Шесть братьев (ЛП)

Не думаю, что он отправился именно туда.
– Привет, красавица, – говорит Дорнан, поднимая на руки внучку. – Ты разговаривала с моим другом Сэмми?
Я проглатываю комок в горле и поглаживаю ее по голове, улыбаясь ей.
Я хочу спасти ее. Я хочу спасти всех детей, которые вынуждены расти в этом мире, увезти их куда-нибудь, где они могут быть в безопасности и любимыми, без клейма Россов, без вреда, которую причиняет кровь Дорнана.
Но я не могу. Я эгоистична и сломлена. Я могу спасти только себя.
Я только надеюсь, что, когда Дорнан и его сыновья умрут, у этих детей появится хоть какой-то шанс в этом мире.
Дорнан уносит внучку, а я прогуливаюсь по коридору, потягивая вино. Я нахожу пустую спальню с французскими дверьми, ведущими на небольшую террасу, которая огибает дом. День был долгим, а солнце уже садится.
Я прислоняюсь к перилам, глядя в никуда, когда чувствую его позади себя.
– Не возражаешь, если я спрячусь с тобой? – спрашивает Джейс, хватаясь за перила рядом со мной.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
– Меня устраивает. Ты в порядке?
Он опускается так, что его локти упираются в перила, и смотрит во двор, заросший деревьями и кустами, закрывая обзор.
– Не совсем, – говорит он, делая глоток своего напитка.
Пахнет жестко, как бурбон или виски, и похоже, что он смешан с несколькими кубиками льда и не более того.
– Это же похороны твоего брата, – говорю я. – Конечно, ты не в порядке. Мне жаль.
Он горько смеется и смотрит на меня, прежде чем снова повернуться к деревьям и приближающейся ночи.
– Я мог бы насрать на смерть этого засранца. Поверь, мир без него стал намного лучше.
Я поворачиваюсь спиной к перилам, ловя его взгляд.
– Похоже, это ты убил его, – говорю тихо, с легкой улыбкой, давая ему понять, что я просто дразню. Он выпрямляется и возвышается надо мной, так близко, что я чувствую, как соприкасаются наши руки. Я отклоняю голову, чтобы посмотреть на него. Он выглядит рассерженным. И возбужденным. И пьяным. – Это из-за той девушки, не так ли? – спрашиваю я, воодушевленная тем, как он стоит. – Та могила? Вот с чем вы все напортачили.
Я ничего не могу с собой поделать, протягиваю руку и убираю с его лба выбившуюся прядь, позволяя своей руке задержаться на его коже немного дольше, чем следовало бы. Его рука резко поднимается и хватает мое запястье, крепко сжимая его.
– Что ты знаешь о ней? – спрашивает он, в его поведении больше не осталось ничего нежного.
– Ничего, – говорю, не сопротивляясь. Я удерживаю его взгляд, пока его глаза впиваются в мои, ища хоть малейшие следы лжи. – Кем она была? – спрашиваю я, когда он отпускает мое запястье и опускает руку на бок.
Джейс прерывает наш взгляд и отворачивается, потирая висок.
– Она была моей девушкой, – говорит он, и я чувствую, как ломаюсь внутри под тяжестью его слов. – Она была моим всем.
О Боже. У меня перехватывает дыхание, когда слово «всем» покидает его рот и обвивается вокруг меня. Я хочу плакать, но не могу. Я не могу позволить ему увидеть мою реакцию, не могу дать ему повода подозревать меня. Несмотря на это, мои глаза все же наполняются слезами. Мой рот может лгать, но мои глаза плачут настоящими слезами из-за него, из-за меня, из-за всех, кого Дорнан когда-либо обидел.
– Извини, – шепчу я, обхватывая его голову ладонями.
Я встаю на цыпочки и осторожно опускаю его голову, касаясь лба дрожащими губами. Когда я отстраняюсь, его руки вторят моим, хватая меня за подбородок. Мы так близко, что наши носы почти соприкасаются. Я чувствую, как мое сердце колотится в груди, словно колибри, запертая в банке и отчаянно бьющаяся крыльями о стекло. Только колибри хочет выбраться, а я не хочу отходить ни на дюйм от того места, где сейчас нахожусь.
Взгляд Джейса опускается к моим губам, и я знаю, что он собирается сделать. Мой мозг вопит в знак протеста, что нас могут поймать, что я не могу целовать его и продолжать лгать ему, что я должна прекратить это, но у моего тела есть свои идеи. Наши губы встречаются, из глубины моего горла вырывается легкий вздох, когда его язык находит мой.
 
