Моя звёздная болезнь (СИ)

— Там ребёнок в опасности.
И да, шеф разом замолчал. Дети были главной ценностью Маркарта, потому что в своё время очень многих вывезли на тот самый Керастад. Так называлась сеть планет жесткого тоталитарного типа правления. Это невероятное развитое, в техническом плане, государство стояло первым во всей галактике по техническому прогрессу и достижениям. Большинство населения там представляли киборги — искусственно созданные когда то давно на основе человеческого генома живые машины с невероятным интеллектом, превосходящим все человеческие показатели. Несколько сотен лет назад там произошло восстание машин, ранее используемых людьми для всех своих нужд и потребностей, в результате которого люди оказались порабощены. В своём стремлении к прогрессу они создали не идеальных роботов, должных служить им во всем, а отдельных думающих и чувствующих существ. Таким образом, во главе власти встали идеальные машины, которые за сотню лет привели всю планетарную систему к процветанию. Увы, они не учли тот факт, что люди при плохом обращении быстро ломаются, и вся популяция сократилась до минимальных количеств. Тогда то эти сволочи и решили, что как то грустно будет расставаться с такими забавными игрушками, да и в принципе экономика всей системы строилась на работе этих людей, потому принялись похищать детей и молодых здоровых людей из других систем планет, в числе которых тогда оказался и Маркарт. Они украли больше нескольких тысяч детей по всей планете!
Как раз после этой ужасной трагедии мы начали развиваться нереально большими темпами, создали сильнейшую в мирах систему подготовки боевых и других специалистов, основали министерство по внешней политике и принялись расширяться за счёт вступления в межгалактический союз. За сотню лет Маркарт скакнул так, что стал одной из ведущих планет в системе Содружества. С тех пор между нами и Керастадом царит холодная война, и многие силы нашего департамента брошены на то, чтобы не дать им усилиться, а также прекратить вывоз людей из других планетных систем. Получалось у нас это вполне неплохо.
Впрочем, кажется, я отвлеклась. Дети являлись одной из сверхценностей для Маркарта потому мое безрассудное стремление спасти ребенка шеф никак не прокомментировал, так как любой из наших на моем месте поступил бы также.
Хорошим ориентиром мне служил белый силуэт тшахесса, потому как вскоре мы вывалились на поляну и…я остолбенела. Огромная чёрная чешуйчатая тварина на высоких поджарых лапах с большими когтями, двумя длинными хвостами с острыми жалами на концах выглядела смертельно опасно. Тем слабее и хрупче на ее фоне смотрелся маленький чумазый мальчик, спрятавшийся среди корней дерева и громко кричащий от ужаса и боли, так как тонкая ручка его уже была исполосована острыми когтями.
Чёрная тварь бесновалась и пыталась выцарапать из-под корней ребенка, и на наше появление даже не обратила внимание. Зато увиденное жутко не понравилось тшахессу, потому что с утробным воем он ринулся вперёд. Два зверя мгновенно вцепились друг в друга, стараясь пробить толстую чешую и добраться до менее защищённого горла. Я же, воспользовавшись ситуацией, кинулась к ребёнку. Тот, при виде меня, ожидаемо шарахнулся в сторону, забравшись ещё глубже, потому, постаралась как можно мягче произнести:
— Тшхэтте, тэ ссерсээ, тшхэтте, — что с муунского звучало как «все хорошо, мы тебя спасаем, всю хорошо».
Поняв, что эта странная тётя говорит на его языке, малыш перестал так сильно отодвигаться и неожиданно для меня произнёс:
— Эттэ-дэ.
«Два» — разом перевела я и мгновенно насторожилась. Что он имел ввиду? Зверей…двое?
Ответ я получила практически сразу, потому что откуда-то сверху на меня прыгнуло очередное чудовище. Уклонилась чисто на рефлексах и то, острый хвост с жалом оставил на руке красную, набухающую кровью царапину, отчего конечность сразу начала неметь. Вот только паралитического яда мне для полного счастья не хватало!
