Черные Шипы (ЛП)
В его глазах ярость, когда он шепчет угрожающие мрачные слова: — Я вежливо просил тебя остаться, но ты не хочешь вежливости, Наоми. Ты хочешь, чтобы я, блядь, похитил тебя.
Глава 34
СЕБАСТЬЯН
Может, ты и трахаешь ее, но я тот, к кому она возвращается каждую ночь.
Мори А.
Это открытка, которую я получил вместе с упаковкой эфирных масел, которая появилась в моей квартире сегодня утром.
Сразу после того, как Наоми, блядь, ушла.
Я не думал, что она останется, но я надеялся, что она хотя бы поговорит со мной об этом, а не исчезнет, как семь гребаных лет назад.
Теперь она не исчезнет.
Я перевожу свое внимание на нее, когда она обеими руками вцепляется в ремень безопасности, наблюдая за дорогой.
Когда я последовал за ней из ее компании, я намеревался пройти весь путь до ее дома и поцеловать ее на глазах у этого ублюдка, прежде чем похитить ее.
В планах произошли небольшие изменения, но мое намерение остается в силе.
Если не считать первоначальной ссоры, всю дорогу сюда она вела себя тихо, просто наблюдая за дорогой своими темными, преследующими глазами.
— Мы… мы только что проехали указатель Блэквуда?
Я молчу, постукивая указательным пальцем по рулю.
— Себастьян! Почему мы вернулись в Блэквуд?
— Вот тут-то все и началось. Похоже на идеальное место преступления, тебе не кажется?
Она откидывается на спинку сиденья, ее нежное горло подпрыгивает от судорожного глотка, а щеки бледнеют.
Страх волнами исходит от нее.
Хорошо. Она должна быть чертовски напугана.
— Что ты собираешься делать, Себастьян?
— Ты когда-нибудь видела, чтобы похититель делился своим планом со своей жертвой?
— Это из-за того, как я ушла сегодня утром? Я… не могла просто остаться.
— Да, ты могла бы, и я имею в виду не только сегодняшний день. Я также имею в виду семь гребаных лет назад.
— Ты судишь обо мне только со своей точки зрения, даже не зная моей.
— Потому что ты, блядь, отказываешься делиться этим. Но мне надоело уговаривать тебя.
Я сворачиваю на грунтовую дорогу, и она визжит, впиваясь своими накрашенными черным ногтями в ремень безопасности.
Затем она замирает, разглядывая наше окружение.
— Себастьян… нет… не здесь…
— Да. Блядь, здесь.
Я останавливаю машину, выключаю фары и выхожу из нее, затем поворачиваюсь к ней. Она пытается вырваться, но я хватаю ее за локоть, отстегиваю ремень безопасности и вытаскиваю наружу.
Эта сцена похожа на дежавю.
— Помнишь лес Блэквуда, Наоми? Оказывается, мафия все-таки использует его для захоронения трупов. Рейна была найдена подвергшейся нападению и находящейся на грани смерти прямо здесь. Разве это не навевает воспоминания?
— Нет нет! — она бьет меня в грудь сжатым кулаком, покачивается и пытается оттолкнуть меня от себя.
— Прибереги драку до того момента, когда я прижму тебя к гребаной земле.
— Зачем ты привел нас обратно в лес? Там тебя подстрелили, а нас забрали.
— Это также то место, где я преследовал тебя в первый раз, и я в настроении повторить это.
— Ты сошел с ума, если думаешь, что я сейчас сбегу.
— Ты говоришь так, как будто у тебя есть выбор. Беги, или я оставлю тебя здесь.
— Ты… не стал бы.
— Испытай меня.
— Нам уже не двадцать один год, Себастьян!
— Что? Ты потеряла свою выносливость?
— Я на каблуках.
— Тем лучше. Я могу поймать тебя быстрее, — я отпускаю ее, и она отступает назад, но ее дикий взгляд остается прикованным ко мне, ее волосы в беспорядке обрамляют ее нежное, бледное лицо.
— И что потом? Что, если ты меня не поймаешь?
— О, я тебя поймаю. Сделаю ли я это рано или поздно, зависит от тебя.
— Иногда я тебя ненавижу.
По крайней мере, это происходит не все время. — Это касается нас обоих. А теперь беги.
Она вздрагивает, но, как и в гребаном прошлом, разворачивается и убегает.
