Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ)

— Нормальное время для свиданий, верно?
Алкин расплатился за недоеденный ленч и отказался от предложенных напитков. Он хотел быстрее оказаться в машине, рядом с Сарой, смотреть на ее профиль и приводить в порядок мысли. Ехали они не так быстро, как хотелось, во второй половине дня трафик на шоссе оказался очень плотным. Вряд ли они успеют к семи, а потом их могут к Гаррисону не пустить, старики рано отходят ко сну.
Телефон у Сары опять заиграл, и на этот раз у Алкина не было сомнений, что звонит Бакли.
— Алекс, ответьте, пожалуйста, — попросила Сара. — Скажите Тайлеру, что я веду машину и не могу говорить. Телефон в сумочке.
Мечта жизни, — подумал Алкин. — Говорить с женихом девушки, которую… которая…
— Сара ведет машину, — сказал он, услышав в трубке требовательный голос главного констебля. — К сожалению, она говорить не может и просит…
— Послушайте, мистер Алкин, — Бакли был раздосадован и не скрывал этого, — напомните Саре, что у нас билеты на семичасовой сеанс. Если она не успевает, то пусть едет прямо к кинотеатру, там мы и поужинаем.
Он прервал разговор, не став слушать, что ответит Алкин. Отдал приказание, как одному из своих констеблей. Пойдешь туда-то, сделаешь то-то. Хорошо хоть, не потребовал доложить об исполнении.
— Что? — спросила Сара. — Тайлер недоволен?
— Он говорит, у вас в семь…
— Конечно! — воскликнула Сара. — Совсем вылетело из головы! Мы еще неделю назад договорились пойти на «Дом у озера».
— Значит, — констатировал Алкин, отвернувшись к окну, — мы не поедем в Грэфхем. Я выйду, когда будем проезжать Кембридж. На Ньюмаркет-роуд, если вам не трудно.
Сара молчала, машина резко вывернула в левый ряд, где оказался просвет. Собственно, в чем проблема? В Грэфхем он может съездить и сам, в конце концов. Не сегодня, конечно.
— Мы едем в Грэфхем, — голосом, лишенным эмоций, произнесла Сара. — Гаррисон — старый человек. Может, он вообще ничего не помнит, но у меня почему-то ощущение, что мы непременно должны поговорить с ним сегодня.
— Странно, Сара, у меня такое же чувство, — тихо сказал Алкин.
— Нетерпение, — похоже, Сара пыталась оправдаться перед собой. — Всегда со мной так. Ничего не случится за день или два. Но кажется, что, если не сделать этого сегодня, то никогда себе не простишь. Впрочем, при таком трафике…
Возникла развилка, большая часть машин свернула налево, в сторону Лондона, и шоссе оказалось почти пустым, впереди выползло из туч багровое закатное солнце и сразу скрылось в сером мороке, став похожим на бледную полную луну.
— Синхронистичность, — сказал Алкин. — Только вы сказали о трафике…
— Почти все едут в Лондон, а не на запад, — улыбнулась Сара. — Вы пока подумайте, что мы станем спрашивать у Гаррисона.
— А что вы скажете Тайлеру? — вырвалось у Алкина.
— Алекс, вам не кажется, что…
— Простите.
Сара промолчала.
* * *
Дом престарелых в Грэфхеме представлял собой десяток коттеджей, соединенных гравиевыми дорожками. Охранник на въезде спросил, кого они хотят видеть, и, услышав ответ, дал точную информацию: мимо двух коттеджей прямо, потом налево до коттеджа номер семь, у мистера Гаррисона вторая комната, но он сейчас, скорее всего, в гостиной смотрит телевизор. Или спит перед телевизором, что одно и то же.
Тайлеру Сара позвонила, когда они подъехали к повороту на Бакден и остановились перед светофором. Алкин старательно делал вид, что ничего не слышит, и действительно не слышал. Во всяком случае, когда зажегся зеленый, и Сара рванулась с места, едва не врезавшись в бампер ехавшей впереди машины, Алкин не смог вспомнить ни слова из разговора.
Гаррисон действительно смотрел в холле телевизор. Точнее, спал. Он сидел в инвалидной коляске — старенький, сморщенный, совершенно лысый, с большими оттопыренными ушами, похожий на летучую мышь. Если его подвесить к потолку вниз головой, сходство будет полным, — подумал Алкин и устыдился своей мысли.
