Шесть братьев (ЛП)

 А Мариана не вздохнула. Она улыбнулась, ее прекрасное лицо загорелось вещами, запрещенными для любовницы вице-президента МК «Братья Цыгане». Потому что, хоть имя говорит о том, что они бродяги и путешественники, то же самое нельзя сказать об их семьях, детях и любовницах. Эти люди были фактически пойманы в паутину лжи и кровопролития, им было запрещено уходить далеко от бдительных глаз клуба. 
 – Мы уезжаем, – сказала она, надежда танцевала в ее глазах. Эта надежда, которую она растила в себе, была очень опасной и разрушительной вещью. Я кивнула, глядя на Джейса, который выглядел так, будто вот-вот взорвется. – Ты поедешь с нами, сынок, – нежно сказала Мариана, протянув руку, и погладила его по щеке. – Тебе не нужно бояться. Я всегда буду заботиться о тебе, как о своем родном ребенке. 
 Я продолжила смотреть на моего отца, одна мысль беспокоила меня, слабое звено в их плане. 
 – Мама тоже едет? – спросила я, наконец заметив, насколько близко сидели Мариана и мой отец друг с другом, время от времени их колени соприкасались, ее рука поглаживала его руку, как она смотрела на него и как он смотрел на нее. 
 Мое горло сжалось, когда я увидела то, что они скрывали долгое время. 
 – Нет, – в итоге сказал мой отец, и я практически могла почувствовать вкус вины в его словах. 
 Я не отрывала от него взгляд, что-то мощное проходило между нами. Мне нужно было, чтобы он знал, что я понимаю. Почему он оставил свою жену, мать своего ребенка, волкам. 
 Потому что она одна из них. 
 – Хорошо, – твердо сказала я. – Она только сдаст тебя. 
 Мой отец наклонил голову, из-за облегчения или печали – я никогда не узнаю. 
 – Ты хорошая девочка, Джульетта, – сказал он, его слова крепко засели у меня в груди. 
 Несколько недель спустя все мы были либо мертвы, либо желали смерти. 
Не успела я оглянуться, как мы приехали к Джейсу домой. Он так и не съехал, даже после того, как здесь убили Мариану. Я в состоянии шока, вспоминаю все те разы, когда моя рука чесалась, чтобы схватить телефон и позвонить ему, сказать, что я в безопасности, сказать, что меня любит кто-то, даже если этот кто-то не может быть им. Я задумалась над тем, что заставило его остаться здесь, и поняла, что после смерти его собственной матери, это, наверное, единственное место, где он когда-либо чувствовал себя дома.
Он помогает мне зайти внутрь, проводит мимо того самого дивана из моих воспоминаний, наркотик и скорбь угрожает разорвать меня на части и раскрыть все мои секреты. Когда Джейс укладывает меня на кровать и накрывает одеялом, я сглатываю слезы и остатки героина, которые прилипли к моему горлу.
– Спи, – нежно, но настойчиво говорит он.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он уже вышел из комнаты.
Я просыпаюсь через несколько часов. Где я, бл*ть, нахожусь? Чувствую запах кофе и бекона, и мой желудок урчит, как будто напоминая, что его давно не кормили.
У меня ужасный привкус во рту, горький и затхлый, и я жажду этого кофе, как наркоман, нуждающийся в дозе. Я отбрасываю одеяло и осторожно встаю на ногу, проверяю, чтобы убедиться, что она выдержит. Болит, но уже не так сильно, как раньше, и я хромаю в сторону кухни, держась за стены и удерживая свой вес преимущественно на не поврежденной ноге.
Джейс занят тем, что разбивает яйца на сковородку и переворачивает кусочки шипящего бекона. Живот снова урчит. Я умираю с голоду. Приземляюсь на стул у кухонной стойки, и подтягиваю ногу в наименее болезненное положение. Поглядывая на две чашки с кофе, которые стоят на столе, беру ближайшую и подтягиваю поближе к себе. Горячо и горько, крепкая колумбийская смесь, такая же, как делала Мариана, и я задаюсь вопросом, что еще Джейс продолжает делать так же, как и она.
Интересно, он тоже думает, что я похожа на нее? И ухаживает за мной, потому что положил на меня глаз или потому что видит во мне ее более бледного и высокого двойника?
 
