Как повергнуть герцога (СИ)
— Можешь.
Перегрин судорожно вздохнул.
— Я сожалею о своём поведении, — начал он. — Просто мне хотелось немного развлечься, прежде чем отправиться в Уэльс. Я сделал это не для того, чтобы тебя спровоцировать, ко времени твоего приезда все должны были уже разъехаться.
Хорошая речь, если бы не последняя фраза. В ушах Себастьяна забился слабый пульс.
— Ты, конечно, понимаешь, что тебя в любом случае ждут последствия.
Перегрин сглотнул.
— По правде говоря, когда я всё-таки передумал, приглашения было уже поздно отменять.
— Сядь, — повторил Себастьян, а потом продолжил: — В этом всё дело. Ты сам создаёшь себе проблемы, потому что действуешь, не задумываясь о последствиях. — Он опёрся руками о стол. — Ты ведёшь себя как ребёнок, Перегрин. Взрослый мир устроен по-другому. Каждый должен отвечать за свои поступки.
Перегрин быстро отвёл взгляд.
— Я знаю, что заслужил наказание.
— Я не собираюсь тебя наказывать.
Зелёно-карие глаза брата подозрительно сузились.
— Не сомневайся, — сказал Себастьян, — тебя бы следовало заковать в средневековые колодки. Но раз наказания на тебя не действуют, не вижу в них смысла. — Он поднял газету, которую привёз с собой из Лондона. — Вчера я встречался с адмиралом Блайтоном.
Перегрин замер.
Себастьян подвинул бланк через стол.
— Твоё письмо о приёме в Королевский флот.
На лице Перегрина отразился целый спектр эмоций: замешательство, недоверие, паника. Настоящая паника. Он побледнел и попытался встать.
— Нет.
Себастьян смерил его пристальным взглядом.
— Сядь. И, да.
Перегрин вцепился в край стола.
— Я не гожусь в солдаты.
— Определённо, — сказал Себастьян. — Если бы годился, то хотя бы отдалённо представлял себе, что такое дисциплина, и мне бы не пришлось наткнуться на шестнадцать незваных гостей в моём доме.
Перегрин моргнул, словно впервые увидев Себастьяна.
— Ты отправишь меня на верную смерть из-за какого-то приёма?
— На верную смерть? — Пульс в ушах забился сильнее. — Перегрин, это учения, а не военные действия.
— Но на этих кораблях… можно подцепить смертельную болезнь, пища гнилая и… они кишат крысами!
— Во флоте с самыми высокими в мире стандартами гигиены? Что за чушь.
— Я буду в море неделями, месяцами, — взвизгнул Перегрин.
— От этого ещё никто не умирал, — невозмутимо возразил Себастьян. — Ты отправишься в Плимут в феврале. А теперь подписывай.
Перегрин уставился на ручку и бумагу перед собой, словно на чашу с ядовитым зельем.
Когда брат поднял голову, его губы дрожали.
— Ты… ты не сможешь меня заставить.
Утверждение даже не заслуживало ответа. Во власти Себастьяна сделать с Перегрином всё что угодно. Он мог посадить его под замок или вышвырнуть вон, лишить денег и настроить против него всех влиятельных людей. Мог отнять последнюю рубашку, и никто не посмел бы сказать и слово. Такова была участь младших сыновей и братьев.
На лбу Перегрина выступил пот.
— Я мог бы проявить себя, — прохрипел он. — Отправь меня на год управлять одним из наших поместий на севере…
— Подписывай.
— Брат, пожалуйста.
Срываясь с языка, слова беспомощно падали в тишине, как сбитые в полёте птицы.
Себастьян замер.
Страх в голосе Перегрина был сродни удару под дых.
Его собственный брат боялся его, как какого-то безумного тирана, требующего невозможного.
Внезапно он поднялся на ноги. На лице Перегрина промелькнуло настороженное выражение, что ещё больше разозлило Себастьяна. Он обогнул стол, едва не схватив брата за шиворот.
— Встань.
Перегрин вскочил со стула, Себастьян схватил его за плечо и развернул к стене.
