Аленка, Настя и математик

Папа часто задышал. Ему было невероятно приятно.
Виталий Петрович полизал полные тити дочери с неутомимыми сосками — и Валька в который раз взвизгнула от развратного наслаждения. Вот будет о чем написать в сочинении, подумала она. Я и моя семья.
— Поласкай мою киску, папа. — Валюшка легла голышом на диван; — объясни мне, папочка, что такое клиторальный оргазм. Потрогай его. — Она приподняла таз, подложила под попу подушечку-думку, и слегка расставила ножки.
Виталий Петрович взял старый расшатанный стул, оседлал его и приступил к порнографической лекции. Порнографической! Впрочем, так сама дочь желала!
— Итак, кхм, клитор. — Валя с готовностью раздвинула ноги пошире. — Этот орган является аналогом мужского полового пениса. Есть сведения, что мальчики теребят свои стручки с раннего детства. С другой стороны, если верить работам британских ученых — девочки от них не отстают, скорее, они даже раньше приобщаются к похоти и разврату вследствие своего более раннего развития. Впрочем, что считать похотью? Что считать развратом? Девочка или мальчик — ребенок! — бесстыдно занимается самудовлетворением, ну и что ж в этом плохого? Ведь не айпадом ж шмакать! — Ты, — он сделал вид, что снимает с переносицы воображаемое пенсне, — неужели никогда не мастурбировала свой клитор?
— Папенька, — девочка расплакалась, — неужели ты считаешь меня такой грязной? Как маму?
— Мать не трогай! — сурово изрек отец. — Отвечай мне, как на духу: занимаешься развратом или нет?
— Что ты, конечно, нет! Но так хотелось им бы с тобой заняться!
— И как?
— Я ведь уже сказала тебе, папа: мне очень хочется сейчас испытать то, чего я была лишена в детстве. Я же росла очень стыдливым ребенком. Девчата бесстыдно трогали письки, я это видела… но, папа!.. Я никогда не трогала ни свою, ни чужую!
— А почему? — заинтересовался отец.
— Видишь ли, это… — дочь смущенно прикрыла глаза рукой. Затем ладошка накрыла губы. — Это…
Отец, куря папиросу, молча ждал ответа.
— Когда я училась в третьем классе, папа, у нас была одна девочка. Ленка Смирнова.
— Смирнова? — отца будто ударило током. Это был очередной пласт воспоминаний.
— Так вот, она рассказывала страшные вещи. Будто бы ее младшая сестренка, не слушаясь маму с бабушкой, стала по ночам заниматься этим — этим, папа… Ну ты понял. В конце концов, как ее и предупреждали, у нее на руках выросли длиннющие-предлиннющие волосы!
Виталий Петрович выронил папиросу и истерически расхохотался — настолько серьезно это было сказано.
— Ты… — он чуть было не захлебнулся от смеха, — ты что, взаправду поверила в эту байку?
— Это не байка, а правда!
— Ну, — булькал в восторге отец, — трави дальше. Ты сама-то видела эти волосы?
Валя молча погружалась в воспоминания. Нет, что-то не так: получалось, родитель прав и вся эта история не более, чем плод ее больной фантазии.
— Так или иначе, папа, — сказала она решительно, — я даже не пыталась никогда заниматься тем, о чем мы сейчас с тобой говорим.
— Доченька, — сказал отец, нежно проводя рукой по трепещущему обнаженному телу, — все это баснословная чепуха. Вот я тебя глажу. А ты могла бы сама сделать себе приятное. Хотелось ведь хоть раз? — Девушка кивнула. — Просишь, чтоб я помастурбировал тебя. Мне не лень, наоборот, даже, мне будет скорее всего приятно (папа задумался над этой мыслью: каково довести чадо руками до пика наслаждения), но я хочу одного: чтоб ты поняла, насколько приятно это делать самой.
— Так я могу этим заняться?
— Глупенькая, занимайся. Занимайся этим с утра, в середине дня и перед сном. Дрочи постоянно.
— Дрочить? Тебе это будет приятно?
— Конечно.
— Папа, а ты будешь смотреть на меня?
Виталий Петрович смутился. Как ни крути, а онанизм, даже собственной дочери — штука интимная.
— Ну конечно, сладкая.
Он наклонился и поцеловал ее в губы. Не в те.
— Папа, а можно я подрочу сейчас? Как ты на это посмотришь?
— Отчего же нет, доча? Все твое перед тобой.
Девочка нерешительно потрогала свой клитор. Шаловливые ручки опустились вниз, большой палец правой руки стал неумело имитировать пенис.
 
— Эх ты, дурочка.
— Да, папаня?
— Смотри, вот так…
Прошло минуты полторы, не более — девица стала шумно дышать, дергаясь и зажав отцову длань между ног.