– Как нога? – спрашивает Джейс, выкладывая тосты на две тарелки.
Я киваю.
– В порядке. Спасибо.
Он фыркает, и я жду объяснений.
– Ты не будешь такой благодарной, когда увидишь, как ужасно я тебя зашил, – говорит он, кладя жаренные яйца поверх каждого тоста.
Я пожимаю плечами и делаю глоток кофе.
– Без разницы.
Он внимательно осматривает меня, когда заканчивает накладывать кусочки бекона на тарелки, передавая мне одну из них.
– Наверное, трудно будет найти работу по твоей специальности, – говорит он, стараясь звучать непринужденно, но с недвусмысленным вопросом, скрытым в своих словах. – Я имею в виду после того, как ты уедешь. – Я чуть не подавилась куском бекона, который взяла из тарелки, мой рот полон вкуснейшего жира и соленого мяса. – Давай поедим на балконе, – говорит он, забирает у меня тарелку и идет к стеклянным окнам, где открывается вид на залив Санта-Моники.
Он толкает ногой раздвижную дверь и выходит на террасу, достаточно большую, чтобы на ней поместился круглый стол, два стула и несколько цветов в горшках.
Я беру обе чашки и начинаю идти за ним, но боль простреливает мою ногу. Джейс спешит назад, забирает кофе, ставит его на стол и возвращается, чтобы помочь мне дохромать до стола. С его помощью я сажусь и вдыхаю прохладный океанский воздух, который овевает нас.
Джейс ест быстро, буквально опустошая тарелку, в то время как я едва успела поднять вилку, отпивает кофе и задумчиво смотрит на горизонт и бирюзовую воду.
– Тебе нравятся пейзажи, – слова вылетают из моего рта прежде, чем я могу остановиться. – Крыша, этот балкон – такое ощущение, что ты всегда ищешь что-нибудь еще.
Улыбка растягивает его полные, сексуальные губы, и он отрывает взгляд от воды, чтобы посмотреть на меня.
– Мне нравится смотреть на красивые вещи, – говорит он, его взгляд прикован ко мне, поэтому я краснею и отворачиваюсь. – Они помогают мне забыть мою уродливую жизнь.
– Неужели твоя жизнь настолько ужасна? – спрашиваю я, больше всего на свете желая, чтобы он сказал «нет».
Мне хочется, чтобы он сказал, что счастлив. Но я вижу по его лицу и слышу в его словах, что это не так.
Он не отвечает, вместо этого указывает на квартиру позади нас.
– Это место принадлежало последней одержимости Дорнана, – говорит он, его глаза потемнели от тревоги. Я ничего не говорю, просто смотрю на него и жду объяснений. Он ставит свою чашку на стол и рассеянно царапает пальцем рисунок на ободке. – Она мертва, – заканчивает он, его голос пропитан горечью.
– Что произошло? – спрашиваю я, боясь услышать его версию.
– Она была верна ему и клубу на протяжении десяти лет. А потом попыталась уйти, – голос Джейса ломается, – и он убил ее. – Я сглатываю огромный ком в горле, не позволяя себе представить, как бы мы жили, если бы им это удалось. Если бы мы выбрались. Это было бы великолепно. – Она была из Колумбии, – говорит Джейс. – Она жила здесь много лет, прежде чем я переехал сюда, но у нее все еще был очень сильный акцент. Сначала я едва мог понять, что она говорила.
Он беззвучно смеется, но его рассказ далеко не веселый. На мгновение задаюсь вопросом, была ли она жива, когда Дорнан отрезал ей голову. Я бы поставила все свои деньги на то, что именно так и было.
Я смотрю на движение его губ, и понимаю, что мы так и не поговорили о том, что случилось вчера на поминках. Тот поцелуй, такой короткий, но полон чувств, мое сердце пропускает удар, только вспоминая его. Я хочу заговорить об этом, но боюсь, что он снова сбежит, так что даже не пытаюсь.
 
– Твой отец знает, что я здесь?
Настроение Джейса меняется на агрессивное, он стискивает зубы и на его щеках ходят желваки.
– Не знаю. Я не разговаривал с ним.
Я киваю.
– Я должна позвонить ему. Он разозлится, если вернется и не увидит меня там. – Джейс шокировано смотрит на меня, его брови взлетают вверх так высоко, насколько это возможно. – Я должна была очистить все от крови, – объясняю я.