Страшные сказки Бретани (СИ)
«Но я делаю это ради их же блага», — успокаивала она себя. «Если правда о нашей с Леоном связи выплывет наружу, пострадает и моя репутация, и его, да и слугам тоже придётся несладко. Бомани, если узнает, конечно, промолчит, но будет страшно недоволен — он до сих пор до конца не принял Леона, по-прежнему считая его чужаком. Сюзанна же, если узнает, будет стараться всеми силами сохранить тайну, но в конце концов кому-нибудь непременно проболтается и сама же будет страдать из-за этого. Нет, слугам нельзя знать!».
Дни их проходили даже более обыденно, чем раньше, поскольку не приходилось гоняться за привидениями и оборотнями, разыскивать ундин, плясать с лесными духами и прочей нечистью. Ночи же Эжени и Леон проводили вместе — иногда он приходил к ней в спальню, иногда она к нему, порой же они уединялись в каком-нибудь укромном месте — чаще всего в библиотеке. Пижма, купленная у травницы Жанны ещё зимой, в конце концов пригодилась — Эжени исправно заваривала из неё чай и пила, добавляя мёду, чтобы перебить его неприятный вкус. Родить ребёнка от Леона, да и вообще родить от кого-либо никак не входило в её планы. Ей не приходилось близко общаться с беременными женщинами, но Эжени достаточно хорошо представляла, какие мучительные превращения происходят с телом будущей матери и насколько велик риск лишиться жизни при родах. Кроме того, она была уверена, что Леон скорее умрёт, чем станет отцом бастарда и обречёт своё дитя на то, через что прошёл сам, и если она забеременеет, он женится на ней любой ценой, хотя бы и силой.
Но такие мысли приходили в голову Эжени не так уж часто. Гораздо больше в эти сумасшедшие весенние дни было приятных мыслей, слов и дел. Весна тем временем уверенно вступала в свои права — небо наконец-то сменило цвет с тускло-серого на нежно-голубой, солнце стало появляться на нём гораздо чаще, редкий снег вовсю таял, оставляя после себя грязные черноватые лужицы, с юга потянулись стаи перелётных птиц, и воздух огласился их звонкими трелями. Ветер из холодного и пронизывающего превратился в свежий и доносил тревожащие, будоражащие запахи, из-под земли стали пробиваться первоцветы, а в деревне по ночам запели свои весенние песни коты. В такое время сама природа будто шептала «Любите!», и Леон с Эжени с радостью последовали этому призыву.
Почти месяц прошёл в блаженном спокойствии, а на изломе апреля, когда снег полностью сошёл, на деревьях уже набухали почки, птичий пересвист набрал силу, а коты, напротив, попритихли, Эжени и её верного спутника, а ныне и возлюбленного, ждало новое приключение. Вестником его стал нежданный гость, а новость о госте принесла, как сорока на хвосте, Сюзанна. Однажды во второй половине дня она вбежала в гостиную, полыхнув своим ярко-розовым платьем, ещё более взволнованная и быстрая, чем обычно (Леон и Эжени едва успели отдёрнуть руки друг от друга — он поспешно отступил на несколько шагов, она склонила голову над книгой, которую якобы читала). Но Сюзанна явно была обеспокоена настолько, что не заметила ничего подозрительного.
— Госпожа Эжени, господин Лебренн! — грудь служанки часто вздымалась и опускалась, на щеках пылал румянец. — Ко мне на днях приехал кузен Франсуа, из владений графа д’Эрвье, что у самого берега моря. Я-то думала, он просто навестить меня хочет, соскучился по родной душе… А он надумал насовсем сюда переезжать. У них там дурные дела творятся, — Сюзанна почему-то огляделась и понизила голос. — Говорят, у них там вампир завёлся, а может, даже и не один.
— Вампир? Настоящий вампир? — резко спросил Леон. Эжени знала, что он, не глядя на неё, почувствовал, как она напряглась, и пожалела, что он не может сейчас взять её за руку, обнять и успокоить.
— Франсуа клянётся, что да, — Сюзанна кивнула, глаза её стали совсем круглыми от испуга. — Говорит, что на него самого однажды напали, и он чудом остался жив. Вот и решил уехать от греха подальше.
— И он приехал сюда, во владения госпожи де Сен-Мартен? — Леон бросил на хозяйку быстрый взгляд. — Не самое лучшее место, чтобы укрываться от нечисти, тебе не кажется?
