Почувствуй (СИ)

На стене, напротив кровати, я рисовала. Часто покупала краски, стелила на пол газеты, и рисовала на некогда белой стене что-то странное. Сначала просто закрашивала её яркими цветами, будто разбрасывала краски. Потом это приобрело какой-то единый фон, что-то вроде закатного неба, и я рисовала новые детали, вдали виднелись утренние горы, ночной город, манящий своими огнями, а в центре, в самой главной экспозиции была мостовая, как раз во время захода солнца.
В будущем, на других стенах я планировала нарисовать нечто подобное, но с разными временами года, чем дальше я жила там, тем меньше находилось времени на рисование.
Устроилась на работу, в хорошую фирму, архитектором. Любила свою работу, как никогда не любила её раньше. Получала от этого небывалое удовольствие, часто оставалась допоздна, занимаясь любимыми проектами.
У меня были прекрасные отношения с коллегами, с некоторыми девушками мы стали настоящими друзьями, часто выходили гулять, бродили по кафе, и караоке-барам, моя новая подруга Озге обожала петь, и таскала нас в караоке каждый четверг.
В моей жизни пытались появиться новые мужчины, почему-то, теперь я привлекала много внимания к себе, со стороны противоположного пола. Но мне это вновь было неинтересно, от возможности близкого знакомства я бежала, не успевая услышать имени собеседника.
Сложнее становилось, когда я нравилась кому-то из коллег, тут уж приходилось общаться чуть больше, но я усердно держала дистанцию.
Подруги не понимали, почему я так веду себя. Как же так, ведь Оздемир такой хороший парень, красивый, умный, получает хорошую зарплату, и семья у него замечательная, а уж какой характер, всем парень хорош, одна у него проблема, не может добиться взаимности от неприкосновенной, а главное, глупой, девушки, по имени Кадер.
От Оздемира с хорошей работой и восхитительным характером мне приходилось убегать. В прямом смысле слова. Каждый раз, когда он предлагал проводить меня до дома. Тогда, едва заканчивался рабочий день, я быстро швыряла вещи в сумку и убегала из офиса, едва он успевал опомниться.
Дело усугубилось, когда он узнал о наших четверговых песнопениях в баре с Озге, вскоре он составлял нам компанию, будучи единственным мужчиной в нашем обществе.
К счастью, он никогда не переходил границ, просто держался рядом, готовый помочь, подставить своё широкое плечо, надеясь, что вскоре я одумаюсь.
В фильмах и сериалах часто пропускают время после расставания возлюбленных, внизу экрана появляется надпись «спустя несколько месяцев», а иногда и лет.
Люди меняются, но нам неизвестно, как это происходит. Мы видим лишь краткую боль героев в тот момент, но не знаем, что происходило в этом промежутке времени.
Для меня это не прошло так бесследно, и я считала это чем-то ненормальным, в фильмах же люди так не страдают. Для них это раз и всё, следующая встреча, новая любовь, другая жизнь.
К сожалению, в моей жизни не произошло резкого временного скачка, где я забыла всех обидчиков, начала жизнь с чистого листа, не замирала вдруг от какого-то слова, которое используют все люди, но вспоминаю я его из уст одного человека.
Нет, время прошло, многое изменилось, но это приходилось нести на себе, сквозь боль, воспоминания, делать всё, чтобы изменить какой-то крошечный аспект жизни.
Если бы я не уехала, продолжили бы замирать в середине улицы, вспоминая нас на этом месте, помнила каждый разговор, слово в слово, каждую его интонацию.
Та лёгкость, та свобода, ощутимая при отъезде длилась не так долго, ночами я возвращалась к нему, горько плача в подушку. А иногда прошлая жизнь вырывалась в процессе повседневных вещей, в такие странные моменты, как смена постельного белья, или приготовление ужина. Не было ничего больнее этих воспоминаний. Тосковала не только по Биркану, но и по отцу, тёте, друзьям.
Я купила телефон, но ещё ни разу не позвонила с него близким. Разговаривала с ними раз в неделю по стационарному телефону, размещавшемуся на стене, возле стойки хозяйки дома.
Садилась на почти барный стул, а в действительности, на удлинённую табуретку, и рассказывала новости, и слушала новости от них.
 
Не хотела, чтобы кто-то знал мой номер, мог вдруг позвонить, или узнать моё местонахождение. Только Танеру известно, что я переехала в Стамбул.