Слух у старика, однако, был хорошим. Пока Сара объясняла поднявшейся им навстречу сиделке цель визита, Гаррисон открыл глаза и повернул голову, подслеповато разглядывая вошедших.
 
— Пустите их, Анна, — неожиданно громким, хотя и хриплым голосом, потребовал Гаррисон. — В кои-то веки ко мне посетители, а вы им допрос устраиваете. Проходите, молодые люди, берите стулья. Анна, отодвиньте меня, пожалуйста, от этого чертова ящика — он вопит, как тысяча чертей, мы не сможем нормально разговаривать. Или звук приглушите, но тогда эти старые хрычи ни черта не услышат.
Старик говорлив, — подумал Алкин и сам отвез коляску к дальней стене. Сара пододвинула стулья.
— Я вас не знаю, — заявил Гаррисон.
— Это мисс Сара Бокштейн, — представил Сару Алкин. — Она работает в мэрии Бакдена.
— А это, — сказала Сара, — мистер Алекс Алкин.
— Иностранец, — констатировал Гаррисон. — Сейчас в Англии иностранцев больше, чем нас, даже здесь работают филиппинки и один негр из Конго. Каково? Вы откуда приехали, молодой человек?
— Из России, — коротко отозвался Алкин.
— Ах! Это еще хуже. Знал я одного из России — отвратительные воспоминания.
Алкин и Сара переглянулись — похоже, дед не только говорлив, но и, как многие старики, любит рассказывать о своем боевом и мирном прошлом. Это хорошо — можно навести на нужные воспоминания. Но и плохо тоже — мало ли о каких эпизодах придет ему в голову поведать гостям, которых он не ждал. И придется слушать: перебьешь — неизвестно, удастся ли продолжить разговор.
— Да, отвратительные, — продолжал Гаррисон, все больше возбуждаясь. Он начал размахивать руками и довольно сильно ткнул Алкина локтем в бок. — Простите, мистер, вы, конечно, не в ответе за своего соотечественника, хотя, надо отдать ему должное, он меня еще кое-чем наградил, ха-ха, сначала чуть не убил, правда, я ему этого никогда не прощу, даже на войне со мной такого не случалось, помню, зимой сорок пятого в Антверпене…
— О, Господи… — пробормотал Алкин, отодвинув стул на безопасное расстояние.
— Мистер Гаррисон, — начала Сара, — мы хотим спросить вас…
— Да, в Антверпене! — воскликнул старик. — Но вам это не интересно. Вот вы, — он ткнул пальцем в сторону Алкина, не достал и повернулся к Саре, — вот он, этот русский, они там уверены, что сломали Гитлеру хребет, а я вам точно говорю, это наши парни зимой сорок пятого…
— Конечно! — с энтузиазмом произнесла Сара. — Но мы хотим спросить…
— Знаю я, о чем вы хотите спросить, — неожиданно спокойно, будто из него вышел весь заряд энтузиазма, сказал Гаррисон. — Только вспоминать мне об этом неприятно, понимаете?
— О чем? — осторожно спросил Алкин.
— Об этом, — сказал Гаррисон и принялся негнущимися пальцами расстегивать верхние пуговицы теплой рубашки. Пуговицы не поддавались, старик начал сердиться и оглядываться в поисках кого-то, кого, похоже, не было в комнате.
— Сейчас, мистер Гаррисон, минуту, — к ним уже спешила маленькая смуглая женщина в униформе, филиппинка, иностранка, но старик с удовольствием подставил ей грудь, позволил расстегнуть пуговицы и откинуть ворот так, что стал виден рубец чуть ниже левого соска.
— Он всем показывает, — тихо сказала филиппинка, обращаясь к Саре. — Вы извините…
— Ничего, — улыбнулась Сара. — Все в порядке.
— Вы об этом хотели узнать, верно? — сказал Гаррисон, почесав рубец пальцем.
— Как вы догадались? — спросил Алкин. — Мы пока ни слова не…
— Догадался? — презрительно проговорил старик и принялся, теперь уже спокойно, застегивать пуговицы. — Зачем мне догадываться? Я знаю.
— Знаете, — повторил Алкин. Не переспросил, только повторил, будто укрепляя эту мысль в собственном сознании. — Вы говорите о Хэмлине?
— Это вы говорите о Хэмлине.
— Мы ни разу не произнесли это имя.
— Да? Значит, кто-то из вас о нем подумал. И не спорьте.
— Мы не спорим, — в голосе Алкина прозвучал тихий восторг. Сара сказала непонимающе: