Почувствуй (СИ)
Сердце бешено колотится, ни одна из частей тела не хочет заходить в кабинет, но ноги никого не слушают, и идут.
Биркан сидит всё за тем же столом, в том тёмном, неуютном кабинете, с напрочь, закрытыми жалюзи окнами, из прорех которых выбивается тусклый, полосчатый солнечный свет.
Не подхожу слишком близко, жду, пока он сам поднимет голову и заметит мой приход. Так и происходит.
Он медленно, нарочито медленно, пытаясь показать, как сильно он занят делами и гость его совершенно не интересует, поднимает свой взгляд от монитора. Наши глаза встречаются, парень, на мгновение замирает. Я последний человек кого он предполагал увидеть.
Биркан удивлён, скорее даже ошарашен, а вот я чувствую отвращение, такую сильную обиду, кажущуюся отвращением, ненавистью. Чувство любви, которое я прятала в себе больше года, которое избегала, с момента отъезда, и которое лелеяла, как своё личное наказание, проклятие, чёрный заговор. Это искреннее чувство сейчас обратилось в нечто ненавистное, тягостное, тошнотворное.
Не осталось и следа от моей любви, только потухшая боль и скептическое, до конца не осознанное, разочарование.
— Кадер, — он поднимается на ноги, стул едва не падает на пол от такого резкого подъема.
Я не смогла простить, не смогла принять, не смогла забыть.
Он подходит ближе, обойдя свой массивный дубовый стол, тянет ко мне руку, словно желая проверить, реальна я или нет, но я отстраняюсь. Этот человек усмехается, смеясь над таким детским поступком с моей стороны.
— Значит, вернулась.
— Ненадолго, — почти каждый день с момента отъезда, в какой-то отрезок времени, будь я на работе, или в полусонном бреду, после тяжелого дня, раз за разом я готовила речь. От и до, знала, что чувствую, что хочу сказать ему. Иногда я поддавалась эмоциям, будь то радость, гнев, обида, истерика, слёзы, тоска, или же не чувствуя совершенно ничего, но каждый раз, под каждое чувство у меня рождались слова. Некоторые фразы казались настолько важными, что переходили из монолога в монолог, я точно знала, что произнесу их при встрече, глядя в его бесстыжие, медные глаза. А сейчас я не помнила ни единой фразы, слова, звука.
— Я рад, что ты заглянула ко мне, — в уставших глазах, давно не видевших такое восхитительное чувство, как полноценный, здоровый сон, что-то засверкало.
Невозможно сказать, будто на дне прекрасных очей зажегся огонёк, нет, это не было огнём, максимум быстротечной искоркой, вылетающей из зажигалки, в коей заканчивался газ.
Если я живьём сгорела до пепла, то он не смог пережить короткого замыкания, всё, что долгие годы бурлило в нём, не выдержало нагрузки на линию, в лице одной маленькой девушки, названной в честь судьбы.
— У меня ведь осталось незаконченное дело, — давясь свой болью, ухмыляюсь я. Невыносимо смотреть на него, но обиженная девочка в глубине души, не может простить давнего предательства.
Подхожу ближе к столу, кладу сверху кейс, открываю его и поворачиваю Биркану. Он готов рассмеяться, мне же совершенно не смешно.
— И что это? Моральная компенсация за твой побег?
— Выкуп моего тела и души. История твоего и моего знакомства началась ведь с этого. С покупки меня в рабство.
Этот бессовестный человек перебивает меня:
— Лучше назовём это торгово-денежными отношениями.
— Плевать, называй, как хочешь. На чём начали, на том и закончим. Я не знаю точно, какую сумму ты заплатил за меня и за отца, но здесь должно хватить.
Я собирала эти деньги больше года, работая в двух организациях, и неофициально подрабатывая на мелких заказах, откладывая большую часть дохода, из-за чего и приходилось жить в крошечной квартирке. Знаю точно, в кейсе сумма больше, чем я должна была отдать. Что-то вроде начислений за отсрочку.
— Кое-что забыла, моё сердце ты так и не вернула, — с болезненной улыбкой на устах, прошептал он, своим поступком я начала рыть давно заброшенный котлован в его душе.
— Когда ты растоптал, а затем поджёг моё, мне нужно было что-то оставить себе.