Иногда разговаривала с Бурсу, она тоже надежно хранила мою тайну. Никто ни разу не напомнил о Биркане, не сказал ни единого словечка о нём, и я не знаю, хотела ли я что-то услышать или нет.
Скорее всего, боялась услышать, именно поэтому разговаривала всего раз в неделю, и во время разговора нервничала, ожидая услышать болезненную новость.
Об отце знала чуть больше, он вновь взялся за голову, хотя нельзя сказать, что совсем бросил пить, вероятно, тётя просто не хочет говорить об этом. Теперь он вновь работает у дяди Али, постепенно ремонтирует дом, и медленно, но верно, влюбляется в нашу овдовевшую соседку, сестру Дефне.
Фериде, пусть ещё ребёнок, но тоже не тревожила меня, ни единого раза не упомянула брата в беседе, хотя говорила обо всех, бабушке, дедушке, Чичек, Сарихин, Ферхате, и других жителях дома. Сарихин, к слову, вышла замуж, и немного реже появляется в доме Ташлычунаров. Я лично звонила и поздравляла её с этим радостным событием.
Жизнь текла своим чередом, я была счастлива, пусть иногда и погружалась в неприятные воспоминания, и вот, в череде этих дней наступила дата, которая, как и любой другой день, сам по себе, ничего не значит. Но из-за совокупности событий, стал заведомо чем-то неприятным.
Пятнадцатое мая — семнадцатилетняя годовщина ухода моей матери из семьи, а так же день, когда мы познакомились с Бирканом. Второе событие произошло год назад, первую половину года, я провела с ним, а вторую уже без него.
Не хотела придавать какого-то значения этому дню, надеялась даже не вспоминать о нём, но стоило увидеть календарь, как воспоминания навалились подобно снежному кому.
На этот день у меня выпал выходной, я не хотела оставаться одна в четырех стенах, поэтому собиралась погулять, и стоило мне спуститься на первый этаж, как ко мне вылетела хозяйка дома, которая до этого занимала свой пост за столешницей с ключами и учётной книгой.
— Кадер, дочка, можешь посидеть здесь минут двадцать? У сына дома что-то с трубой, он на работе, мне нужно дождаться мастеров, а я не могу оставить всё здесь без присмотра. Ещё и Кадиру понадобилось именно сегодня ехать за продуктами, будь он не ладен.
— Конечно, тётушка Шивекяр, я присмотрю за домом. Жильцов запишу в книгу, ключи передам, я всё знаю, не волнуйся.
Довольная женщина, несколько раз пылко поблагодарила меня, и выбежала на улицу. Я не впервые заменяю её, дело уже привычное, пусть прогулка и откладывается на недолгое время.
Сбегала к себе за книгой, и без интереса читала текст. Этот странный роман я читала раз десять, единственная книга, которая у меня есть, которую я беру в руки каждый раз, когда больше нечем заняться.
Вдруг в помещение забегает хорошо одетая дама, с крупными серьгами в ушах, и большим количеством колец на пальцах. Она подходит ко мне, улыбаясь.
— Ох, милая, от вас можно позвонить? Телефон разрядился, а мне срочно нужно позвонить сестре, волнуется уже, наверное.
— Конечно, телефон вот, — показываю на аппарат, висящий прямо перед её носом, глупо было это говорить, но нужно было что-то сказать.
— Ах, дорогая, спасибо тебе большое. Осталось только найти номер, — с этими словами она полезла в свою огромную сумку, и принялась вынимать оттуда сотню вещей, вываливая их на мой столик.
Каждую вещь она комментировала, вот платок, как вовремя она нашла его, ведь через час она пойдёт в мечеть, а вот, бусы, она купила их на Египетском базаре, привезёт их родственникам, которые живут в районе Бейоглу.
— Ох, а это посмотри, это моя любимая красавица племянница, — женщина достала небольшую пачку фотографий, скорее даже плакатов, такие большие были снимки. Любовно посмотрела на них, а затем протянула мне. — Это прилагается к приглашениям на свадьбу, что-то вроде презента на память. Для нас было такое счастье, новость о её замужестве. Мы сотню фотографий делали, всем хотели показать. Я и сюда приехала, всем эти фотографии раздам, пусть завидуют, пусть смотрят на мою красавицу.