайшие гастроли, которые могут состояться, а могут и отмениться. С видимым удовольствием курил, через две затяжки отпивая по глотку кофе. Для довершения богемного образа не хватало только рояля. Рояль стоял в холле – доктор видел его, когда шел сюда. Борис Аркадьевич чувствовал раздражение. В конце концов он востребованный специалист. Он провел сегодня две операции, отстоял почти шесть часов у стола. А еще текущие пациенты, бумаги, отчеты. Он давно уже мог быть дома. Тоже сидеть в кресле, пусть и не таком роскошном, и смотреть, что там опять вещают в телевизоре о паводках, урожае и угрозах американцев. А вместо этого вынужден уговаривать маэстро на жизненно необходимую операцию. Ну взрослые же люди…
– Марат Алиевич, времени на раздумья не так много, но оно все-таки есть. Мне кажется, вопрос слишком важный, чтобы рубить сплеча. Подумайте, посоветуйтесь с супругой. В конце концов можно проконсультироваться и у других специалистов.
Ему показалось, Агдавлетов как-то резко потерял интерес к разговору. Взгляд стал отрешенным, сигарета дотлела, и он, чуть не обжегшись, с досадой кинул ее в пепельницу. Рядом с ней стояла изящная фигурка. Пузатый карлик в шутовском колпаке и с мандолиной в руках. Половину лица карлика скрывала маска. Агдавлетов потянулся было к пачке за новой сигаретой, но вдруг передумал и взял карлика. Любовно повертел его в длинных, неестественно гибких пальцах. Жест показался доктору странным, как и неожиданная задумчивость собеседника. Еще одно проявление болезни или действительно для себя все решил? Нет, так нельзя. В конце концов он народный любимец. Пусть и давно не выходивший на сцену. Впрочем, так ли давно? Года два назад доктор его видел в каком-то сборном концерте. Наверняка у него еще есть поклонники. Куда бы они делись? И близкие, которые его любят. Можно попытаться хотя бы ради них. Тем более что шансы есть, и очень неплохие. Возможно, надо зайти с другой стороны, убедить. Вот только Агдавлетов мало походил на человека, которого можно уговорить.
– Обещайте мне, что подумаете. Я позвоню вам через пару дней.
Он дождался кивка, но ощущение, что его не слышали, Бориса Аркадьевича не покинуло.
– Мне, пожалуй, пора.
Еще десять минут потратил на объяснения с супругой. Разговаривали в холле вполголоса. Доктор решил, что она имеет право знать. Кто как не жена может уговорить его лечиться?
Лифта в их доме не было – старинное здание, да и всего пять этажей. Еще одна причина для вынужденного затворничества. Нет, он не жалел Агдавлетова. Скорее, искренне не понимал. Выходя на лестничную площадку, увидел девушку, поднимающуюся навстречу. Бросился в глаза контраст между темной одеждой и ярко-красными розами, которые девушка несла в руках. Барышня наверняка шла со свидания. Надо же, еще встречаются среди молодежи галантные кавалеры? А он думал, все они остались в прошлом веке, во временах его юности.
Уже закрывшаяся было дверь в квартиру Агдавлетовых вдруг снова распахнулась. На пороге показалась Мария.
– Борис Аркадьевич, вы забыли зонт.
Черт, ну конечно. Он постоянно его забывает, а потому предпочитает вообще не носить. Но утро было пасмурным, и жена настояла. Доктор повернулся к двери и услышал быстрый стук каблуков за спиной. Девушка с цветами убегала из подъезда.
* * *
 Газета «Вестник России»,
 номер 16 от 28 декабря 2006 года
«Сегодня на шестьдесят седьмом году жизни после продолжительной болезни скончался известный певец, Народный артист Советского Союза Марат Агдавлетов. Марат Агдавлетов получил признание как исполнитель эстрадных песен, однако в его репертуаре значительное место отводилось классическим произведениям. Как отмечают друзья певца, заслуженные деятели культуры, Агдавлетов всегда был мостиком, соединяющим академическую и популярную музыку. Марату Агдавлетову удавалось исполнять на советской эстраде мировые шлягеры, однако не чужды ему были и народная песня, и творчество современных композиторов. Его исполнение „Катюши“ и „Подмосковных вечеров“ считается каноническим. В последние годы артист редко выступал, что было связано с состоянием здоровья. Свои соболезнования вдове певца уже выразил Президент России. Прощание с Маратом Агдавлетовым состоится в Колонном зале Дома Союзов 30 декабря в 12 часов дня…»
 
* * *
 Газета «Слово столицы»,
 номер 26 от 29 декабря 2006 года.
