Консультант по счастливой жизни (СИ)

Я пила кофе, машинально ровняя текст в программе, и пыталась вспомнить какой-нибудь пикник из моей прошлой жизни. Подумать только... Это было еще до рождения детей. Мы с Тарасом отправились в парк недалеко от нашего дома. Валялись на покрывале, слушали озерные всплески и кормили друг друга сладкой черешней.
Воспоминания светлые, но от них болезненно заныло в груди. Я выбросила стаканчик в мусорную корзину и погрузилась в работу.
Полседьмого вечера. Мы гурьбой вываливаемся из подъезда. Я хватаю Машку за капюшон кофты, чтобы она не вылетела на проезжую часть.
Лео нет.
Вот уж чего не ожидала! Мне даже весело от того, что в этом идеальном мужчине обнаружился изъян.
Коротко сигналит «ниссан» вишневого цвета, стоящий чуть поодаль.
— Машка, осторожно, машина выезжает! — я держу дочку одной рукой, второй машу водителю, мол, все под контролем, давай.
Но машина не двигается.
Открывается водительская дверь — и выходит Лео!
— Прошу вас! — он галантно открывает дверь и мне.
Я вопросов не задаю.
Для Машки — детское автокресло, для Сашки — бустер. Не придерешься.
Для бездетного человека поездка с моими детьми в машине — то еще испытание. Машка, едва ее попа касается автокресла, начинает петь песни собственного сочинения: «Не беда... Да-да-да-а-а... Не всегда... Навсегда-а-а-а!» Она еще и танцует: машет руками и бьет ботинком в спинку моего кресла. Но, по крайней мере, дочка занята собой. Сашкин энтузиазм обычно направлен на окружающих.
— Скучно! — заявляет он, едва Машка затягивает первые ноты. — Мама, давай поиграем!
— Саш, дай отдохнуть, — я демонстративно опускаю спинку кресла и закрываю глаза.
Пауза и...
— Лео, давай поиграем!
— Давай, — соглашается мой наивный консультант. — А во что?
— В крестики-нолики, — Сашка рисует сетку в блокноте и протягивает его Лео.
— Э... Дружище... — Лео косит взглядом на блокнот. — Я ж за рулем.
— Ну, поставишь нолик, когда остановишься на светофоре.
Отцепиться от чертополоха в волосах проще, чем от мое­го сына.
Я поглядываю на Лео сквозь сомкнутые ресницы. Он тоже бросает взгляд на меня.
— Сашка, а давай поиграем в крестики-нолики в уме, — предлагает Лео.
— Это как? — оживляется сын.
— Вот так. Закрой глаза и нарисуй сетку в голове. Готово? Теперь я ставлю нолик в клеточку посередине.
— А я ставлю крестик в верхний правый угол!..
До парка они успевают сыграть четырежды. Счет два–два.
Место для пикника дети выбирают с энтузиазмом. После состязания, кто громче крикнет, и небольшой драки в этот процесс вмешиваюсь я, и мы расстилаем прорезиненный плед на полянке с видом на далекую реку. Земля еще прохладная, но Лео и об этом подумал: для каждого в машине нашлась плоская подушка.
Пока я с детьми гоняю по полянке мяч, Лео разжигает в складном мангале костер. Затем очищает от коры тонкие крепкие веточки и насаживает на них сосиски. Дети, облизываясь, почти не мигая, ворочают палочки над костром.
Затем право приготовить ужин отвоевывает Сашка. Он жарит черный хлеб до хрустящей корочки, вкладывает между двумя ломтиками по сосиске, крепко оборачивает нижнюю часть «хот-догов» салфетками и добавляет в сердцевину полоски огурцов, кусочки помидора и кетчуп.
Лео восхищенно присвистывает.
— А ты крут, пацан!
Что касается приготовления еды, Сашка и в самом деле крут. Я первый блин испекла после замужества, а Сашка — в пять лет.
Забрасываю в мангал шарик бумажной салфетки и растягиваюсь на покрывале, подложив куртку под голову. Небо пронзительно-синее, как в Машкиных сказках. Его пересекает белая царапинка самолетного следа. Прикрываю глаза — и на меня обрушивается шорох листвы.
— ...счастье или удовольствие? — доносится до меня голос Лео.
Открываю глаза. Мне машут ветки каштанов.
— Повтори, — тихо прошу я, все еще летая где-то между ветвей.