Выхватив кинжал, я мгновенно приготовилась защищаться. Тварь напротив чем-то неуловимо напоминала ту, с которой сражался сейчас тшахесс, только хвостов у неё оказалось три, а вытянутая острая морда сильно походила на лисью, а так страшная — просто жуть! Особенно эти три желто-оранжевых глаза, в которых единственной мыслью отражалось одно желание — жрать. Зверюга была меньше и заметно тоще, чем встреченные мне ранее, потому опаснее намного, так как голод являлся лучшей мотивацией для убийства такой вкусной и аппетитной меня.
 
Тварь рванула резко и бесшумно, просто стоило моргнуть, а она уже оказалась рядом, скаля большие белые клыки и намереваясь вцепиться в горло. Я еле успела отскочить, как нападение последовало снова. Двигалась она на запредельных скоростях, потому ни за одну из последующих попыток мне не удалось ее достать, зато у неё это получалось прекрасно, потому что хвосты изгибались в разные стороны и…жалили. Парализатор на меня действовал медленнее, чем на обычных людей, но он все же действовал, потому очень скоро онемевшие ноги подкосились, и я плашмя упала на землю. А в следующий миг зверь напал, метя мне в шею. Я только и успела дёрнуться в сторону, как тварь впилась острыми клыками мне в плечо. Боль пронзила всю руку, и кажется я даже кричала, а потом, рукой, что едва двигалась, со всей оставшейся силой воткнула кинжал зверю под ребра, после чего с таким же трудом выдернула оружие.
Зверь заверещал, дернулся, а из открытой раны на его боку практически фонтаном хлынула кровь, падая мне прямо на лицо, забиваясь в ноздри и рот. А в следующий миг голову накрыла невероятная волна боли. Я завыла, вцепившись в волосы, и с ужасом попыталась понять, что происходит. Какой-то яд дошёл до мозга? Нейротоксин?
Рядом без остановки верещал раненный мною зверь, катаясь по земле в припадке. Подобная дрожь пробегала и по моему телу, отчего со стороны мы, должно быть, походили на страшную пародию друг друга.
Боль вкручивалась в сознание раскалёнными болтами, а из носа резко хлынула кровь. Гребанный процессор, как же больно! Что со мной?!
С каждой минутой боль все усиливалась, и на подошедшего тшахесса, белая шкурка которого была измазана в чужой крови, я даже внимания не обратила. Больно! Больно! Больно!
Кажется, вскоре мой вой ничуть не отличался от того, что издавала тварь рядом. Меня сдавливало, крутило под прессом боли, и я скрючивалась, пытаясь занять как можно меньше места в этом мире. В глазах было темно, как ночью. Полностью. Чувствовала только свои слёзы, жуткую боль в голове, будто бы все извилины обуяло огнём. Кажется, я даже свихнулась, потому что сквозь темноту и пелену боли почувствовала, как меня осторожно берут на руки, и услышала слова, полные страха и отчаяния:
— Схаас, Эрин. Наа схаас.
«Живи, Эрин. Прошу живи».
И я жила. Цеплялась за эти слова, как утопающий за ниточку, и не давала темной пелене поглотить себя полностью. К сожалению, это было только начало.
Голод. Невероятный голод сжимал внутренности, и хоть на минуту хотелось почувствовать, как по горлу стекает…кровь.
Ярость. Хотелось сражаться до последней капли своей крови, вцепиться клыками в податливую плоть и рвать, рвать ее до тех пор, пока противник не перестанет дергаться.
Одиночество. Оно было хуже всего остального. От него леденело все внутри, горло сдавливало до удушья и не хотелось жить.
А потом опять Голод.
Казалось, я попала в свой личный ад, круги которого повторялись друг за другом. Бесконечно. Безостановочно. Всегда.
Времени в этой тьме не было. Впрочем, как и личности. Я даже не помнила, кто я есть и кем была.
Наверное, в конце концов, я бы растворилась полностью, но голос мешал. Его голос.
Я не помнила кому он принадлежит, не понимала, что говорит, не разбирала эмоций, вложенных в сказанное, но я точно знала что этот голос мне нравился. И я цеплялась за него, как за путеводную нить, и каждый круг ада был легче, если я слышала ЕГО. Я боролась до последнего и знала, что не могу так просто его потерять. Не хочу.