Прозрение. Том 2 (СИ)

Он знал: торопиться нельзя. И как можно медленней собирал глав Великих домов на совещание по вопросам провокации в районе Джанги.
От Дома Аметиста на «Леденящий» прилетел всё-таки Ингвас Имэ. Хотя и в сопровождении действующего регента, Линнервальда.
Положение Имэ оставалось двусмысленным — он был предателем, но оставался одним из самых сильных истников Содружества. И одним из наиболее авторитетных именно по хаттскому вопросу.
Линнервальд был мрачен, но он сам предложил привезти Имэ. Вопрос был слишком серьёзен. Что случилось у Джанги на самом деле — не понимал никто.
«Белые» умело глушили связь, а когда капитан Пайел начал свой диалог с флагманом, она оборвалась совсем.
Разведчики доложили, что катер и шлюпки продолжали действовать слаженно. Видимо, заманивая капитана, «белые» глушили связь избирательно. Но штаб обороны на Джанге, аккумулирующий разведданные, мог предоставить только головидео и отдельные снимки самых острых моментов.
По ним можно было предположить, что «белые» вели какое-то время диалог с капитаном, а потом поставили ультиматум. Вряд ли у этих «переговоров» могли быть иные цели.
Но события стали развиваться неожиданно и для «белых», и для наблюдателей. Флагман растянулся, выгнулся, словно его скрутила невидимая рука. А один из крейсеров открыл стрельбу по полицейскому катеру, где находился капитан Пайел.
Но это было только начало. Орбитальные службы зафиксировали быстрое нарастание гравитационных помех, и через тридцать восемь секунд кусок пространства-времени свернулся, вышвыривая «белые» корабли с орбиты Джанги.
Непонятно было, что породило этот гравитационный мешок и кто устроил провокацию с «белыми» кораблями? Уходящие? Хатты?
Больше всего вопросов было у истников, поражённых грандиозностью катастрофы. Да, во время хаттской войны пространство рвали и корёжили. Но это были страшные малоконтролируемые катастрофы. И эйниты потом по кускам собирали израненную причинность.
Однако у Джанги силовые линии оказались лишь аккуратно вывернуты. Они вышвырнули незваных гостей и вернулись на своё место.
Мог ли капитан Пайел открыть дверь силам, выворачивающим пространство и время? А если мог, то… как он это сделал?
Локьё вздохнул и пошёл к гостям. Следовало поприветствовать каждого, проявив к его Дому должную долю уважения.
Дом Оникса прислал женщину, сестру покойного регента при малолетней Сайко Асмирике.
Девочке было четырнадцать, но она тоже прилетела с тётей.
На совет её, впрочем, не допустили. И по сему поводу Асмиайтэ Искорель Антарайн из Сомо (дома Оникса) была напряжена и заморожена.
Регентша даже не принадлежала к ветви Сайко, её дар был слаб, но честь Дома потребовала присутствия.
Зато дом Ильмариина, зелёного камня, был представлен не только дядей, но и его племянниками: двумя потенциальными наследниками. Впрочем, прибыли пока только они, дядю, лорда Эргота эрцога Симелина, всё ещё ждали.
Дома Белого Нефрита и Блезиара представляли молодые люди лет семидесяти, мало введённые в курс дела.
Дом Нарья, к удивлению Локьё, нашёл в одной из устранившихся от интриг семье довольно сильного истника. Без печати власти, (не приведённого пока к присяге), но неглупого и с крепким сердцем.
Звали его Динасбел Аркер, был он ста восьми лет от роду и с эрцогскими обязанностями справлялся на удивление неплохо, в считанные годы закрыв кровоточащую рану причинности на Тэрре.
Другое дело, что все присутствующие в совещательном зале «Леденящего» образовывали слишком разношёрстную компанию, чтобы…
Чтобы…
В этом и была проблема. Локьё не знал, чего он хочет от них. Но был обязан собрать и слить их силы в одно.
Гости нервничали. Они знали, что Джанга в это время зализывает раны.
Два транспортных корабля пострадали достаточно серьёзно, но и на прочих пассажирам досталось — от перегрузок и переполяризаций. К счастью, детей среди погибших не было, хотя это стоило многочисленных повреждений полицейским крейсерам.