— Как думаете, то, что вы сейчас чувствуете, это счастье или удовольствие?
— Совсем забыла, что я не на отдыхе, а на выездном тренинге.
Но все же приподнимаюсь на локтях.
 
— Не знаю. А какая разница?
— Удовольствие направлено вглубь вас, а счастье — вовне. Удовольствие вы проживаете сами, а счастьем хочется укутать тех, кто рядом.
— Тогда, наверное, счастье. Да, очень коротенький, но яркий приступ счастья. Мне бы хотелось вас всех им укутать... Чипсы будешь?
Услышав кодовое слово, Сашка запихивает в рот остаток сосиски, вытирает руки о майку (я только молча прикрываю глаза) и со всего размаха лупит ладонью по упаковке с чипсами. Открыто!
— Нет, чипсы не буду... А на работе, когда вы пили кофе на балконе, это было удовольствие или счастье? — не унимается Лео.
— Думаю, удовольствие. Хотя тогда мне казалось, что счастье.
— А когда вы представляли себя на необитаемом острове?
— Удовольствие, Лео. Ты совершенно прав. Так что именно тебя смущает в чипсах? Вкус, цвет, запах, фактура?
Лео не произносит то, что собирался. Выдыхает. Я физически ощущаю, как ему сложно прервать лекцию о счастье, но он заставляет себя это сделать и настроиться на мою волну.
— В чипсах меня смущает их ненатуральность. Это как картон жевать. Там Е-добавок больше, чем картошки. Это даже не еда, по сути.
— Не надо обобщать! Картон значительно хуже! — я запихиваю в рот жменю чипсов.
— И что вас сподвигло жевать картон? Любопытно.
— Кто-то сказал, что чипсы по вкусу напоминают картон, вот я и попробовала. Чтобы проверить.
Лео срывает травинку и прижимает ее краешком улыбки.
— Любите все проверять на себе, Анна? Экспериментировать?
— Да. А вы?
— Для многих экспериментов я слишком консервативен, на некоторые у меня фобии, а для остальных я полностью открыт.
— Как-то мало поля для маневров остается.
— Вам это только кажется.
Некоторое время мы, не отрываясь, смотрим друг на друга. В этом сплетении взглядов есть что-то тайное, заговорщицкое, чувственное. Нас прерывает Сашка.
— Кто со мной выпьет воды на скорость?!
— Не надо! — протестую я, но внимание уже переключилось на дочку, которая сняла ботинки и носки и с хохотом носится по траве. Прошу ее обуться — конечно, и ухом не ведет. Тогда я вскакиваю с пледа. Машка улепетывает, я — за ней, попутно объясняю, как сильно ей от меня сейчас попадет.
— Дайте ей побегать! — останавливает меня Лео.
Я так не ожидала его вмешательства в воспитание моей дочери, что и в самом деле возвращаюсь. Ни о чем не спрашиваю: уверена, у меня красноречивый взгляд.
— Посмотрите, Анна, сколько у взрослых рамок и ограни­чений. «Так себя вести нельзя», «так поступать невежливо», «плохо подумают», «это опасно», «это приведет к плохим последствиям»... А у вашей дочери только одно ограничение — вы. И если она с вами договорится — или убежит от вас — ограничений больше не будет. Она сможет беспрепятственно наслаждаться жизнью. Вы ругаете Машку за то, что она хочет получать кайф от жизни, хочет этого даже неосознанно, интуитивно.
Я все еще не верю, что он это серьезно.
— Маша может простыть, Лео.
— От пятиминутной пробежки босиком?
Да, он серьезно.
— Я смотрю, ты хорош в теории, Лео. А как насчет практики? Сам-то ты умеешь быть счастливым, не обращать внимания на рамки, делать то, что хочется? Вот что бы тебе хотелось сделать прямо сейчас? Ну?!
Лео хватает ртом воздух, но снова заставляет себя остановиться. Он смотрит на меня как-то странно, будто именно от меня ждет следующего шага. Его щеки едва заметно розовеют.
— Мои желания сейчас неважны, Анна. Мне платят деньги за то, чтобы я сделал счастливой тебя. Так что вот мое первое практическое задание. До конца этого дня вы делаете только то, что хотите. Никаких рамок и ограничений… кроме Уголовного кодекса.
Это очень, очень заманчивое предложение. В такую игру я бы сыграла.
— Хочу выпить бутылочку пива, — говорю первое, что приходит на ум.