Что-нибудь светлое… Компиляция (СИ)

— Вы здесь, Игор? — выглянула из палаты Фанни. — Володимер поел, посидите с ним.
Отец стоял у окна, как и полчаса назад. Что привлекло его внимание (и привлекло ли вообще), Игорь не понимал. Он подошел и встал рядом, тронул отца за локоть.
— Папа…
Отец отдернул руку — он и прежде не любил прикосновений. Правда, это не относилось к сыну и жене, но теперь…
— Папа, давай погуляем немного. Ты слышишь меня?
Конечно, слышал, со слухом у отца все было в порядке. Никакой реакции не последовало. Игорь взял отца под руку и внутренне сжался: отец сильно исхудал, раньше Игорь чувствовал отцовскую силу, особенно в детстве, когда любил щупать бицепсы, а потом сравнивать со своими. Сейчас…
— Пойдем, — сказал Игорь, и отец пошел. Наверно, так же его водили днем на процедуры, и он шел, будто ступал по лужам. В холле свернул в сторону лифтов — помнил, значит, дорогу на второй этаж, к процедурным кабинетам, — но там им сейчас делать было нечего. В креслах сидело несколько посетителей и стариков, к которым они пришли. Тихо беседовали. Старушка лет под девяносто что-то рассказывала, размахивая руками, сидевшим перед ней на корточках парню и девушке, те улыбались, и девушка хлопала в ладоши, демонстрируя одобрение. Свободных мест не оказалось, Игорю и не нужно было ничье общество, напрасно он привел отца сюда, отец никогда не любил компаний, а сейчас, скорее всего… Так и есть, попятился и едва не упал, Игорь его поддержал, но в палату возвращаться не хотелось, раз уж удалось вытащить отца за пределы его привычного в последние месяцы ограниченного пространства. Игорь только сейчас понял, что ведет отца в северное крыло, к Тами, которую он сегодня не видел и не мог уйти, не повидавшись.
В коридоре отец остановился и схватил Игоря за запястье — не сильно, но, как показалось Игорю, жалобно: так сам он в детстве цеплялся за руку мамы, когда боялся войти в темную комнату.
Надо было вернуться — здесь была чуждая отцу территория, он никогда не бывал в этом крыле. Но по пути обратно пришлось бы опять пройти через шумный холл, и, пока Игорь выбирал, отец стал медленно опускаться, подгибая колени. Игорь подхватил его, но отца не держали ноги. «Не нужно было выводить его на прогулку», подумал Игорь. Почему ему сегодня захотелось сделать то, чего он не делал прежде?
Он все же дотащил отца до северного холла (сюда было ближе), усадил в кресло и только после этого огляделся. Тами, как обычно, устроилась у окна. Как обычно, «смотрела» на закат и, как обычно, спицы быстро двигались в ее руках, а новый фрактал был похож на плоскую змею, раскрашенную всеми цветами, кроме черного.
— Добрый вечер, Тами, — сказал Игорь и не был удостоен ответом.
— Тами, — добавил он. — Это мой отец.
Игорь разрывался между желанием подойти, рассмотреть вязанье, попытаться поймать невидящий, но умный взгляд женщины, и необходимостью поддерживать отца за плечи, чтобы тот не повалился вперед.
Тами отложила вязанье, положила на полочку спицы, сложила руки на коленях — такой он увидел ее в первый день, такой навсегда запомнил — и сказала:
— За окном были цапли. Всего лишь цапли.
Цапли. Почему цапли?
Солнце опустилось, и небо выглядело багровым: то ли отсветом пламени, то ли скатертью на не очень чистом столе — мелкие облачка были похожи на горки серой пыли, скопившейся там и сям из-за того, что нерадивая хозяйка ленилась проводить по скатерти влажной тряпкой.
Разглядывая закат и вслушиваясь в наступившую тишину — ему хотелось, чтобы Тами сказала еще что-нибудь, пусть такое же бессмысленное, — Игорь не обратил сначала внимания на то, что плечи отца под его руками стали тверже, отец выпрямился в кресле, поникшая голова поднялась, изо рта вырвался неопределенный звук, будто отец хотел произнести несколько слов одновременно, может — целую фразу, и слова смешались, звуки перепутались, и разобрать сказанное не было никакой возможности. Но Игорь был почему-то уверен, что отец произнес нечто вполне определенное.