 
Духи боя ещё витали в пространстве, и Асмиайтэ Антарайн демонстративно подносила к лицу надушенный платок.
Хьюго Тьсимьен, эрцог дома Нефрита, был перевозбуждён, не справляясь пока ещё даже с адреналином в крови.
Глаза его пылали. Он, жестикулируя невозможно широко, втолковывал что-то Ибсену Фарго Евсееву, главе дома Оранжевых, тоже напряжённому и сдерживающему рвущееся с шумом дыхание.
«И это наследники крови, — морщился Локьё. — Что же взять со штатских? Они рвутся в бой, как собаки, почуявшие литтекета. Но тот зверь, что посетил нас, гораздо страшнее».
Эрцог Симелин, лорд Эргот, откровенно запаздывал. Наверное, тоже тянул время.
Локьё сказал каждому гостю пару подобающих фраз, побродил глазами по самому большому залу «Леденящего» и, подавив зевок, послал за Лесом.
Ему требовался рядом хотя бы один достаточно гибкий разум, чтобы уравновесить качание энергий и смыслов.
Лесу недавно исполнилось двадцать два. Кто бы мог поверить?..
Хотя военные времена — времена молодых и ранних. Жаль, что капитан «Персефоны» всё-таки разменял свою судьбу на энергетический выплеск. Если бы Имэ смирил натуру и взял его под свою руку, дом Аметиста, возможно…
— Я здесь, мой лорд! — Лес не пришёл, он просто возник рядом с Локьё, проявился из пустоты.
Этакое чудо. Фейерверк смешанных кровей. Взрослое не по годам, и не по годам добросердечное.
В его двадцать два ещё не положено думать о других. Гормоны рвут тело, требуя проявлять только себя.
Но вот он стоит рядом. Острый и прозрачный, весь словно бы из единого куска пылающего вулканического стекла.
Не камень — слишком текуч ещё, не остыл, и непонятно, что из него будет на пике силы. Да и могут ли вообще жить долго наполненные таким невозможным светом?
Эрцог на миг увидел будущее в глазах юноши, покачнулся от безмерного напряжения попытки заглянуть ещё дальше, и Лес поддержал его под локоть.
Так, опираясь на руку своего юного воспитанника, эрцог дома Сиби Аний Локьё поднялся на председательское возвышение.
И когда он опустился в кресло, Лес замер за его плечом как слуга или ординарец.
Но только Имэ ощутил его силу и смерил мальчишку тяжёлым проницательным взглядом.
— Мы должны понять сейчас, что произошло в секторе. Видели ли мы воскрешение империи хаттов или провокацию империи людей? — сказал Локьё, почти не разжимая губ.
Он уже понимал, что услышат его немногие.
Хатты были пропастью, открывшейся в сознаниях людей. Образы последней войны были слишком свежи, а здесь прекрасно умели проникать в образ всем нутром, воспринимать его в полной мере.
Они ощущали сейчас ИХ напор, вспоминали ИХ запах…
Локьё что-то вещал, но успокоить представителей Домов не мог. Какое-то дальнее предчувствие волновало их, и напряжение в зале только нарастало.
В какой-то момент командующего отвлёк наушник. Голос дежурного сообщил:
— Прибыл эрцог Симелин.
Это было так кстати. Локьё устал, и даже испарина выступила на лбу. Он видел: его слушают и не слышат.
Только эрцог Симелин способен был повести сердечные токи собравшихся в нужное русло. Сейчас в этом зале совсем не было сердца.
Со времени окончания хаттской кампании прошло всего сто лет. Сто. Проклятое число абсолютного эгоизма. И война ещё текла по жилам помнящих её.
Из присутствующих в зале с хаттами сражался только Локьё, и только Лес совсем не знал ТОЙ войны. И он же лучше всех знал войну сегодняшнюю.
— Мой лорд, там, в коридоре, происходит что-то странное. — Голос Леса вернул эрцога в текущее.
Юноша извлёк из уха наушник, он, не доверяя дежурным, сам прослушивал гулкие корабельные коридоры, и эрцог тоже услышал странный шум: звук падающего тела и чей-то сдавленный вскрик.
Вздрогнув, Локьё сошёл с возвышения и живо направился к дверям.
Он ощущал, что в коридоре происходит нечто более важное, чем в совещательном зале. И понимал, что не успевает.