— Мне бы хотелось, — отец, похоже, тоже был возбужден, — чтобы теперь ты сделала это сама, а я бы посмотрел.
— Папулька, — девчонка надула губки, — ты хочешь, чтоб я перед тобой сама онанировила?
— Но ты ведь обещала, дочь моя.
— Что правда, то правда… Верно…
Похоть боролась со стыдом. Как вы думаете, что победило?
Валька, бесстыдно раздвинув ноги, привстала, уселась перед отцом и стала изучать свое влагалище, расставив ножки. Виталию Петровичу уже снова захотелось выбросить семя. Девушка раздвинула пальчиками губки; оголился клитор. Ей стало приятно. Сейчас, сейчас…
— Папочка, — Валя снова, казалось, читала мысли, — ты, наверно, хочешь кончить! А тебе правда приятно смотреть?
В. Петрович, ничего не говоря, стал задумчиво мастурбировать дочуру. Его пальцы ласкали девчоночье тело более умело, нежели руки пианиста любят свой инструмент. Мой друг музыкант, мой друг музыкант.
— Папка! — внезапно проснулась Валька. — А поонанируй тоже!
— Нет, — Виталию Петровичу нравилось говорить пошлости, — сначала кончишь ты, моя милая, да, испытай, слови оргазм, а там уж что будет со мной — разберемся.
— Я хочу, чтобы ты спустил.
— Солнышко мое, сначала спусти ты. Ну как?
Отцова рука гладила треугольник недавно выросших волос, забиралась в самые сокровенные тайны девчоночьего бытия, пипике было очень приятно. Окончательно бросив стыдливость, Валя бесстыдно кончила, как малолетняя шлюшка.
— Ты хочешь, чтобы я брызнул? Знаешь, что самое приятное может быть в жизни человека? Мастурбирующая дочь. Кончи для меня, еще раз, пожалуйста.
— Папа, ты точно этого хочешь?
— Очень хочу. Хочу видеть, как ты делаешь это
— Папа, мы, кажется, занимаемся каким-то не тем делом!
— Продолжай, доченька (рука Валюши против ее воли снова начала трогать пуговку клитора, ей было немного стыдно сидеть совершенно голой перед отцом, но что делать, между ножек звенело) — я сейчас на тебя подрочу. Папа?
— Да, дочь моя.
— Папулечка, спусти, пожалуйста, но не раньше, когда я буду спускать.
— Да, моя ласковая.
Отец любовался мастурбирующей дочерью. Наконец юная развратница снова испытала свой маленький девичий оргазм — впереди их было много, девочка окончательно перестала стесняться отца. Мужчина нацелился пенисом в рот развращенной девахи и, погоняв шкурку, опять выстрелил. Она почмокала, сглотнула малофью и промолвила:
— Но, отец, я ничего не поняла.
— Сказал бы я тебе… Ведь ты дрочила не так.
— А как, папа, нужно дрочить? Я ведь сделала все, как ты говорил, — перламутровая жидкость стекала с губ на подбородок, Валька ее непроизвольно слизывала.
— Ну-ка сядь, — отец, не подразумевая почти ничего сексуального, взял дрошу, дрочурку за плечо. Ее словно шарахнуло. Чуть полноватая брюнеточка с торчащими сисечками, готовая по первому требованию подставить папаньке любую из своих умеренно тугих дырышек, буквально чуть не пооргазмировала от прикосновения. Ей хотелось кончать. Это было похоже на то, когда электричка подкатывает к станции.
Он слегка провел ладонью между дочкиными полупопиями.
— А сосочки, папа? Вот я их кручу.
Отец обнял девушку за голую грудь.
— Конечно, маленькие неопытные девочки занимаются, как правило, развратом перед сном; ночью, проснувшись, когда мама с папой (или с кем-нибудь еще) занимаются своими делами, но больше всего им нравится заниматься этим утром, едва пробудившись. У каждой такой нимфетки, конечно, свой способ. — По телу Вальки уже пробегали приятные волны, она хотела, чтобы отец ее выебал, не распространяясь на умные темы. Однако вопрос был задан! — Это все школярство. — Папаня продолжал лекцию, ненавязчиво гладя Валькино тело, трогая клиторок юницы. — Объяснить тебе, как дрочит зрелая женщина? (Девочка кивнула, напряженно слушая речь отца. Она понимала, что получает сейчас важную информацию). — Вот так… — Виталий Петрович любовался голеньким телом девочки, на котором следы от трусиков и лифчика были весьма слабыми — она загорала, как правило, без них, расставляя ножки и позволяя солнцу ласкать себя. — Сядь-ка… Кончить лежа и дурочка сумеет. Держи спинку прямо! Спинку держи! Вспомни, что говорила тебе Инесса Христофоровна, подкручивая винт табуретки, когда ты насиловала пианино. Главное — позвоночник! Он должен быть прямой, будто ты палку проглотила!