— Франсуа знает, что у нас здесь творится, — служанка снова закивала. — Только он слышал, что в последнее время нечисть вроде притихла… что вы и госпожа Эжени кого изгнали, кого успокоили. Да и кровопийц у нас вроде замечено не было, — она перекрестилась. — Вот он и решил сюда перебраться — тут всё-таки я, родная кровь, да и безопаснее тут — вы ведь, если что, его в обиду не дадите…
Эжени и Леон переглянулись.
— Интересная история, — медленно произнесла девушка. — Где остановился твой кузен?
— У моих родителей, — лицо Сюзанны осветилось надеждой. — Там, конечно, тесно, ну так в тесноте, да не в обиде! Вы ведь его выслушаете, правда? А то он как начал мне рассказывать про вампиров да про лес, а я слушать не могу — всю дрожь пробирает, мурашки по телу бегут! — она нервно обхватила себя руками, словно и впрямь дрожала от холода.
— Надо будет навестить Франсуа, послушать, что он скажет, — Эжени повернулась к Леону и увидела в его глазах отражение собственных чувств — надежду на новое приключение.
Кузен Сюзанны оказался молодым человеком, имевшим значительное сходство со своей сестрой, — у него были такие же вьющиеся светлые волосы, нежный румянец и глаза зеленовато-серого цвета. Вообще Франсуа был на редкость хорош собой, хоть и смахивал больше на девушку, чем на юношу, и его белозубая улыбка, должно быть, покорила немало девичьих сердец, но сейчас он не улыбался, а румянец его, едва он принялся рассказывать историю о вампирах, исчез, и кожа приобрела сероватый оттенок.
— Госпожа Эжени, господин Лебренн, — после бесчисленных поклонов и уверений в бесконечной преданности Франсуа наконец-то начал свой рассказ. — Знаю, что вы мне не поверите, но клянусь, честное слово, не вру, да и не смог бы я такого выдумать, Богом клянусь…
— Да говори уже! — шикнула на него стоявшая неподалёку Сюзанна. Франсуа укоризненно посмотрел на сестру, но всё-таки перешёл к делу.
— У нас в землях господина графа с месяц назад стали твориться странные дела, — наклонившись вперёд, зашептал он. — То мёртвую корову найдут, то лошадь, и все без единой капельки крови! А на шее следы от клыков. Для волка или медведя вроде маловаты, для лисы тоже, да и не справится лиса со взрослым конём или быком! Ну тут, понятное дело, слухи пошли, что завелись у нас вампиры. Хозяева стали скотину понадёжнее запирать, детей по вечерам на улицу не отпускать, осиновые колья приготовили, кое-кто даже серебряные пули отлил. Да только не больно-то оно помогло…
Франсуа перевёл дух и с тоской во взгляде обернулся на Сюзанну — та подбадривающе кивнула ему.
— А потом ещё хуже стало. Кровосос этот на людей нападать начал. Филипп Робер, наш мельник, рано утром шёл на мельницу. Вроде и не темно уже было, сумерки, да и солнце вот-вот встать должно было… Вампиры, они же, известное дело, по ночам нападают, свет солнца их жжёт! Идёт, значит, Филипп и слышит вдалеке топот, как будто человек бежит, да быстро так. Оглянулся он — а за ним мчится чёрный, страшный, да с такой скоростью, с какой не всякая лошадь скачет! Ну Филипп не дурак, вспомнил про обескровленную скотину, смекнул, что к чему, да и припустил. Говорит, никогда так быстро не бегал — сердце из груди чуть не выпрыгнуло, а этот гонится за ним и не отстаёт! Хорошо, путь Филиппа мимо церкви пролегал — он рванулся, залетел внутрь и затаился. Нечисть-то в святой храм войти не может, крест её не пускает, да и святая вода там была — Филипп уже готов был плеснуть в вампира, но тот походил-походил вокруг да исчез. Филипп потом долго ещё в церкви ждал — вышел, когда уже солнце вовсю стало палить.
— Он разглядел преследователя? — Эжени приняла свой обычный задумчивый вид.
— Да какое там! — юноша поёжился. — Он едва ноги унёс! Говорит, вроде как мужчина — высокий, весь в чёрном, страшный… Да там разве разглядишь? Жив остался, и ладно. Теперь после темноты носа на улицу не кажет.
Франсуа вздохнул и надолго замолчал.