 Интервью с Народным артистом России
 Леонидом Волком
«– Леонид Витальевич, всех нас поразило известие о кончине Марата Агдавлетова. Вы ведь хорошо его знали?
– Да, для меня это тоже шок. Я очень хорошо знал Марата, мы вместе работали. Поездки, гастроли, выступления в общих концертах. Последние годы реже виделись – Марат как-то отошел от концертной деятельности. Кажется, уезжал за границу…
 – Вы знали, что он болел?
– Нет! Не в характере Марата было жаловаться. Даже если с ним что-то такое происходило, знали об этом только самые близкие. Его супруга, я полагаю.
 – Скажите, каким вы запомнили Марата Агдавлетова?
– Страстным! Понимаете, сейчас на эстраде много артистов и их публика с трудом различает по лицам и именам. А тогда на экране появлялись личности. Так вот, из всех певцов моего поколения Агдавлетов был самым ярким. Самым искренним. Самым пронзительным. Я сейчас говорю вам совершенно откровенно.
 – Вы ему не завидовали? Ведь кажется, что ему так легко все давалось – лучшие композиторы, звания, зарубежные поездки.
– Мы им восхищались, молодой человек. Мы им восхищались».
* * *
Журналист с первой секунды почувствовал себя неуютно. Не дом, а Большой театр. Правда, в Большом театре Артем никогда не бывал, но представлял его себе именно так. Одна люстра чего стоит! Килограммов тридцать, наверное. Три яруса, сотня блестящих подвесок. Такую мыть замучаешься. Впрочем, что им, артистам. У них же прислуга. Дверь, правда, открыла хозяйка. Вдова. И впервые увидев ее вживую, Артем едва узнал тетку из телевизора. Мама ее очень любила, все выступления смотрела, а в парикмахерской обязательно показывала мастеру фотокарточку Агдавлетовой и просила сделать такую же завивку. Так Артем ее и запомнил – по фотографии. В жизни Мария Агдавлетова выглядела гораздо страшнее. Ладно морщины – она даже старше мамы. Но черная подводка по контуру глаз! И черные же глаза. И под глазами черные тени. Платье тоже черное. Фильм ужасов какой-то.
– Снимать будем здесь, – повелительно сообщила вдова, указывая на кресло возле стены. – Напротив окна самое лучшее освещение. Сзади портрет Марата Алиевича удачно дополнит кадр.
Артем хотел сказать, что сам может выстроить кадр. И сам выберет лучшее освещение. И вообще у оператора есть фонарь специальный над камерой. Но возразить не решился. Кажется, этой женщине было невозможно возражать. По комнате идет, как будто по сцене. Спина идеально прямая, подбородок вверх. Что она пытается изобразить? Горе? В той среде, где вырос Артем, горе выглядело иначе. Оно могло быть тихим, затаенным, с перебиранием рубашек отца в неприкасаемом ящике комода. Или громким, истеричным, с попыткой кинуться в разрытую могилу, куда только что опустили гроб с телом брата, погибшего в Чечне. Но такого величественно-театрального горя Артем раньше не встречал.
Поставили камеру, закрепили микрофоны. Артем пристроился напротив и приготовился задать первый вопрос. Но спрашивать ничего не потребовалось. Едва оператор кивнул, что запись идет, Агдавлетова заговорила сама.
– Мы прожили с Маратом Алиевичем двадцать пять лет. Знаете, если есть браки, заключенные на небесах, то наш был именно таким. Наша работа не позволяла нам ежеминутно находиться вместе, но не мешала ежеминутно думать друг о друге, чувствовать друг друга. Вполне естественно, что, когда он заболел, мне пришлось уйти со сцены. Кто-то должен был о нем заботиться. А сейчас? Сейчас можно было бы вернуться, ведь голос еще есть и поклонники не забыли. Но как, скажите, как я могу петь, если его больше нет?