По грехам нашим. В лето 6733 (СИ)

— Вои у тебя есть, також дам тысячу своих. Ты возьмёшь Ладогу, да иншая земли, також и в море рать пошлем. Оставишь пять сотен ратных в Ладоге, да и вертайся во Владимир, а я князей соберу в стольном граде, — выразил свою волю Ярослав.
Позже уже Нечай намекнул, что от выполнения моего поручения напрямую зависит, будет ли далее великий князь верить моим словам и поддерживать начинания. Да и прикрытие от церкви и боярских недоброжелателей, которые уже организовываются против молодого выскочки, многого стоит. А мои предложения в той или иной степени соотносятся с тем, что я собираюсь делать с момента моего пребывания в этом времени.
  
Глава 19. Гибридная война Средневековья
 
Великого князя можно было понять. Он серьезно не вкладывался в мероприятие, при этом мог получить результат, равноценный тому, который бы стоил немалых денег. При этом, решение задачи с использованием прямой силы никто не отменял. Думается, что Ярослав не будет делать ставку только на тот план, который я ему изложил, военная операция будет готовиться, но время у меня есть.
Два дня было дано князем на разработку подробного плана действий, который должен быть одобрен тремя людьми. Причем, двое из этих людей, были лояльно настроены по отношению ко мне, что позволяло надеяться на положительный результат. Так, Любомир оставался моим военным советником, в то время как Нечай должен проследить за теми непонятными действиями, что связаны были с пропагандой — новым и непонятным явлением для людей со средневековым мышлением. Последней же инстанцией должен был стать сам Ярослав, которому требовалось доказать саму возможность исполнения плана. На мой взгляд, весьма грамотный подход. Руководителю необходимо принимать решение, но только тогда, как сами исполнители будут уверены в его осуществимости.
Все же хорошо, что получилось приблизиться к такому князю, как Ярослав. Да и то, что он изменил свое мнение относительно развития Руси, импонировало и, чего скрывать повышало самолюбие. Получилось убедить великого князя в том, что угроза для Руси исходит не только от крестоносцев, но и от южных, степных, захватчиков. В истории другой реальности, которая уже стала чужой, Ярослава называли чуть ли не «отцом монгольского жандарма», как, впрочем, и самому нынешнему великому князю предписывали дружбу с монголами. Да и слова князя, что Русь в силу входит, говорят о его видении правильного пути и одобрения всех тенденций в его государстве. Ну и я, видимо, имею некоторое отношение к усилению русской земли.
Следующие два дня прошли в беспрерывной работе. Даже со своими новыми ремесленным людьми, которые были присланы в качестве выкупа за короля, я не встречался. Был приказ — выработать план действий за два дня, нужно исполнять. Часами я разговаривал то с Жадобой, то с другими моряками, которые проявили себя в ходе недавних морских баталий, то с Филиппом, то с Любомиром и Нечаем. Приходилось пару раз отвлекать и самого князя, чтобы лучше знать ситуацию с торговыми потоками из Новгорода.
Несмотря на крайнюю занятость, пришлось уделить время и своим делам. Учитывая, что я уже смирился с отсрочкой прибытия домой, нужно было дать определенные указания и озадачить людей, особенно ремесленников, работой и направлениями исследований. От алхимиков, к примеру, до моего приезда нужно было наладить производство соды.
Сразу же, после пира подготовили большой обоз, который должен был отправиться в поместье. Трофеи, выкуп, итоги торговых операций — все это уже было десятки тонн веса, а то и больше, причем в металле. Пришлось даже просить, опять же Ярослава, о помощи с гужевым транспортом. Великий князь дал в аренду пятьдесят повозок, что в купе с нашими составлялись картиной «великое переселение народа». Часть пленных, ремесленники, которых прислали в качестве выкупа, уже представляли собой толпу людей.
А еще, пока все праздновали победу и обращали внимание только на презренный металл, я уделил внимание, прежде всего, людям. Для меня стало откровением, когда из всех пленников порядка шестидесяти человек начали говорить практически на древнерусском языке, с некоторыми вкраплениями в речь германского наречия.
 