— Посмотри сюда, — сказал он, указывая на ряды картин. — Дело не только в тебе. У нас десять поместий в двух разных странах. Наша семья — одна из старейших в Британии, мы — одни из крупнейших землевладельцев в Англии, и если завтра я упаду с лошади и сломаю шею, всё это достанется тебе. — Себастьян развернул брата к себе лицом. — Если ты будешь к этому не готов, наше наследие, как лавина, похоронит тебя, и ты потянешь за собой остальных. Неужели ты считаешь, что можно играть с жизнями тысяч слуг и арендаторов? Господи, уже одно возвращение замка Монтгомери может считаться миссией, не проходит и дня, чтобы я не испытывал отвращения к тому факту, что наше родовое поместье находится в руках другого человека.
Перегрин посмотрел на него диким отчаянным взглядом загнанного в угол человека.
— Но на этом всё, — сказал он. — И мне это не нужно.
— В чём дело?
— Я не могу, разве ты не понимаешь? — Удивительно, но брат повысил на него голос. — Я не могу. Не могу быть тобой.
— Говори тише, — предостерёг Себастьян, его собственный голос звучал угрожающе низко.
Перегрин попытался освободиться от его хватки.
— Тебе всё равно, что со мной происходит. Если бы я не был твоим наследником, ты бы даже не заметил моего существования, но я не гожусь на роль герцога.
Откровения сыпались на Себастьяна, как удары плетью. Внезапно кусочки мозаики встали на свои места, то, что долгое время казалось бессмысленным, начало обретать смысл. К его горлу подступила ледяная ярость.
— Так вот из-за чего это всё? Твоё абсурдное поведение? Чтобы показать, насколько ты не годишься быть герцогом?
Глаза брата горели огнём, а рука вцепилась в руку Себастьяна у него на плече.
— Мне никогда не стать герцогом.
— Наследственная преемственность говорит об обратном, нравится тебе это или нет, — холодно ответил Себастьян.
— Ты мог бы обзавестись сыновьями, — парировал Перегрин. — Почему ты этого не сделал? Почему заставляешь расплачиваться меня?
Внезапно они оказались нос к носу, Себастьян взял брата за грудки, лицо Перегрина исказилось от ярости и неверия. Он напомнил ему щенка.
Это привело Себастьяна в чувство.
Боже. Как всё могло зайти так далеко?
Он уронил руку и отступил назад, чувствуя, как на шее бешено бьётся пульс.
Перегрин медленно пришёл в себя.
Чёрт возьми. Себастьян одёрнул рукав. Он сделал ещё один шаг назад, увеличивая между ними расстояние.
Щёки брата пылали, но он взял себя в руки, и занял выжидательную позицию, вызывающе глядя на Себастьяна и, без сомнения, жалея себя.
Не так давно Перегрин был мальчиком с копной пышных светлых кудрей и доставал ему всего лишь до локтя. Как можно не замечать его существования? Себастьян покачал головой. Он, не раздумывая, принял бы пулю за брата.
Когда Себастьян вновь заговорил, его голос звучал безжалостно.
— В феврале ты отправишься в Плимут. А я забуду всё, что ты мне сегодня наговорил.
Глаза Перегрина стали непроницаемыми. Он медленно кивнул.
— Да, сэр.
Брат продолжал кивать, опустив глаза и уставившись на свои ботинки. Себастьян понимал, что Перегрин изо всех сил пытается сдержать слёзы.
Он повернулся и посмотрел в окно. На улице уже стемнело и в отражении стекла Себастьян смог разглядеть только свои искажённые черты.
— Советую рассматривать службу на флоте как возможность, а не как наказание, — проговорил он. Наверное, следовало сказать что-то ещё, но, как обычно, когда в дело вмешивались слёзы, слова его покидали. — Подпиши. И можешь быть свободен.
Однажды его бывшая жена написала в своём дневнике, что там, где у других бьётся сердце, у него находится кусок льда. Себастьян был склонен с этим согласиться. Сталкиваясь с неприятностями, он непроизвольно холодел изнутри так же, как у других людей ускорялся пульс перед лицом опасности. Если это означало, что он бессердечный, так тому и быть. Можно считать только преимуществом, что ему удавалось сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. За исключением, видимо, того случая, когда с точностью самого Париса, брат вонзил нож в его ахиллесову пяту.
"Ты мог бы обзавестись сыновьями… Почему ты этого не сделал?"