Греши и страдай (ЛП)
— Все это вы знаете. Мне не нужно говорить вам, какой великий человек Килл. Однако вы можете не знать, что Хоппер — мой биологический сын.
В комнате внезапно пропала атмосфера праздника, она с визгом остановилась. Мужчины застыли с бутылками у губ; женщины замерли.
Несмотря на все наши разговоры в тюрьме, Уоллстрит никогда не упоминал в деталях, как он заставит свой клуб утвердить другую систему субординации. Поставить меня на его место было нелегко. Были драки и внутренние баталии — людей убивали из-за верности недостойным лидерам. Но Грассхоппер был одним из нас. Он участвовал в каждой реформе и был всеми любим.
Точная последовательность передачи руководства не была запланирована, потому что будущее очень быстро могло измениться. Так много переменных могло пойти не так. Я мог погибнуть, пытаясь приручить Клуб, а он, возможно, никогда не получил бы досрочного помилования.
Жизнь странным образом меняла тщательно продуманные планы.
Но это было неписаное правило: даже если «Чистая порочность» была моей — она всегда была заимствованной, а не постоянной. В конечном счете, это была концепция Уоллстрита и всегда будет его.
Я взглянул в сторону Клео. Ее челюсть была сжата, глаза прикованы к человеку, который дал мне навыки, необходимые не только для выживания, но и для идеальной мести.
Для финала, давшего мне покой.
Уоллстрит продолжил.
— Это правда. Еще в юности я встретил женщину, которая оказалась любовью всей моей долбаной жизни. К сожалению, в то время я был слишком глуп, чтобы это понять, и только после ее смерти узнал, что у меня есть сын, — он гордо улыбнулся Хопперу.
— Джаред зарекомендовал себя таким же надежным и трудолюбивым. Он превзошел все ожидания и работал под руководством Килла с изяществом, подобающим любому вице-президенту. Они действительно братья во всех смыслах этого слова, и я так счастлив сказать, что удостоился двух замечательных сыновей.
Дерьмо.
Мое сердце сжалось.
Уоллстрит обнял меня за плечи.
— Меня не волнует, что ты не моя родная кровь, Килл. Меня не волнует, что нет законного документа, говорящего о том, что ты мой сын. Насколько мне известно, я твой отец, а Хоппер — твой брат, — обняв Грассхоппера, он усмехнулся.
— Вы моя семья. Я не мог бы выбрать более достойных мужчин.
Его голубые глаза вспыхнули внезапной силой.
— Я никогда не буду сбрасывать со счетов то, что ты сделал для меня, и никогда не забуду твою преданность, Килл. Я знаю, что говорю от имени всех, что ты навсегда останешься одним из нас.
Я был взрослым мужчиной — гребаным президентом Клуба. Я убивал, пытал и лгал. Но от такой похвалы от человека, на которого я так долго равнялся, моя грудь сжалась от гордости.
Грассхоппер засмеялся, слегка ударив отца в живот.
— Хорошо, старина. Хватит тебе скотча. Ты охуенно сентиментален.
Клуб продолжал наблюдать, не прерывая наш странный, фантастический семейный момент.
Семейный.
Черт, у меня появилась новая семья.
Семья, которая приняла меня, которая понимала мое стремление и дорожила данными, с которыми я родился.
Клео скользнула ближе. Она была не такой подвижной, как обычно, походка неуверенной и угловатой. Ее подозрения и опасения по поводу Уоллстрита были необоснованными, но я не мог отрицать, что ее инстинкты подтвердились.
Все это время у него были скрытые мотивы — мотивы, которые ей могли не нравиться, — но как только Клео поймет почему, то неохотно признает, что это имело смысл.
Все признали бы, что для того, чтобы мы двигались вперед, так и должно быть.
Уоллстрит встретился глазами с Клео. Он уважительно кивнул.
— И пока я говорю о людях, я не могу забыть о Вас, мисс Прайс.
Она замерла.
— Киллиан проделал невероятную работу, но Вы сыграли ключевую роль в том, чтобы заставить его стать тем человеком, которым он является. Поэтому я выражаю свою благодарность.
Клео поджала губы.
— Не стоит.