Это оказались те самые полабские славяне, представителем коих я и представлялся. Были и лужичане, и лютичи, и ободриты, даже пять человек поморян. Я в какой-то момент струсил. Получалось, что я встретил своих соплеменников, а понимаю их через слово. Да и тот статус, который я позиционирую у своего якобы отца, подразумевает некоторое узнавание у людей. Вот стоит спросить у меня из какого я места, и все — сел в лужу. Впервые я порадовался тому, что у великого князя нет службы типа КГБ, а с прозорливым Нечаем выстраиваются доверительные отношения.
Однако и порадовало то, то еще не полностью славяне попали под культурное немецкое влияние после первого этапа германского натиска на Восток, несмотря на то, что активное сопротивление было подавлено еще в прошлом веке. Большая часть отобранных мужчин-славян, возраст которых был уже не юношеский, были ремесленниками и их, по сути, вытесняли немецкие мастера, а орденцы охотно принуждали славян идти в пехоту и воевать уже за их интересы. Вот только, как выяснилось, славяне искренне порадовались тому, что уже не будут севрами, по сути, рабами у германских хозяев. Их растерянные глаза пока еще излучали неуверенность. Как же — с одной стороны освободились от гнета, с другой — неизвестность, что будет дальше и не станет ли хуже.
Пришлось с некоторой толикой пафоса обещать, что все будет точно не хуже, вот только необходимо совершить большой переход в поместье, где каждому найдем работу, и с голоду никто не умрет, да и жениться смогут. На этом повествовании многие понурили головы, пришлось сказать Тимофею, что бы тот записывал все данные о поселениях и городах, где проживают семьи уже моих людей. При условии хорошей работы и полезности новых холопов, купцам будет даваться задание найти и вывести семьи уже не полабов или поморян, но русичей. Подобное приобретение радовало больше, чем тысяча датчан, отправленных ранее.
Уже в первый день работы над целым проектом гибридной войны посадил десять человек писать листовки — обращения к новгородцам. Ох и жалко было бумаги, стоимость которой — это недополученная прибыль, но чего только не сделаешь для общего дела.
Новгород — это, пожалуй, самый образованный регион Руси, по крайней мере те новгородцы, с кем мне приходилось встречаться были все грамотные, да и многочисленные берестяные грамоты, что археологи будут находить при раскопках Новгорода в далеком будущем, говорят о том, что в вольном городе листовки будет кому читать. Текст же был простым, но касался самого сокровенного — религии и, что актуально для новгородцев, денег. Про дальнейшее государственное устройство был только намек на роль великого князя владимирского — православного и справедливого правителя, который поможет новгородцам и хлебом и защитит от шведов.
Так что наша пропаганда рисовала шведов как хитрых католиков, или вообще нехристей — «воны аще не уси Христа познали, яко чухонцы живут», да и рисовали из, может и хороших шведских представителей, воров — «Торг свеям потребен самим, а Новгород торга лишить умыслили». На фоне нарастающих проблем у шведов, которые мы им обязательно устроим на море, да и закрытие проходов в реки, оккупанты будут нервничать и делать ошибки, а мы ополчение собирать из новгородцев, что в Торопце, да Торжке с нашим планированием и командирами. Чем не цветная революция?
 
Через два дня план в черне был представлен великому князю.
— И ты баешь, что новгородцы после тех грамот, станут бить свеев у граде, да ватаги сбивать в лесах и на реках? — с сомнением спросил великий князь.
Безусловно, это была самая спорная часть плана. Кто будет распространять листовки? Нужны люди, организованные и активные, которые будут хорошо ориентироваться в местных реалиях. Если туда придут чужие, что будут сразу же вычислены. Не станут слушать кого-либо новгородцы, кроме как тех, кого хорошо знают. В городе осталось чуть больше двадцати тысяч человек, и перемещение между городами и поселениями той части новгородчины, что остается подконтрольной свеям и коллаборантам, чужих вызовет интерес и у оккупантов.