Он улыбается, не обнажая при этом зубы. В целом, ему понравился мой ответ, но не понравилось, что я так жестока по отношению к нему. Эдакая улыбка на грани.
— Хорошо. Я оценил пафос, если твоей целью было унизить и растоптать меня, считай, что тебе это удалось. Но даже не надейся, что я отпущу тебя, как ни в чём не бывало.
— Я и не надеюсь. А точно знаю.
Он подходит ко мне, наплевав на все приличия, сократив всю допустимую личную границу, приближается, угрожающе нависает. Его руки за моей спиной, он не касается меня пальцами, но через плотную ткань пиджака я чувствую пульсацию и тепло, идущее от его рук.
— И что же ты знаешь, дикий цветок? — Насмешливо, и немного пугающе прошептал он, обжигая горячим дыханием моё ухо.
Чуть отталкиваюсь от него рукой, сделав полушаг назад, оказываюсь в захвате его рук.
— Знаю, что ты никто, и теперь не имеешь никакого права держать рядом с собой, как собаку, на привязи, — со злостью, подобно змее, шепчу я. Снова отталкиваю его, упершись ладонями в его грудь, но он не отпускает, а только теснее прижимает меня к себе.
— Ты права, как собаку, не буду, но в другом качестве, вполне возможно.
— Невозможно, убери руки, — почти кричу я, со всей силы вырываясь из его мертвой хватки. — Немедленно отпусти меня. Я больше не тот человек, который будет терпеть твоё поведение. Закончилось.
— Когда-то ты тоже считала, что ненавидишь меня, но у нас получился обратный результат, — продолжает усмехаться он, теперь улыбаясь, как довольный кот. Но он отпустил, и даже немного отошёл, но это не помогло, странные импульсы, будто вновь тянули меня к нему.
— И не надейся, будь ты хоть последним человеком на земле, я бы не доверила своё сердце тебе.
Скорее всего, могла бы отдать свою жизнь, чтобы ты продолжал жить этим последним человеком, но уже никогда не дала бы второго шанса.
— Хорошо, я услышал, а теперь хочу услышать почему? — Ухмылка с лица исчезла, в одну секунду он стал самым серьезным человеком, какого мне удалось увидеть за жизнь.
— Ты отказался от меня, — печально хмыкнула я, уже не с ненавистью, а с безразличной тоской смотрю на него. — Не лги мне вновь, не говори, что на то у тебя была причина. Не было, и ты сам это прекрасно знаешь. С самого начал ты знал, что наши пути расходятся, в какой-то момент внушил себе обратное, а как только появилась возможность оправдать разрыв, оправдать не только для меня, но и для себя, ты оставил меня. Отказался, как от ненужной вещи.
— Ты не ненужная вещь, Кадер, — тяжело вздохнув, проговорил он, но я не даю ему закончить фразу.
— Не отрицай, ты так и не понял. Ты избавился от меня, но посмотри, мы оба живы, не остановились на месте, а день изо дня двигаемся вперёд, это главное доказательство, что мы не судьба друг другу. А ты тогда сделал правильный выбор.
Биркан вновь подлетает ко мне, хватает за плечи, немного приподнимает, заставляет взглянуть в его карие глаза, кои я не могу забыть долгие месяцы, и почти вскричал:
— Если всё так, как ты говоришь, раз мы живём, двигаемся, и тому подобное, скажи, глядя мне в глаза, что больше не любишь меня, и я навсегда оставлю тебя в покое.
С замиранием сердца, чувствуя, как в душе разверзается пропасть, я медленно прикрыла глаза, надеясь спрятать таким способом рвущиеся наружу слёзы, затем открыла глаза, со всей серьёзностью взглянула на этого человека, и на выдохе прошептала:
— Я не люблю тебя.
Немного пошатнулась, потеряв поддержку от его рук, некогда держащих меня за плечи, или же потеряла равновесие, так как в душе окончательно проломилась тонкая палочка надежды, держащая меня всё это время. Я сама уничтожила её, так же, как и уничтожила себя.
Биркан отпустил меня, вновь ухмыльнулся, и быстро отвернулся к занавешенному жалюзи окну, вглядываясь в тонкие полоски света, блекнувшего с каждой минутой этого умирающего дня.
Глава 61. Кадер