Изгнанник на цепи (СИ)

Особо это не помогало. Наиболее близким к понятию «расизма» в Японии было отношение людей к двум расам Иных народов — кицуне и тануки. Человекообразные лисы и такие же собаковидные еноты, произошедшие от материализованных духов, были не самыми приятными соседями для любых других рас. Оба вида Иных обожали развлекать себя проказами с людьми, которые часто переходили грань приличного и допустимого. Кроме этого, был еще и сексуальный аспект. Юные кицуне, набрасывающие на себя легкую иллюзию, часто соблазняли честных граждан, стараясь обустроить происходящее так, чтобы потом полюбоваться на ссору любовников из-за измены. Тануки в этом плане ушли еще дальше, нередко работая в борделях, где вовсю использовали свои способности к метаморфозу. Последнее было бы не очень обидно, только вот знание о том, что прекрасная дева, с которой ты только что переспал, является пожилым жирным тануки, мучающимся одышкой…
…в общем, даже отбитые студенты Якудзёсейшин-сеудай рассматривали нового директора и несколько десятков заменителей ушедших в отставку (изгнанных) комаину без малейшего энтузиазма. Каждый был бы обеими руками за возврат вредных, упертых и не особо надежных собак, но те, увы, славились тем, что верность свою отдавали лишь определенному человеку, в нашем случае — покойному Асаго Суга.
Меня, впрочем, вся эта мышиная возня сейчас не волновала никак. Голова кипела после бессонной ночи, продолжая раз за разом прогонять состоявшийся с моим внутренним «жильцом» разговор.
— Алёш… — меня тихонько толкнули в бок. Скосив глаза, я вздохнул, глядя на нависающего слева от меня Распутина. Тот, едва шевеля губами, спросил, — Ты нас вчера чем таким приложил?
— А на что это было похоже?
Рус задумался. По его лицу было видно, что события вспоминает он без всякой радости.
— Ну… — протянул он, — сначала я вспомнил, как будто ты начал стрелять. Этого не было, но я вспомнил. Даже ощущение, как падаю на пол с дыркой во лбу. Еще душно стало очень. Остальные тоже такое помнят. А потом…
— Потом? — удивился я.
— Да, потом от тебя чем-то потянуло… — продолжил тихо рокотать гигант, — Я прям на месте потерялся. В детстве такое было, когда от брата, Федора, в ухо выхватил сильно. Тоже всех накрыло, кроме Рейко твоей. Ты за дверь вышел, а мы в себя еще минут пять приходили. Что это было?
— Не знаю, — почти честно ответил я, — Ты меня разозлил. Очень. Ладно бы сам с Жераром прилетел, так еще и этих приволок зачем-то. Они мне не подруги ни разу. Да еще и при этих девушках о дуэли заговорили. Зачем?
— Они сказали, что подруги, — повесил нос Распутин, — Мне что же, боярыням на слово не верить? Ну а дуэль… а как иначе-то? Из комнаты тебя звать и на ухо потом — мол, «сходи стреляйся за нас»? Раз уж прилетели все…
Я закатил глаза, не став слушать уверения руса о том, что он мне теперь должен. Ведут себя как маленькие дети, сами не понимая, какое пренебрежение высказали себе и друг другу, свалившись вот так, как снег на голову, торопясь «сбросить» свое постороннему человеку на шею. Правила этикета придуманы совсем не для того, чтобы напыщенные голенастые петухи из высших сословий имели, чем побахвалиться! Невербальное общение передает куда больше информации, чем полагают невежды. Даже Рейко вчера хмурилась, понимая, что четверка балбесов на алом дирижабле прилетела в какой-никакой, а её дом, высказав тем самым глубокое неуважение фамилии Иеками. И если руса и Маргариту еще можно было извинить, банально закрыв на подобное глаза в, то с Арай и Сент-Амором это уже было недопустимо. Они оба не могли не понимать, что делают.
С другой стороны, это сущая мелочь по сравнению с услышанными мной откровениями.
Как самый настоящий Эмберхарт, я всё-таки обладал своим внутренним демоном! Но… с кучей очень больших «но».
В чужой миске еда всегда кажется вкуснее. Эта поговорка не теряет ни грана своей актуальности, даже если мы имеем в виду чрезвычайно могущественного графа из Древнего Рода, имеющего всё, о чем только могут мечтать люди и нелюди. Его Светлость, Роберт Эмберхарт, куда острее, нежели его предки, находил обременительными ограничения, которые на него накладывала специфика его рода при общении с демонами другого плана. Проще говоря, моему папаше жутко не нравился статус-кво, очерчивающий очень четкие границы во взаимоотношениях сторон. Ад, способный за долю секунды предоставить неуязвимость смертному, разрушить город или разбудить вулкан, довольствовался тем, что лишь старался регулировать поток своих будущих «клиентов». Эмберхарты, дипломаты и посланники, получали с точки зрения графа, тоже «крошки» — несколько вольностей, внутреннего сожителя, немного знаний. И всё.
 