Шесть лет я мечтала об этом моменте. И теперь, когда он здесь, я не могу этого допустить.
– Мы не можем этого сделать, – говорю я, когда его губы пожирают мои. Я отрываюсь от него, прижимаю руки к его твердой груди и отталкиваюсь. Он немедленно отпускает меня, его глаза наполняются... стыдом... или сожалением? Как только наши взгляды встречаются, я понимаю, что внесла раздор в наше общение. – Подожди, – говорю я, хватая его за руку.
Он вздрагивает, брови сдвинуты, все его тело сжалось, как пружина, которая вот-вот сорвется, вырывает руку из моей хватки и поворачивается, уходя в ночь.
Я не слежу за ним. Вместо этого я молча стою, меня охватывает растущее чувство беспомощности и тревоги.
Потому что, в следующий раз, когда он поцелует меня, я не смогу его оттолкнуть.
   
  
  
Поминки длились несколько часов, прежде чем Дорнан нашел меня. Он с ума сошел, поэтому я отвезла нас обратно в клуб на машине его жены.
Когда я веду его в комнату, место пусто – аура смерти, окружающая это место, явно слишком сильна для большинства. Я бросаю ключи от машины на тумбочку и смотрю, как Дорнан садится на черный виниловый стул в углу комнаты, лунный свет из окна создает длинные полосы света на его лице.
«Словно шрамы», – думаю я, подходя к нему.
– Можешь идти, – говорит он, глядя в космос.
Часть меня хочет уйти. Чтобы вернуться в машину, найти Джейса и рассказать ему обо всем. Но другая часть меня – мстительная сука, которая хочет остаться и впитать в себя все до последней капли боли и обиды, исходящие от этого скорбящего дьявола.
– Дай мне попробовать отвлечь твой разум от всего, – шепчу я, кладя руки ему на плечи. Перебрасываю ногу через стул, оседлав его. Его остекленевшие глаза грозят вылезти наружу. – Закрой глаза, – шепчу я, прокладывая ряд горячих влажных поцелуев по его шее.
Он пьян и слушается меня, к большому моему неверию.
Я ухмыляюсь, потому что его действия имеют желаемый эффект. Когда он закрывает глаза, две слезинки вытекают из его глаз, падая на его щеки.
Я наклоняюсь, касаясь губами его правой щеки. Мои вкусовые рецепторы оживают от внезапного привкуса соленой воды.
Вкус победы.
Он забрал моего отца, мою жизнь, а теперь я забрала у него его старшего сына. Вкус его печали манит меня, и я повторяю свои действия на его левой щеке, на этот раз высунув язык, чтобы поймать его отчаяние и выпить его до последней капли.
Я раскачиваюсь у него на коленях, его эрекция растет уже только от того, что я села на него верхом. С моим черным поминальным платьем, поднятым к верхушке моих бедер, нас разделяет только тонкий лоскут черного кружева и черные штаны Дорнана. Он открывает глаза, и я чувствую, что он удивлен нежностью моих прикосновений. В некотором смысле, я тоже. Но его горе, его опустошение... это лучше, чем если бы я связала его и заставила истекать кровью за меня.
Вместо крови текут слезы, но в конце концов, мне все равно. Я заберу каждую его слезу, каждого сына, и тогда я начну пускать кровь.
– Сэмми... – выдыхает он, впиваясь пальцами в мягкую плоть моих бедер. У меня снова мурашки по коже, снова настороженность. Он никогда не называет меня Сэмми. Только малышка. – Я так чертовски тверд для тебя, что это причиняет боль, – говорит он, глядя на меня с ослепительной силой.
 
Я подавляю улыбку, теребя его молнию, ткань натянута до предела. Когда я осторожно расстегиваю ее, освобождаю его член, на кончике блестит капля спермы. Я крепко сжимаю его одной рукой, проводя пальцем по кончику свободной рукой. Я не отрываю взгляда, поднося палец ко рту и слизывая с него соленую жидкость.
Печаль. Опустошение. Потеря.
Он вжимает пальцы глубже, боль усиливается, но остается приятной. Словно он цепляется за меня изо всех сил и ускользает.