По грехам нашим. В лето 6733 (СИ)

Атака конной лавины русичей и их союзников началась неожиданно и стремительно как для немцев, так и для нас, наблюдающих издалека только признаки боя, да и суета немцев на кораблях демонстрировала, что в лагере крестоносцев происходят важные события. Но я, вооруженный оптикой смог немногое рассмотреть.
Не меньше шестисот тяжеловооруженных всадников навалились на вражеский лагерь, который еще не обзавелся оборонительными препятствиями, а рыцари были в большинстве без доспехов, да и многие кони были отпущены пощипать траву, пока возводились шатры и разгружались оставшиеся корабли. Выставленную охрану, наверняка русичи смели сходу.
Всадники прошли весь лагерь, часто оставляя рогатины в телах воинов крестового похода. Когда же тяжелые конники вышли за пределы лагеря, на рыцарей обрушился град стрел — легкая конница шла следом. Последовала лихая кавалерийская атака с мечами и палашами наголо. В это время и тяжелая конница развернулась и пошла на второй заход.
Вражеские корабли, выстраивающиеся для атаки, частью пустились к лагерю, чтобы помочь уже обреченному воинству. Те же корабли, что остались в атакующем строю, не могли принять решение. Скорее всего, во вражеском флоте было замешательство и разногласия по дальнейшим действиям. Или идти на помощь своим в лагерь, но там уже все предрешено, либо убегать, либо же идти в атаку на корабли русичей и тем самым отомстить.
Три рыцарских «судна» покинули строй уже из тридцати двух кораблей и устремились в сторону от нашего построения на выход из Рижского залива. Обозревая это бегство, я решил атаковать, рассчитывая на психологическое воздействие по средствам артиллерийского грохота. Подтолкнуть немцев уходить было бы отличным завершением затянувшегося каперского рейда.
— Стяги «бой», — принял окончательно я решение и приказал быстро переставить две пушки с кормы на нос корабля.
Флагман «Рюрик» пошел в атаку. За триста метров до первого корабля, на котором уже выстроилась абордажная команда противника, прогремел слаженный выстрел. Настолько удачно легла картечь, что большая часть выстроенных на вражеском корабле воинов были скошены, как косой, часть упали в воду. Останавливаться не стали и сразу же почли дальше, с левой стороны услышал еще один выстрел из корабельного орудия и боевой клич участников абордажа.
Второй корабль был рядом и чуть в стороне, поэтому пришлось быстро разворачиваться, чтобы самим не подставиться на тот прием, что англичане в будущем назовут «кроссинг Т», когда противнику будет удобно бить нас и стрелами и болтами. Часть готовящихся к абордажу наших ратников свалились с ног от резкого, насколько позволяло управление, повороту. В какой-то момент мне показалось, что корабль опрокинется, и мы были близки к этому, но, слава Богу, устояли. Как в таких условиях умудрились пушкари зарядить пушки? Ума не приложу! Но, как только корабль стабилизировал свое положение, прогремели два выстрела. Смотреть на результат выстрелов было некогда. Чего так опасался — то и случилось! Мы завязли в морском сражении, и выходить из боя без серьезных потерь теперь не получится.
Следующий корабль приходилось брать либо на абордаж, либо поджигать. Выбрал второй вариант, как на нашем направлении было сразу два противника, а удвоенных в количестве пусть и обреченных, но обозленных воинов-рыцарей, можем не сдюжить.
Впереди и с боку были корабли и для поджога выбрал впереди стоящий, с другим могли разойтись бортами и тем выиграть время.
— Греческий огонь, самострелы, никто з ворогов не должен пустить стрелу, — прокричал я.
Пять ратников быстро открыли массивные ящики, где, завернутые в тряпки, лежали горшки с горючей смесью, к сожалению, на основе спирта и органического масла, а не нефти, которой никак не получалось запастить у булгарских купцов впрок. Поэтому и надежда была на суету и быстровоспламеняющиеся корабли, которые на жаре были сухими, по крайней мере, надстройки. Вот только достаточно сообразить забросить ведро за борт и залить жидкость, с большой вероятностью она потухнет. Вот только противопожарные средства у немцев отсутствовали.
