Ведьмина дорога (СИ)

Шаг.
Снова чужие руки берут у неё чашу.
— Верю в Освобождение, сестра, — приветливо произнёс Йаган.
— Мы приблизим его, брат, — ответила Магда. Всё правильно. Йаган был неодарённым прозревшим, человеком, принявшим веру проклятых, но не получившим ни посвящения, ни дара. Именно поэтому ожили замёрзшие лозы. Именно поэтому он делал хорошее вино. И именно поэтому он был так беден.
Ведьма встала в кругу. Её сознание охватывало весь круг, разумы всех, разделивших с ней чашу. Она сделала глубокий вдох и скрестила руки на груди. Всё получится.
— Откройтесь этой ночи, — нараспев приказала она. — Откройтесь таинству, в котором участвуете. Впустите в свои души лунный свет. Потянитесь мыслями к земле, на которой стоите. Это священная земля. Подумайте о полях, которые вы возделываете. Слейтесь мыслями с природой. Думайте о своей беде. Просите у ночи помощи.
Она сама подняла взгляд на луну и запела — тяжёлым гортанным голосом, без слов, вплетая в пение звуки и запахи леса. Где-то заухал филин. Высоким задорным голоском запела ночная птица. Далеко-далеко протяжно, с переливами завыли волки.
Магда перевела дыхание и продолжила петь — о том зле, которое оскверняет эту землю, губит детей, нападает на беззащитных… голос её был так тяжёл, что сам воздух, казалось, уплотнялся под действием её колдовства. Вокруг алтаря он сбился в плотный туман. Ведьма закончила пение леденящим кровь воплем и закричала:
— Волей своей призываю тебя! Землёй и небом, огнём и водой, лесом и полем, луной и звёздами призываю тебя! Жизнью и смертью, весельем и грустью, счастьем и горем призываю тебя! Явись! Явись! Явись!
Туман стал ещё гуще и потемнел, а после как будто сбился в центре. По нему пошла рябь, как по поверхности провидческого зелья, и вот…
На алтаре, прямо над останками жертвенного козлёнка, стояла невысокая гибкая фигурка… Несколько томительных мгновений и в лунном свете все увидели…
— Липп!
Юноша сорвал с головы шапку и картинно поклонился. Он широко улыбался и было хорошо видно, что клыки у него длиннее, чем все привыкли думать.
— Сильна ты, ведьма, — насмешливо произнёс сын кузнеца. Речь его неуловимо изменилась, стала твёрже, чётче. Он не проглатывал звуки и не растягивал слова. Так говорили в городе, а не в деревне.
— Не отводите от него взгляда! Не двигайтесь с места! — поспешно приказала ведьма.
Вампир засмеялся.
— Да как вам будет угодно. Вы устанете раньше меня.
Да… А ещё, когда скроется луна, их власть над вызванным в круг вампиром закончится. Но…
Ведьма резко, повелительным жестом вытянула руки перед собой.
— Откройся! Открой свой облик! — потребовала она.
Рябь, скрывающая вампира, усилилась, а после медленно растаяла вместе с туманом… широкий крестьянский плащ, просто кусок ткани, накинутый на плечи, превратился в сшитый, из тех, что надевают через голову, с широкими причудливыми рукавами, какие носят только в городах. Шапка-колпак с мягкими полями сделалась бархатным беретом, украшенным медной пряжкой. Крестьянские обмотки превратились в узкие чулки, а деревянные башмаки — в остроносые туфли. Лицо совершенно не изменилось.
И в этот момент все с ужасающей ясностью вспомнили, что у кузнеца нет и никогда не было никакого сына!
— Ты тоже силён, — с уважением отозвалась ведьма. Она начала понимать, что произошло: вампир пришёл в их края и внушил всей деревне ложные воспоминания. Как давно это произошло? Этого она сообразить не могла. Была ли она жертвой наваждения вместе со всеми или, редко появляясь в деревне, приняла на веру всё, что ей говорили? Она ведь редко приглядывалась к людям…
— Ну, как, может, на этом разойдёмся? — предложил вампир. — Вы ничего мне сделать не сможете, так зачем же время тратить? Хотите, пообещаю, что этой ночью никого не съем?
Он снова жутковато улыбнулся.
— Ты ошибаешься, — раздался из темноты женский голос и озарённая белым светом фигура шагнула к кругу. Волшебница была немного выше Магды, такая же светловолосая и светлоглазая, как и она и тоже облачена была в лёгкие белые одежды. Но, в отличие от старой приятельницы, Виринея испускала белое сияние, на этот раз видимое даже обычным людям.