Ее движения уже не такие быстрые, как тогда, вероятно, из-за обуви.
Я бегу за ней, мои мышцы напрягаются от необходимости охотиться. Чтобы, блядь, преследовать и побеждать.
И в конце концов причинить боль.
Я не фантазирую о том, чтобы подвергать насилию всех подряд. Только ее. Мою Наоми.
Одна из ее туфель слетает с ноги, и она останавливается на долю секунды, прежде чем сбросить другую. Ее темп ускоряется, когда она босиком, и она начинает метаться между деревьями, двигаясь зигзагообразной линией в попытке оторваться от меня.
Это срабатывает всего на мгновение, прежде чем я снова оказываюсь у нее на хвосте, питаясь исходящими от нее феромонами жертвы.
Мой зверь пробирается когтями на поверхность, увеличиваясь и расширяясь с каждым шагом, который приближает меня к ней.
Я вдыхаю ее аромат, запах лилий и волнующего страха, и я знаю, что я в шаге от того, чтобы схватить ее миниатюрное тело и опрокинуть его, а затем хорошенько трахнуть.
Не имеет значения, что я был болен только прошлой ночью. Сегодня вечером я чувствую себя сильнее самого гребаного дьявола.
Наоми бросает взгляд через плечо и визжит, звук эхом отдается в темной тишине, прежде чем ее безумные движения выходят из-под контроля.
Сейчас она действует в режиме чистого выживания, напрягая свои мышцы до предела и, вероятно, потребляя кислорода на неделю.
Моя собственная волна энергии накатывает, и мышцы ног двигаются плавно и целенаправленно. Чем больше она мечется между деревьями, тем решительнее становится мой зверь.
Чем отчетливее становится ее запах, тем быстрее я преследую ее.
Она останавливается, когда мы выходим на поляну. Камень, на котором мы обычно разговаривали и трахались, все еще там, естественный свидетель нашей ебаной тьмы.
Неподвижный объект, который оставался там, даже когда мы этого не делали.
А теперь мы просто вернулись к исходной точке.
Я использую ее нерешительность и хватаю ее, обхватив рукой за талию, одной рукой поднимая ее.
Она визжит, ее хриплый голос эхом разносится в воздухе, а ее крошечное тельце цепляется, извивается и брыкается в моей хватке.
Ее стоны чисты и первобытны, как и мое хриплое дыхание.
Я обнимаю ее другой рукой и несу к скале, пока она борется, пытаясь вырваться из моей хватки, хотя все ее тело, кажется, охвачено пылающим огнем.
К черту борьбу в этой женщине.
Никто, кроме нее, не стал бы пинать и царапать меня, даже когда их глаза сияют от вожделения ко мне.
Это одна из причин, почему я никогда не смог бы уйти от нее, даже если бы захотел.
Я прижимаю ее тело к камню так, что она наклоняется, положив свои сиськи на плоский край. Наоми взвизгивает и бросается вперед, пытаясь убежать. Я шлепаю ее по заднице три раза подряд.
Ее крик — гребаная музыка для моих ушей, он наполняет лес, его духи — единственные свидетели нашей порочности. Наша гребаная реальность.
Порка не убивает ее борьбу, хотя и уменьшает ее, она все еще пытается отмахнуться от моей руки.
Я хватаю ее за оба запястья и завожу их ей за спину, затем дергаю ее голову назад за прядь волос. — Оставайся, блядь, на месте.
— Нет… нееет, отпусти меня!
— Кричи сколько хочешь. Здесь тебя никто не услышит. Есть только ты и я, моя маленькая грязная шлюшка. Неужели ты действительно думала, что я тебя не поймаю? Ты можешь бегать хоть десять лет, а я все равно схвачу тебя за горло.
— Я не убегала…
Ее слова разжигают огонь у основания моего позвоночника. — Прекрати говорить такое дерьмо, когда ты, блядь, это делала.
— Нет… Ты идиот. Я этого не делала! — слезы блестят на ее веках, и я понятия не имею, крокодиловы это слезы или слезы боли.
Я отпускаю ее запястья и волосы, и Наоми со вздохом падает спиной на камень. Но я не даю ей успокоиться. Я хочу быть рядом с ней и трахать ее каждую чертову секунду и никогда не отпускать ее нахрен.
Дотянувшись до ее груди, я расстегиваю молнию на ее брюках, затем опускаю их и ее трусики.