 
Как только приблизились к вражескому кораблю по курсу, арбалетчики выпустили рой болтов, чем ввели в недолгое замешательство противника, и этого времени практически хватило метателям, только один получил болт в бедро — на малом расстоянии он пробил кольчугу и проник в плоть. Немного сменив направление движения, мы расходились бортами с двумя кораблями. И, если бы не занятость команды одного корабля борьбой с огнем, нас могли зажать в клещи, в которые мы попали из-за своей глупости.
Другой корабль был уже в метрах пятидесяти по правому борту и арбалетчики уже вели дуэли со своими визави. Мне поднесли большой щит, один из тех, за которыми пряталось большинство ратников. Как только два корабля были сцеплены, и не нашими кошками, а крюками немцев, ратники вынырнули из защиты щитов и стали выстраиваться для обороны. Противника оказалось не много, вопреки ожиданиям, даже меньше нас. Видимо, все же не все успели большинство сесть на корабль, или он и не предполагался для морского боя, большей частью загруженный военным снаряжением и продовольствием.
Наши арбалетчики прекратили стрельбу, скорее всего из-за банального отсутствия болтов, но и вражеские стреляли мало, так как на траектории полета стрелы уже выстраивались немецкие воины.
Не мудрствуя лукаво, я достал пистолет и сделал четыре выстрела в противников. Больше не получилось, так как Бер, размахивая своим огромным мечом, набросился, как лев на антилопу, на немецких кнехтов, и стал их рубить, к гиганту присоединились другие ратники, я так же пошел вперед. Увидев, как один из немцев увлеченно машет алебардой по сторонам, обнажая мне свой бок, я не преминул его туда уколоть. Дальше, увернувшись от бокового замаха, рубанул мечника, покусившегося на мою жизнь. В спину прилетел рубящий удар, но броня спасла, я же, наотмашь, не видя противника, скорее интуитивно, рубанул обидчика по шее.
На этом бой закончился, и не только у нас. Лишь на одном корабле, который принадлежал ранее нам, группа немецких рыцарей пыталась развернуть взятый на абордаж трофей, бывший нашим кораблем, но к ним уже устремились три русских корабля, спеша поквитаться за братьев по оружию, которые проиграли свой бой.
Итогом сражения стало то, что одиннадцать кораблей противника горели, остальные взяты на абордаж, еще два корабля смогли сбежать, находясь перед сражением дальше всех от нашего флота. На берегу уже так же все закончилось, и началась банальная мародерка. Думаю, что уйти не удалось никому, если и получилось сбежать в лес, то единицам, вот только курши не сильно будут довольны новым лесным хищникам и превратят их в травоядную добычу.
Когда стали известны наши потери, я расстроился и сидел задумчивым при шуме всеобщего ликования. Всего безвозвратных потерь за время морского похода было двести тридцать два человека, еще семьдесят два из них ранены, большинство должны в ближайшее время вернуться в строй. В море оказалось труднее оказывать первую помощь, да и обозников, которых больше всех натаскивали на медицине, не было. Поэтому те, кто сейчас считался раненым, должны выжить, если не умерли в первые часы.
Сражение показало еще и то, что сражаться на равных, без использования чудо-оружия, воздействие которого скоро сведется на нет, как только морские державы поймут, с чем имеют дело, мы не готовы. Даже вражеский флот, лишенный командования, так как основная тактика их была индивидуальная атака, смог потрепать наше морское воинство, лишив двадцать процентов всего личного состава. И это еще и при том, что корабли крестоносцев были явно не готовы к морскому сражению, не имея на бортах достаточного количества, как воинов, так и вооружения при отсутствии достаточного количества больших щитов. Встреться мы с ними в бою, когда немецкие воины подготовятся, исход был бы другим. Сейчас же наши потери и так больше, чем в полевом сражении с датчанами. А впереди еще основное войско крестоносцев.