 
Кто-то зашептал слова молитвы. Магда мельком увидела, как одна из женщин опускается на колени.
Виринея мягко коснулась ближайшего к ней человека — это был Виль-батрак — заставляя его посторониться, и вошла в круг. Белое сияние, окружающее её, потекло на землю и превратилось в светящийся обруч, замкнувший в себе алтарь со стоящим на нём вампиром. Волшебница плавно повела рукой — и кольцо света начало сжиматься. Вампир зашипел от боли, заслоняя глаза рукой.
— Ты в моей полной власти, мальчик, — мягко произнесла волшебница. — Ты больше не сможешь причинить людям вреда.
— Убей меня! — потребовал Липп, содрогаясь от невыносимой боли, которую причинял ему свет. — Убей быстро! Неужели тебе нравится смотреть на предсмертные муки?!
— Я никогда никого не убиваю, — возразила волшебница. Она очертила в воздухе маленький круг, сделала вращающее движение пальцами и протянула ленточку. — Это защитит тебя.
Магда услышала, нет, скорее даже почувствовала, как в людях, до того благоговейно молчащих, пробуждается недовольство, и шагнула к волшебнице, пытаясь что-то возразить. Виринея повернулась к ней и протянула ленточку ей.
— Надень ему на запястье, — попросила она. — Моё прикосновение сожжёт его в прах.
— Туда ему и дорога! — пробурчал кто-то в кругу, но волшебница не обратила на это внимание.
— Надень! — повторила она. Магда со вздохом повиновалась, гадая, что ей теперь скажут в общине. Она привела белую волшебницу на обряд. Она использовала белую магию против собрата-проклятого. И она лично, своей рукой сейчас… А что она сейчас делает?
— Ты больше не сможешь творить зло! — торжественно произнесла волшебница и, отстранив ведьму, своими руками затянула узелок.
Магда могла бы поспорить на что угодно — ни один проклятый теперь ленточки снять не сможет.
— Радуйтесь, люди! — объявила волшебница. — Вы свободны! Больше он не сможет являться к вашим детям!
…и ножи о ленточку затупятся…
Вейма рассказывала о такой же ленточке, которая позволила ей войти в дом Виринеи и Лонгина в Раноге. Но вампиршу интересовало только одно: как не сгореть в убийственном огне белой магии. Магда достаточно разбиралась в волшебстве, чтобы понять, как действует этот «подарок». Вид вампира заметно изменился, как только узелок был затянут. Для знающего глаза изменился. Принцип сродства. Чтобы белая магия не губила вампира, вампиру добавили чего-то общего с ней. Но «общность» не пустые слова, а ведь белый маг не может творить зло… «Принявший» его дар, видимо, тоже. Волшебница поступила с Липпом откровенно жестоко.
Виринея со светлой улыбкой оглядела собравшихся. Окружающее её сияние постепенно гасло. Магда знала — оно никуда не делось, даже усилилось, просто разглядеть его сможет разве что вампир… возможно, только сменив облик. Сила белой магии, видимая окружающим светлым сиянием, увеличивалась от совершённых волшебником добрых дел и слабела от бездействия. Зла белые волшебники в принципе не способны были совершить… или, возможно, они никогда не признавали свои поступки злом…
Магда покосилась на алтарь. Вампир с него исчез. Сбежал, наверное, воспользовавшись всеобщим замешательством. Пусть бежит. Теперь он был безопасен. Безопасен и… обречён. Останки зарезанного козлёнка оставались. Ими распорядится лес… по своему усмотрению. Люди, держащие круг, постепенно расслаблялись, начинали двигаться, нарушая прежний порядок. Нежданная гостья уже не казалась сверхъестественным существом. Магда не успела никого предупредить, да и могла ли она признаться, кого притащила на ведьминский обряд? Один из крестьян подобрался и шлёпнул волшебницу пониже пояса. Виринея резко обернулась. Волосы хлестнули мужчину по лицу. Магда тяжело вздохнула. Ну, конечно, Креб. Кто ещё-то… Стало очень тихо, когда Виринея устремила на обидчика тяжёлый гневный взгляд. Она смотрела так разъярённо, что самый воздух перед ней, казалось, был раскалён добела. У Креба подогнулись колени. Виринея смерила его взглядом, а после чуть приподняла подол своего одеяния и легонько пнула мужчину в причинное место. Магда могла бы поклясться, что носок её туфельки слабо светился. Раздался болезненный вой, Креб, прижав руки к животу, повалился наземь.