Прозрение. Том 2 (СИ)
Им очень хотелось заглянуть, так же сильно, как мне не хотелось.
Я покачал головой и шуганул дежурных. Детский сад опять на борту! То медики, то эйниты!
В коридоре нарисовался один из едва сменившихся пилотов, мокрый, только из душа, вот как ему чесалось. Увидел меня у дверей и в панике ретировался.
Зачем он сюда шёл, было непонятно только ташипу.
Если птице отрезать руки, если ноги отрезать тоже, эта птица всё равно доползёт до общей каюты, помогая себе сам знаешь чем. Потому что девчонки третий день подряд устраивают здесь посиделки.
Эйнитов двенадцать голов, в другом месте им собираться тесно. Но…
Ладно: вдох-выдох и!..
Дверь бесшумно распахнулась, уловив сигнал с моего браслета. Я подошёл слишком близко, и она отреагировала сама.
Внутри было шумно. Рос, Дерен, плюс куча пилотов и бойцов развлекали четырёх эйнитских девиц.
Их парни не мешали. Их тут вообще не было.
Эйниты мужского пола играли сейчас в игры для мальчиков — бродили по кораблю, обтирали смазку с чужого железа.
А вот разведчики из группы Мериса в общей каюте присутствовали. Видимо, чтобы довести эту компанию до полного абсурда.
Судя по лицам, молодёжь смеялась шутке Хоггинса, спеца по допросам, что прислал мне Мерис.
Я вздохнул и вошёл.
Мне нужно было поговорить с Данини серьёзно. К сожалению, именно с ней. Потому что, по словам Роса, она и была негласным лидером эйнитской группы. Она, а не парни, с которыми общаться было гораздо проще.
Да и Энрек написал, что среди молодёжи самый сильный истник — именно эта маленькая беленькая девушка. Хрупкая, в треть меня, если брать по объему. С золотистыми ресницами и глазами цвета алайской бирюзы — голубыми с прожилками золота.
— Доброе утро, господин капитан! — вежливый Дерен подскочил первым.
Ну, да, разведчики — чужие в нашем стаде, и только мне решать, будут ли меня сейчас навеличивать свои.
Я сделал запрещающий жест встающему Росу. И жестом же отправил из общей каюты всю молодёжь с нижней палубы. Я разрешал им подниматься сюда, но сейчас — только их не хватало.
Бойцы ретировались, остальные уставились на меня. По каюте медленно распространялась тяжёлая давящая тишина.
Картина была забавная: мои парни видели, что я недоволен, разведчики насторожились и запаниковали, ощущая всё возрастающее психическое напряжение, но не понимая его причин. Эйниты с недоумением переглядывались. Заточенные под ювелирное выражение эмоций, они не могли сообразить, что именно я пытаюсь транслировать, чего хочу? Да я и сам не понимал.
Такова природа таких как я уродов.
Скаламбурил. Мне бы стихи писать.
— А ты попробуй? — произнесла Данини, поймав мои глаза. — Стихи требуют предельного напряжения души. У кого душа есть — может и получиться…
И она улыбнулась.
Не раскрой Данни лепестки губ, сказанное могло бы иметь философский подтекст. Но на её улыбку отозвалось не сердце, а то, что намного ниже.
Вниз по спине наперегонки устремились стада мурашек. Я напрягся.
— Так! — вырвалось неоправданно резкое. — Я не за стихами сюда пришёл! Давайте договоримся собраться здесь же после обеда. Я хочу видеть весь ваш круг, или как это правильно называется?
— Круг — это девять… — раскрылась мне навстречу Данини.
Она закончила фразу, но губы остались разомкнуты, словно бы девушка что-то забыла договорить. И хотела, чтобы я сам закончил.
Данини уставилась на меня. Вошла мне в глаза, в уши, под кожу. Казалось, я даже слышал, как сокращается её сердце. Или это кровь стучала в ушах?
— Все рядом, — спас меня голос Кераи, и я выплыл в каюту по нему, как по ниточке. — Не нужно после обеда. Мальчики уже идут сюда.
— Мы давно ждём вопросов… — последняя фраза Данини опять повисла в воздухе, словно бы недосказанная, но я уже боялся смотреть на неё, и на крючок не попался.
Дверь с готовностью зевнула и выплюнула медика из людей Мериса. Медика звали Исаак Ривен, и эйнитом он точно не был. Скорее очередным сектантом. Может не явным, но наследственным.