Разумеется, что обе стороны, когда-то нашедшие общий язык, смотрели друг на друга, как Америка моего старого мира на любую слабую страну, у которой есть нефть. Аду нужен был инструмент помощнее, а Эмберхарту хотелось больше личной власти. Но… договоры — штука священная, хоть это звучит и предельно странно в мире, где нет всемогущих богов.
До чего же додумался мой далеко не глупый отец аж двадцать лет назад? Да до элементарного «Если с этим Адом ничего изменить нельзя, то почему бы не найти другой?». Ну а под такой амбициозный проект можно и собственного потомка… создать. Для налаживания будущих связей.
Так и появился на свет некий Алистер, четвертый сын Лорда Демонов. Когда пришла пора, он и был использован в модифицированном ритуале Древнего Рода, изначально рассчитанном для призыв обычного демона-сожителя, полагающегося каждому Эмберхарту. Нить поиска, щедро питаемая чудовищными запасами энергии замка Гримфейт, протянулась на немыслимое расстояние, нашла нужный план и… даже зацепилась за любопытного обитателя этого самого плана. А затем, к ну очень сильному удивлению этого самого демона — утащила его в чужой мир, в детское тело, «приземлив» на чужую душу, которая подобного обращения просто не выдержала, исторгнув из себя Искру.
Успех, ценой всего лишь в жизнь невинного ребенка, которую, кстати, получилось частично сохранить путем добавления в этот гремучий коктейль меня. Хотя… вопрос этики, морали и логики тут был очень запутанным — я узнал всё, что знал Алистер, но при этом его Искра давно уже ушла на перерождение. С другой стороны, Искра не обладает никакими личностными характеристиками и памятью, это уже относится к Ядру и Плоду. Так что с одной стороны я был стопроцентным Алистером Эмберхартом, с другой — чужаком из иного мира и времени.
Графа, по словам моего внутреннего «жильца», тогда такие мелочи волновали слабо. Стабилизировав меня, он с энтузиазмом приступил к исследованиям… быстро подтвердившим провал эксперимента. Связь с другим планом была невозможна, даже больше — полноценное общение с выдернутым сюда представителем этого самого плана… тоже.
Я представлял из себя систему, замершую в очень шатком равновесии. Демон, назвавшийся Эйлаксом, описал существующее положение вещей так — моё тело является своеобразным хрупким крючком, на котором висит безумно растянутая сквозь бездны расстояния связь с его планом. Сам демон постоянно находится в сонном трансе ради равновесия этой системы, чему, в принципе, очень рад. Пока я спокоен и сосредоточен (как обычно) — система спокойно себя регулирует, позволяя мне жить, а Эйлаксу спать в свое удовольствие. Как только я начинаю испытывать сильные эмоции, наша связь с демоном проходит точку относительной стабильности, порождая резонанс энергетических оболочек, а вслед за ним — детонацию… меня. Моего Плода, Ядра, Зерна — всего, вплоть до Искры, которой, в случае детонации, предстоит отправиться туда же, куда улетела Искра «первого» Алистера.
 
Детонация даст Эйлаксу чудовищный пинок по зад, отправляя его домой, а излишков энергии при этом хватит, чтобы установить устойчивый канал между планом демона и этой Землей. Со всеми вытекающими последствиями, включая и прекрасно обоснованное опасение Эйлакса о том, что такого резкого путешествия назад он банально не переживет. При этом, в точках «отправки» и «прибытия» демона скорее всего произойдут бы очень большие разрушения. Взрыв, пробой, портал.