Отец сидел, высоко подняв подбородок и сжав в кулаки ладони, лежавшие на подлокотниках. И взгляд — знакомый с детства острый упрямый, настойчивый взгляд. Так отец смотрел на Игоря, когда тот не успевал сделать домашнее задание или отлынивал от мытья посуды, единственной возложенной на него домашней обязанности.
 
Почему-то Игорь вспомнил: «Но в зюйд-вест я еще сумею отличить сокола от цапли».
— Папа, — сказал он, стараясь говорить убедительно, — пойдем, я отведу тебя в комнату.
Отец приподнялся в кресле и сделал правой ногой движение, будто ощупывал, нет ли ступеньки. Одной рукой он уперся в подлокотник, а другой шарил перед собой в воздухе.
Краем глаза Игорь уловил движение у окна. Обернуться не мог, но и боковым зрением видел, как Тами тоже поднялась со своего кресла, пала на колени и, «глядя» перед собой, начала шарить по полу рукой, пытаясь, видимо, подобрать упавший кусок ткани. Она не кричала, не проявляла нервозности, о которой говорил Томер, только водила рукой по полу.
Что-то происходило странное, что-то — Игорь понимал, — связавшее неожиданно этих двух людей: Тами и отца. Казалось, то, что делал каждый из них. не имело к другому никакого отношения, и, тем не менее, движения были синхронными, как парный танец. Игорю даже послышался ритм, не барабан, не пианино, но ясно ощутимый, будто внутренний метроном.
Легкий ветерок пролетел по комнате — влетел из коридора, коснулся щек Игоря, улетел к окну и дальше, сквозь стекло.
И стало легко. Игорь бросился к Тами, помог ей подняться, она пробормотала что-то вроде: «Спасибо, вы очень добры», локоть ее был теплым и податливым, Тами охотно позволила усадить себя в кресло, он поднял с пола и вложил ей в руку кусок ткани, которую она ощупала тонкими пальцами и, найдя место, где прервала вязание, приступила к продолжению: взяла со столика спицы, другой рукой уверенно — нужный моток ниток и ушла в себя. Ушла так же очевидно, как выходит из комнаты быстрым шагом человек, которому наскучило ваше общество.
Отец, между тем, попытался самостоятельно взгромоздиться в кресло, но начал падать головой вперед. Игорь успел подхватить отца, тот не сопротивлялся, но и не помогал — делал то, что нужно, на сына не смотрел, то ли думал о своем, то ли не думал вовсе.
Отец так странно реагировал на присутствие Тами? И она — на него?
Игорь почувствовал к отцу неожиданную неприязнь, которой не нашел (и не искал) объяснения. Довольно резко выдернул отца из кресла, обхватил за плечи, повел по коридору через главный холл — в его комнату. Голова отца качалась из стороны в сторону, он то и дело пытался упасть.
Уложив отца в постель, Игорь наклонился над ним и услышал, как тот бормочет: «Господи, как же я мог это забыть, Господи, как я мог…»
— О чем ты, папа?
Отец вздохнул и отвернулся к стене. Показалось Игорю, или прежде чем замолчать, отец пробормотал:
— Красивая…
Вошла Фанни, быстрым взглядом оценила обстановку.
— Вы сегодня с ним долго гуляли, — осуждающе произнесла она. — Не стоило водить Володимера в соседний корпус, непривычные впечатления ему вредны.
— Я просто…
— Пусть поспит, не уходите пока.
Когда Фанни вышла, Игорь попытался разобраться в собственных, а не отцовских, ощущениях. Он отчетливо понимал, что чувство, охватившее его, правильнее всего было бы назвать ревностью. Он ревновал, да. Отца — к Тами. Ревновал к тому, что на него она ни разу не реагировала так, как сейчас — на отца. А отец? Он тоже был не в себе, он хотел… чего? Что произошло между ними в те несколько секунд, когда оба потянулись друг к другу? О чем говорила Тами?
По идее, нужно бы еще раз привести отца в северный холл, когда там будет Тами. Игорь понимал, что никогда больше этого не сделает. Аргумент у него был заготовлен: отец слишком взволновался, а в его состоянии это вредно. Но с собой-то Игорь мог быть честен: ему не хотелось, чтобы Тами говорила с отцом, а не с ним. А она говорила. Обратилась со словами о цаплях, и отец ее понял, вот в чем суть. Они поняли друг друга, а Игорь не понял ничего из того, что стало понятно этим двоим.