Письма на воде (СИ)

Заметив его, Хэ Су встрепенулась и склонилась в приветствии, и в это мгновение Ван Со почувствовал, будто у него самого за спиной раскрылись те самые невидимые крылья, способные поднять его к небесам: волосы Хэ Су украшала его шпилька, а это означало только одно.
Однако было уже слишком поздно.
Из жара озарения, что Хэ Су приняла его, Ван Со мгновенно бросило в леденящий холод отчаяния, стоило ему вспомнить сегодняшнее утро. Но, проглотив горький комок безысходности, он заставил себя улыбнуться и как ни в чём не бывало подошёл ближе.
– Как же так вышло? – с наигранным удивлением осведомился он. – Я ведь и не думал, что ты придёшь, поэтому не торопился. Ты долго меня ждала?
– Вы хотели сказать мне что-то важное, – напомнила ему Хэ Су без тени упрёка.
– Важное? – переспросил Ван Со и сделал вид, что задумался. – А… верно! Так и было, да. Вот только что я хотел сказать?
Он на миг отвернулся, чтобы не видеть смятения в погасших от его слов глазах Хэ Су, и продолжил:
– Никак не вспомню, что это было. Ты не напомнишь?
– Я? – опешила Хэ Су. – Почему вы спрашиваете об этом меня? Это же вы просили о нашей встрече здесь и собирались сказать что-то важное.
Ван Со улыбнулся:
– А ты надеялась услышать нечто значимое для тебя? Вот же… Теперь я чувствую себя виноватым.
На самом деле он чувствовал себя не просто виноватым. Ему было противно слушать самого себя и осознавать, какую чушь он несёт и как держится с Хэ Су, но главное – какую боль он причиняет ей своей откровенной ложью и фальшивым поведением, которые самому ему казались столь очевидными, что он едва держался. Но он больше ничего не смог придумать с ходу, и был вынужден продолжать это нелепое представление.
– Вовсе нет, – покачала головой Хэ Су и отвела взгляд.
– Правда? Но всё равно позволь мне загладить вину.
Ван Со привёл её к своей лодке и, усадив на скамью, оттолкнулся от берега. Вскоре они оказались на середине озера, и принц отложил вёсла, внимательно глядя на Хэ Су. Всё это время она подавленно молчала и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. И ему вдруг захотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы она оживилась, а не таяла, как снег на закатном солнце, которое золотило водную гладь вокруг них.
Не придумав ничего лучше, Ван Со вдруг резким движением качнул лодку, отчего Хэ Су ахнула и испуганно вцепилась в нагретый солнечными лучами борт. Её испуг был первым проявлением каких-либо эмоций с момента их встречи и странного разговора. От этого принцу сразу стало как-то легче, он даже рассмеялся и вновь взялся за вёсла.
Пусть ругает его, пусть дуется, пусть делает что угодно, только бы не замирала так безжизненно и не уходила в себя.
– Мы можем плыть быстрее? – очнувшись, капризно поинтересовалась Хэ Су. – Сидя в лодке, хочется ощущать хотя бы лёгкий ветерок.
Её ворчание обрадовало Ван Со, и он ответил таким же вредным тоном, демонстративно опуская вёсла:
– А сама погрести не хочешь?
Хэ Су поджала губы, а потом внезапно спросила:
– Мне всегда было интересно, эта лодка принадлежит вам?
– Да, она принадлежит мне. Я привёз её сюда ещё в юности. Когда я в лодке, я забываю о проблемах. Она моя самая любимая вещь во дворце.
– Но прежде я ни разу не видела, как вы плаваете на ней, – удивилась Хэ Су.
Ван Со долго молчал, прежде чем ответить.
– Я люблю её слишком сильно, – наконец сказал он изменившимся голосом. – Для меня она скорее символ всего того, что я желаю. Поэтому я не плавал на ней и берёг её.
Он взглянул на Хэ Су и похолодел. Неужели она догадалась, что он говорил вовсе не о лодке?
– Почему ты так смотришь на меня?
– Я думала, – тихо откликнулась она, – каково вам было отказываться от того, что вы любите. Но рада, что в этом больше нет необходимости.
От её ясной улыбки Ван Со стало совсем плохо.
Нет необходимости отказываться от того, что он любит? Нет необходимости?!
Если бы Хэ Су только знала, что утром он как раз это и сделал – отказался от той, которую любит, чтобы защитить ту, которую пожалел.
 
– Прости меня, – хрипло проговорил он, с усилием выталкивая из себя слова и обжигаясь спокойным удивлением в глазах Хэ Су.
– За что?
– За то, что забыл о том важном, что хотел тебе сказать.
«Прости меня за то, что не сделал это раньше. За то, что опоздал и не смог назвать тебя своей единственной женой, как собирался. За то, что обманул твои надежды и предал свои собственные…» – говорил его виноватый взгляд.
Но Хэ Су лишь мягко улыбнулась ему в ответ:
– Я уверена, вы скоро вспомните, не беспокойтесь.
Ван Со смотрел на неё, жадно впитывая её красоту, близость и доверие, любуясь ею, как тогда, ночью, под звёздами, и не знал, куда себя деть от душивших его сожаления, горечи и стыда.
Вот она, его любимая, его единственная желанная, улыбается ему в медовом ореоле закатного солнца, с той самой шпилькой в волосах – символом его любви, его обещанием и её ответом…
Она рядом – и при этом так бесконечно далеко от него, теперь уже недосягаемо далеко. И в этом его вина. Его боль.
Почему только Хэ Су вынуждена испытывать эту боль вместе с ним? Почему он не смог уберечь её от этой боли? Что с ней будет, когда она узнает правду, которую он так и не сумел произнести сейчас?
Что будет с ними обоими?
И главное – как ему всё исправить?
***
А Чхве Чжи Мон никуда и не исчезал.
Он делал то же, что и всегда: наблюдал и бездействовал, бездействовал и наблюдал, готовый при первой необходимости вступить в игру и вернуть всё на круги своя. Но пока его вмешательство не требовалось. Король, не выдержав бремени власти, угасал, как это было ни прискорбно, а принцы занимались своими привычными делами.
Ван Ын продолжал тиранить свою любящую жену, и делал это так по-детски, инфантильно, что просто руки чесались взять суровую хворостину и научить его уму-разуму. Или ещё лучше – загнать бы его в северную крепость, под начало тестя на месяцок-другой. Пусть на своей изнеженной шкуре попробует, каково это – защищать свою страну, семью, жену. Но Пак Сун Док и тут была выше Ван Ына на целую голову: уж она-то умела и воевать, и терпеть лишения, и преодолевать трудности. И что только она нашла в этом вечном мальчишке?
Вот Ван Чжон уж точно оказался на своём месте: в таком возрасте добиться настолько значимых военных успехов! Всего за какой-то год четырнадцатый принц полностью изменился: избрав военную службу, он превратился из импульсивного юнца в мужчину, и уже делал успехи на благо страны. А за то, как он расправился с пиратами, король и вовсе произвёл его в чин генерала.
Бэк А по-прежнему шарахался от дворца, где ему пришлось пережить горькие потери, и пропадал в путешествиях, безуспешно пытаясь забыться в чужих землях, заблуждаясь лишь в одном: куда бы он ни пошёл, где бы ни стремился избавиться от болезненных воспоминаний, туда они неизбежно придут вслед за ним. И не будет ему покоя, пока он не отыщет его в своей собственной душе.
Ван Вон оставался собой и продолжал по-крысиному обстряпывать свои тёмные делишки, прислуживая то одному, то другому властолюбивому брату-интригану. Если бы мог, Чжи Мон давно бы вывел его на чистую воду, но он – увы! – не мог: время девятого принца ещё не пришло. Да и мараться о такое презренное существо астроному, честно говоря, было до омерзения противно.
Всё его внимание сейчас было сосредоточено на Ван Со и Ван Уке. Оба они находились ближе всего к трону, но если первый защищал короля всеми доступными ему средствами, безоговорочно и преданно, то второй, а вернее, восьмой, уже давно превратился в бессердечного циничного манипулятора. Он так искусно плёл свою паутину интриг, что Чжи Мон не мог им не восхищаться, как в своё время королевой Ю, притом что осуждал и презирал их обоих не меньше.
А вот за Ван Со звездочёт наблюдал особенно пристально со дня неожиданного возвращения того из приграничья. Четвёртый принц шёл по лезвию судьбы, опасно балансируя между долгом и стремлениями собственной души. И любая мелочь могла толкнуть его в неверную сторону в неудачное время. Посему Чжи Мон старался ни на миг не упускать его из вида, при этом не попадаясь ему на глаза.