Сделав глоток своего напитка, я подкрепил себя мыслями о том, что будет дальше.
Уоллстрит не был из тех, кто переходит от одной темы к другой. Он был таким с тех пор, как я встретил его, и я сомневался, что он когда-нибудь изменится.
Разумеется, он отпустил Клео и целеустремленно оглядел комнату.
— Наряду с управлением моим Клубом, Килл получил задание выполнить еще одну миссию. Как вы все знаете, наши цели выходят далеко за рамки войн за территорию и контроля над торговыми маршрутами. Благодаря неизменной верности Килла, «Чистая порочность» теперь имеет свои отделения не только в Штатах, но и по всему миру. У нас есть союзники из других клубов, стойкие сторонники из других президентов, и это только начало. Мы подружились с губернаторами, журналистами и влиятельными людьми в СМИ. Мы именно там, где должны быть, чтобы нанести последний удар справедливости.
О пиве забыли; в воздухе витало возбуждение.
У меня мурашки побежали по коже, когда я вместе с остальными мужчинами ждал следующей речи Уоллстрита.
— Я так горжусь тем, чего вы достигли. Я так впечатлен, увидев смесь старых и новых правил, не говоря уже о богатстве, накопленном за время моего отсутствия. Это лучший гребаный клуб из всех, что я когда-либо видел, и все это благодаря Киллу.
Члены Клуба выпили в мою честь.
Клео нежно улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.
Мой член дернулся, желая повторить то, что недавно произошло.
— Однако, — сказал Уоллстрит, прерывая радостный гул, шелестящий по комнате.
Байкеры и их женщины напряглись, почувствовав изменение направления.
— Сегодня я должен сделать то, что причиняет мне боль.
Грассхоппер опустил глаза, его лицо потемнело.
Клео ахнула, ее взгляд стал обвиняющим.
Уоллстрит откашлялся.
— Независимо от того, насколько я ценю усилия Килла и ценю все, что он сделал для этого клуба, он больше не может быть вашим президентом.
Клуб тяжело вздохнул.
— Что?
— Нет... это...
Эти слова ранили не так сильно, как я себе представляла.
Это была моя семья. Но меня не выгоняли — на самом деле, все было с точностью до наоборот.
— Нет! Мы не хотим, чтобы он...
— Мы хотим голосование!
Я поднял руку.
— Я ценю вашу преданность, но обсуждать нечего.
Кроме того, даже если бы я этого не хотел, слово Уоллстрита было законом. Не было совета директоров, который мог бы ему возразить. Голосование не требовалось. Уоллстрит был правлением с большинством голосов.
Лишив меня звания, он не сделал меня бездомным. Он не выгнал меня в никуда.
Он сделал мое будущее бесконечным.
Клео сжала руки в кулаки и оскалилась.
— Я знала, что у тебя был скрытый мотив! Как ты мог так поступить? Позволил ему создать тебе империю, а потом вышвырнул его, как только освободился?
Остальные мужчины и женщины переминались с ноги на ногу, на их лицах было замешательство.
Передо мной открылась истина. Возможно, я возглавил этот клуб вопреки желанию людей. Возможно, я унаследовал людей Уоллстрита и боролся изо всех сил, чтобы заставить их идти за мной, но теперь... ситуация изменилась.
Это был мой клуб. Мои участники. Они были преданы нам обоим.
Уоллстрит покачал головой.
— Не спешите с выводами, мисс Прайс. — Он посмотрел на меня, и я заметил в его лице проблеск беспокойства.
— Мы это обсуждали. Мы согласились, что это лучший способ. Однако, если ты передумал, Килл…
Я допил пиво.
— Нет. Я не передумал.
Я хочу этого.
Уоллстрит расслабился, в его глазах снова загорелась гордость.
Я ждал этого дня четыре года. Я боялся, что обижусь на него — что я не выдержу, если меня заставят начать новую карьеру. Но, на удивление, я чувствовал себя... прекрасно. Это было правильно. Это был идеальный конец этого правления и прекрасное начало другого.
— Я готов к этому. Правда
Кузнечик выглядел подавленным.
— Килл, ты должен знать, что «Чистая порочность». Ты наш През.