Я поморщился. Дерен со своей боргелианской сектой, эйниты, евреи…
Следом за медиком вошли сразу двое из храма — Эесси и Пауль.
Эесси — совсем мальчишка на вид, тощий, с глазами в пол-лица. Я знал, что ему тридцать пять, но на вид можно было дать и на десятку меньше.
Пауль был строгий и хмурый, ему сравнялось сорок, и по нашим меркам он был вполне уже адекватный пацан. С ним я бы поговорил, но с девчонками…
А потом — как гром среди ясного неба — остальные эйниты ввалились группой, и во главе я увидел Тоо.
Меня снова обожгло каким-то мерзким предчувствием. Как в первый раз, когда я увидел его на своём корабле.
Не знаю почему, но я был уверен, что Тоо не решится на эту проклятую экспедицию. Что Айяна не отпустит его.
Я успел увидеть только девушек, а потом улетел к Мерису.
Когда вернулся на «Персефону» от комкрыла, то не стал даже вникать, кого из эйнитов занесло к нам звёздным ветром. Было поздно, я зверски хотел спать.
Утром, когда мне доложили, что Тоо прилетел и хочет поговорить со мной, я буквально вздулся от гнева.
Слишком много гормонов бродило по организму туда-сюда, и они, наконец, ударили в мозг.
Мир сузился до коридора в бездну. Гнев был готов выйти из меня, лишь внешнее давление ещё мешало ему. Но я чуял: сейчас стены рухнут, и я обрету Вселенную моей ярости!
Тоо уже стоял в дверях капитанской. Он шагнул вперед и встретился со мною глазами, пытаясь перехватить пневмопоезд.
Его лицо загородило мне мир, растворило меня.
Стены поплыли, но скорость восприятия продолжала нарастать. На нас неслась смазанная до мутной звездной каши космическая бездна, словно мы разгонялись в пространстве сами, без корабля. И время готово было пожрать нас, беззащитных при коверкающих его скоростях.
В релятивистской физике время тянется вместе со светом, в нашей — время присутствует, как сумма расчетных векторов. Если речь идёт о скоростях, близких к световым, учитывается сразу три вектора.
1. Время равноускоренное, направленное согласно сумме ускорений корабля, оно же биологическое, и оно же время износа.
2. Время тёмное, аналогичное в движении вектору тёмной энергии.
3. Время возврата, направленное обратно направлению поступательного движения.
Вот из трех этих координат и рождается время, текущее вокруг корабля, приближающегося к скорости света. И сейчас я, похоже, сам создавал подобную временную петлю.
Мы с Тоо уже задыхались от напряжения и готовы были сдохнуть в переплетениях силовых линий, но я не в состоянии был расслабиться, а он — уйти с моего пути.
И… И… вдруг я ощутил на шее что-то горячее, и у меня появилась шея!
А потом почувствовал руки, поглаживающие по плечам, теплые, щекотливые, прошибающие током прямо в пах…
Реальность извернулась во мне, и я увидел руки у себя на груди.
Оказалось, что вместе с Тоо пришли две девушки. И блондинка Данини, увидев, что я завис в стазисе ярости, зашла мне за спину, прижалась грудью к спине и обняла.
Когда я пришёл в себя, она дышала мне в шею и поглаживала так, что меня скололо иголками всего.
Я отшатнулся, схватился за воротник, лихорадочно застёгивая единственную пробоину во мне — самую верхнюю пуговицу.
В горле было сухо и горячо. Я давился распухшим языком.
Тоо рассмеялся.
— Давай поговорим один на один, — сказал он.
И мне оставалось лишь согласиться.
Нет, я не поменял своего отношения к ситуации. Я не хотел видеть на корабле Тоо. Не хватало мне ещё рисковать единственным человеком, в котором текла кровь моего друга.
Но я понимал, что не смогу выпроводить его с корабля малой кровью, разве что связать скотчем?
Мы поговорили о перспективах поиска Дьюпа. Даже пришли к какому-то предварительному согласию.
Но с этого «знакомства» я и начал избегать своих незваных гостей из эйнитского храма. Присутствие Тоо превращало меня в зверя, а от Данини просто выворачивало наизнанку. Поднимало всю кровь и выдавливало изнутри наружу.